– Старый я уже, Марфа. Девочку свою в надёжные руки отдать бы и помирать можно. Не даёт Пётр Лемах спокойствия моей душе.
– Так за другого отдайте. Велика печаль!
– Не могу, слово Георгию дал.
– Ну-у, барин, ты, как девка боязливая: и хочется, и колется, и мамка не велит! – разбушевалась нянька, презрев все правила приличия. – Смотри, кабы не пожалеть потом!
– А уж в этом с тебя спрос, толстая корова! – громыхнул неожиданно грозно Илья Савович. – Не уследишь за барышней – шкуру с живой спущу!
– Созрела девка! Замуж пора!! – в два раза громче супротив прежнего возопила баба, всем видом выражая готовность стоять на своём. Разверзнись сей час хляби небесные, с громом-молнией, и тогда бы нянька не сдвинулась с места.
– Марфа, уйди, Христа ради, – тихо попросил Илья Савович. – Я подумаю о твоих словах.
– Уж вы бы поторопились думать-то, Илья Савич, – нянька согнулась до полу, приобретая просительный тон и необходимую случаю подобострастность.
Как-никак, нужную мысль до барина она донесла, теперь остаётся только ждать.
Господин Коржавин хоть мыслями и не торопок, но в решениях своих твёрд.
Варенька слышала отдалённые раскаты марфушиного неистовства и даже различала отдельные слова. «Замуж пора» она услышала вполне явственно. И тут же оскорблённая гордость подсказала ей, что нашла выход, как залечить полученные от Шербрука раны.
Глава 11
Следующие полчаса наполнили графа Беллингтона новым опытом.
«Брат милосердия! – ново, необычно и даже свежо», – усмехался Чарлз, черкая острозаточенным ножом по предполагаемым швам грязного платья.
Справедливо рассудив, что одежда всё равно испорчена и нет необходимости щадить эти жалкие лохмотья, он не особо церемонился. Торопился ещё и потому, что понимал: действенная помощь нужна немедленно.
У двери по-прежнему непреодолимой преградой для слуг возвышался Аякс. Стоило оттащить пса к месту его заключения, да только это могло занять много времени, а полуженщина-полутруп требовала безоговорочного внимания.
Срывая последние тряпочки с безучастного тела, испачкавшись при этом ещё основательнее, Чарлз чертыхался.
– Надо было оставить твою находку под кустом, – сказал издали граф собаке, и крикнул дальше, толпящимся в коридоре слугам. – Тёплой воды, тряпок и бренди.
Суетливый гомон и бодроудаляющийся топот сказали ему, что приказания приняты к исполнению. Чарлз бросил взгляд на пострадавшую и невольно задержал дыхание. Тело, блестевшее перед ним безупречной кожей, было гармоничных пропорций. Если бы не оскорбляли взгляд сбитые в кровь ступни и не выделялись заскорузлые красные ладони, граф мог бы с уверенностью сказать, что не встречал женщины прелестнее. Не отдавая себе отчёта в действиях, Беллингтон стремительно смахнул грязные пряди с лица потерпевшей, ожидая увидеть продолжение совершенства. Его ждало разочарование: на опухшем, в лиловых разводах от ушибов, лице невозможно было угадать присущие прежде черты. Даже форма губ скрывалась под кровью, засохшей коркой.
«Жива ли она? – Беллингтон сжал ледяное запястье и ощутил слабые толчки прерывистого пульса.
– Если и жива, то ненадолго, – пробормотал граф себе под нос недовольно.
Он резко крутнулся к двери: так и есть – сгрудились у входа и не торопятся доставить ему нужные вещи.
Аякс уже был спокоен. Хотя его голова, сложенная на вытянутые лапы, занимала почти весь проход, а сощуренные глаза злобно поблёскивали, Чарлз был уверен, что пёс понимает всё происходящее и не намерен чинить препятствий слугам.
– Я жду вас, – сказал граф ёжившимся в страхе горничным таким тоном, что перспектива быть растерзанными собакой показалась им более привлекательной.
Софи и Мэри, толкаясь, ринулись к жертве ночного происшествия, и Чарлз решил, было, что остаток ночи он всё же закончит в своей постели.
Поторопился с выводами!
Софи, недолго думая, засунула ступню пострадавшей прямиком в чашку с горячей водой.
Боль была ужасающа. Элизабет показалось, что ей одним махом отрезали ногу…топором…всю ступню разом. Она закричала так, как не кричала никогда в жизни. В её, наполненный мукой, ор вплёлся тоненький визг перепуганной насмерть горничной и свирепое рычание невидимого зверя.
Настоящая какофония звуков!
– Решили оставить несчастную без ног? – холодно поинтересовался Беллингтон, подталкивая Софи к выходу. – На вас-то я могу рассчитывать? – недоверчиво покосился он в сторону дородной, флегматичной Мэри, воспринимающей происшедшее с сонным недоумением. – Похоже, что нет. Мэри и Софи, вы свободны. Хинли, я был бы благодарен вашим участием.
Старик тихонько приблизился и окинул поле предстоящей деятельности робким взглядом.
– Похоже, – пробормотал Чарлз сквозь зубы, – случись со мной какая-нибудь неприятность в этом доме, я благополучно загнусь сам по себе.
Ещё он хотел добавить: «Интересно, мой дядюшка скончался сразу или долго молил о помощи, которой так и не дождался?». Но промолчал, видя неподдельное замешательство, охватившее Хинли. Назревала возможность остаться совсем без помощников.
– Раны всё равно нужно промыть, – жёстко оповестил старика Чарлз.
– Нельзя ли уменьшить громкость этого создания? – предложил дворецкий несмело.
– Попробовать можно.
Граф подхватил женщину под мышки, крепко прижал её спину к своей груди и нажал на подбородок сильными пальцами, открывая несчастной рот ещё шире.
– Хинли, лейте сюда бренди.
Старика, казалось, парализовало на месте.
– Зачем?
Бет больше не кричала, лишь хрипло стонала, выталкивая воздух из распахнутой насильно глотки.
– Представьте, что вы порезали руку. Сильно… – терпеливо выговорил Чарлз.
Дворецкий взглянул на бутылку в своей руке: конечно, граф прав, это помогает забыться.
– Но я – мужчина, а она – женщина!
– И в чём же разница, кроме очевидного? – Беллингтон начал свирепеть. – У неё отсутствуют руки, ноги или не хватает каких-то иных органов?
Тысяча чертей! Его загонят в гроб, не иначе! Уложат рядом с этим полутрупом и накроют простынкой. Где была его голова, когда он рассчитал Франсуазу и Антуана? Посчитал, что замок, итак, кишит слугами…
– Для леди возможно выпить бокал вина; чашечку грога при простуде…– вещал между тем дворецкий вполне серьёзно.
– … или бутылку бренди, если от этого зависит её жизнь, – решительно прервал разглогольствывания слуги Беллингтон. – К тому же, дама – по всей видимости, не леди.
Последний довод оказался самым весомым, и Хинли приступил к выполнению задания.
Элизабет кашляла и давилась, но жгучая жидкость всё наполняла и наполняла ей рот до тех пор, пока не стало всё равно, голова закружилась и поплыла, как по волнам высохшая, полая тыква…