Лето придёт во сне. Приют

Его уход словно лишил Нюру последних сил, она рухнула на стул и закрыла лицо руками. Девочки склонились над ней, а Марфа Никитовна устало облокотилась о стол.

– Что случилось? – робко спросила я и, судя по удивлённым взглядам, только сейчас была замечена.

Надо отдать должное солидарности нашей певчей компании – никто не стал скрывать от меня правду, как от самой младшей. И я постепенно узнала вот что.

Погибшая ночью девушка оказалась старшей сестрой Нюры, и в приют они попали вместе, когда их отца и мать посадили за изготовление и продажу табачных изделий. В церковь Нюра пришла просить батюшку Афанасия втайне провести заупокойную службу по сестре, в чём он был вынужден отказать, ведь, как известно, отпевать самоубийц запрещено.

– Почему они сделали это? – тихонько спросила я, имея в виду Нюрину сестру и того парня, что прыгнул с крыши вместе с ней.

Девочки разом посмотрели на Марфу Никитовну, словно спрашивая разрешения говорить, но та ответила сама:

– В этом возрасте… всё кажется серьёзным, даже если это не так. Мальчик и девочка нравились друг другу, подумали, что это любовь. И зная, что не смогут быть вместе, решили, что лучше вот так… глупые дети.

Нюра затрясла головой, но рук от лица не отняла и ничего не сказала.

А я вдруг поняла, что, зная о строгом запрете на отношения между воспитанниками приюта, никогда не интересовалась его причиной.

– Почему они не могли быть вместе? Разве нельзя было пожениться после выпуска? Им же в приюте оставалось немного…

Все изумлённо поглядели на меня, даже Нюра перестала всхлипывать. И снова ответила Марфа Никитовна.

– Евгеника, – сказала она непонятное слово. – В коррекционный приют попадают дети преступников. И таким детям разрешается в будущем образовать пару только с кем-то из порядочной семьи, тогда есть шанс, что уже в их детях хорошая наследственность пересилит плохую. Но никогда друг с другом. В этом случае минус на минус не даёт плюс.

– Но ведь… – Я не знала, что сказать, и брякнула, не подумав: – Можно было убежать…

Что-то, возможно, тот самый голос-без-слов, что уже не раз выручал меня, помог и сейчас. Только благодаря ему я в последний момент спохватилась и не добавила два слова: «На Запад». Может, конечно, ничего страшного и не случилось бы, но озвучивать такие мысли, даже в кругу, как я считала, близких людей, было бы крайне опрометчиво.

– Куда убежать? – грустно спросила Аня, осторожно гладя Нюру по руке. – Ну убежали бы, а дальше что? Без документов, без денег…

Я опустила голову, надеясь, что это выглядит так, будто я застеснялась сказанной глупости. К счастью, о моих неосторожных словах сразу позабыли, сочтя их болтовнёй ребёнка, который сам ещё не понимает, о чём говорит.

– Выпей. – Марфа Никитовна накапала что-то в стакан с водой и протянула Нюре. – Не злись на батюшку, он бы и рад тебе помочь, но не может.

Нюра не притронулась к стакану, вместо этого быстро заговорила, отняв руки от заплаканного лица:

– Я же не просила при всех… службу не просила… только чтобы он сам… помолился за неё…

Марфа Никитовна поставила отвергнутый стакан на стол и тяжело опустилась в кресло.

– Афанасий – божий человек, Нюрочка. Не может он идти против церковных канонов. Не может отпевать самоубиенных даже наедине с собой.

Я уже поняла, что ни занятий, ни спевки сегодня не будет, а смотреть на горе Нюры было невыносимо, поэтому отступила к двери и тихонько сказала:

– До свидания.

Но моего ухода тоже никто не заметил.

Вернувшись в дортуар, я застала девочек в прескверном настроении. Яринка сидела на подоконнике, мрачно уставившись в окно, Зина и Настуся пытались учить уроки, но, судя по рассеянным взглядам, не очень-то им это удавалось.

При моём появлении Яринка слегка оживилась, повернула голову:

– Что, не было занятий в церкви?

– Там Нюра, – грустно поделилась я, забираясь на подоконник рядом с ней. – Погибшая девушка – это её сестра.

Подруга присвистнула. То есть действительно вытянула губы трубочкой и издала протяжный свист. Агафья упала бы в обморок.

– Ничего себе! И как она сейчас?

– Плохо. Плачет. Просила батюшку Афанасия помолиться за сестру, а он не захотел.

Неожиданно раздался громкий стук – это Настуся с силой опустила на стол свой планшет, в котором до этого пыталась что-то читать. Мы удивлённо уставились на неё, и не потому, что она никогда не позволяла себе такого губительного обращения со школьным имуществом, но из-за ярости, горевшей в обычно кротких Настусиных глазах.

– Правильно не захотел! – отчётливо сказала она таким же яростным голосом. – Ещё молиться за неё не хватало!

От изумления никто из нас не смог вымолвить ни слова, и, не дождавшись никакой реакции, Настуся спросила:

– А вы считаете, было бы правильно отпевать таких, как она?

– Каких – таких? – наконец выдавила я.

– А вот таких! – Настуся, кажется, призвала на помощь все внутренние силы и выплюнула слово, которое я никак не ожидала услышать в этих стенах: – Шлюх!

Снова повисло ошеломлённое молчание. А потом Яринка, тихим и вкрадчивым голосом, не предвещавшим ничего хорошего, почти ласково спросила:

– И почему же она была шлюхой?

– А кем? – Настуся не опустила глаз. – Зачем ей понадобилось прыгать с крыши за руку с парнем, если только не для того, чтобы скрыть свой позор?

Боковым зрением я увидела, как медленно вздымается грудь Яринки, набирающей в лёгкие воздух для ответа, и поспешила вмешаться в жалкой попытке предотвратить грядущую ссору:

– Насть, ты же не можешь знать, что там у них на самом деле было! Почему сразу позор-то?

Настуся посмотрела на меня как на умственно отсталую.

– Она была ночью наедине с парнем. На крыше. Никто не видел, как они туда поднялись и как вообще вышли из корпусов, а значит, делали это не в первый раз. Этого мало?

Я тоже начала заводиться:

– Мало! Они поднялись на крышу, чтобы прыгнуть оттуда. С чего ты взяла, что было что-то ещё?

– Ага, просто вдруг решили, что хотят вместе прыгнуть с крыши, – неестественно рассмеялась Настуся. – Обычное дело!

– Она была беременна, – сказала вдруг молчавшая до этого Зина.

В который уже раз возникла немая сцена. Не многовато ли их для одного дня?

– С чего ты взяла? – наконец спросила Яринка, на время забывшая про Настусю.