Лето придёт во сне. Запад

– Скорее всего. По документам ты теперь его дочь. Только он может сопровождать тебя в дороге, не вызывая подозрений.

– Нет! Только не с ним, ни за что! Мы должны от него избавиться! – Я забыла про свой символичный наряд, выпрямилась слишком резко и едва успела поймать полотенце до того, как оно соскользнуло бы на пол.

Воспользовавшись этим, Дэн поспешно отвернулся и юркнул в ванную комнату, оставив меня без ответа.

– Дэн! – От досады я притопнула ногой, всё-таки уронила полотенце, пнула его и принялась торопливо натягивать извлечённую из рюкзака ночную рубашку, бормоча под нос ругательства. Ну почему, почему с самого начала, с моего дурацкого нового паспорта, Михаил Юрьевич делает всё, как будто мне назло?! Хочет разлучить меня с друзьями и оставить рядом человека, которого я на дух не переношу?! Ну уж нет! Чем бы ни было мотивировано такое решение, но только я вправе выбирать, кому быть рядом со мной в конце путешествия. И я выберу! Если, конечно, мой выбор будет взаимным.

Последняя мысль так встревожила меня, что я еле дождалась Дэна, а едва он показался из ванной, спросила:

– Если Михаил Юрьевич велит тебе уехать, как Иге, свернуть в другую сторону… ты это сделаешь?

Любимый после душа выглядел посвежевшим, умиротворённым и очень красивым.

– Малявка, – спокойно, даже снисходительно ответил он, – я тебя люблю, но иногда ты говоришь настоящие глупости. Ни я, ни Ярина никогда тебя не оставим, что бы ни приказал Михаил Юрьевич или кто-либо ещё. Запомнишь?

– Запомню, – с облегчением отозвалась я и торопливо, словно боясь опоздать, добавила: – Я тоже тебя люблю.

Это было наше первое признание в любви. Точнее, первое произнесённое вслух. До этого мы уже сотни раз всё сказали друг другу по-иному: жестами, взглядами, поцелуями, одинаковыми ночными снами, медленно перетекающими друг в друга, словно два притока реки. Наши чувства были так ясны и определенны, что до сих пор у меня не возникало мысли облечь их в слова. Зачем? Но Дэн сделал это, и я поспешила ответить тем же.

На миг мы оба замерли, словно стараясь продлить и навсегда запомнить этот миг, потом шагнули друг к другу. Обнялись. От Дэна пахло цветочным мылом, выглаженной тканью рубашки и ещё чем-то едва уловимым, но знакомым ещё с приютских времён. Наверное, теми самыми загадочными феромонами, которые выделяет каждый человек и по запаху которых мы выбираем друг друга. Сейчас эта гипотеза показалась мне полнейшей чушью, несмотря на то что запах Дэна очень нравился. Но разве запахи заставили нас быть вместе? Разумеется, не запахи, но тогда что?

Забавно: у нас всё произошло настолько легко и естественно, что, начиная с той ночи, когда мы, лёжа рядом на купейной полке, вдруг соприкоснулись губами, я не задумывалась о том, как или благодаря чему вдруг поняла, что люблю Дэна. Когда вообще это началось? В поезде? Нет. На крыше дома в Черешнино, где мы сидели вдвоём под жёлтым взглядом луны? Нет. На пустынной дороге, куда Дэн вместе с остальными примчался мне на помощь? Тоже нет. Если уж искать точку отсчёта, то, наверное, правильно будет назвать день нашей встречи в лесу, за забором приюта, пусть тогда мы оба и не подозревали об этом.

– Люблю тебя, – повторила я, уткнувшись лицом в грудь Дэну и пробуя эти слова на вкус. Никогда никому не говорила их, даже Ральфу. Особенно Ральфу. Это была бы очень неуклюжая ложь, к тому же ему совершенно не нужная.

Чуть позже, когда мы погасили в номере свет и легли на большую двуспальную кровать, что было так непривычно после узкой полки в купе, Дэн тоже повторил:

– Люблю, – и притянул меня к себе.

Я обрадовалась. С момента моего дурацкого появления из ванной в одном полотенце было совершенно непонятно, что делать дальше с нашим уединением. Хочет ли Дэн того же, что и я? Окончательно сблизиться, стать одним целым? Тем более когда ещё выпадет такая возможность! Увы, мы не можем ждать, не можем позволить себе растягивать удовольствие, снова и снова отодвигая сокровенный момент, чтобы насладиться его предвкушением.

Поэтому сейчас я охотно подалась к Дэну и подставила губы для поцелуя.

Целовались мы долго и самозабвенно. Теперь не приходилось помнить о присутствующем рядом Белёсом, не нужно было думать, как бы не упасть с узкой вагонной полки, и мы полностью отдались этому занятию. Я зарывалась пальцами в лёгкие как пух волосы Дэна, он слегка прикусывал мои губы, отрываясь от них только затем, чтобы покрыть поцелуями шею или провести кончиком языка за ухом. Я всё ждала, когда он перейдёт ниже, как это всегда делал Ральф, и чувствовала, как под тонкой тканью ночной рубашки заранее твердеют соски. Но Дэн не торопился, и тогда я нашарила в темноте его ладонь, настойчиво потянула к своей груди, другой рукой оттягивая вниз свободный ворот…

Внезапно поцелуи прекратились, Дэн отстранился и лёг на спину. Ещё ничего не понимая, я попыталась снова прижаться к нему, но была остановлена тихим, но твёрдым:

– Дайка, нет.

– Что? Почему?

Я села на постели, подтянула лямку ночнушки, непонимающе уставилась на Дэна. Темнота в номере была неполной, и я видела, что он, сжав губы, смотрит в потолок. Между нами повисла напряжённая тишина, которую нарушало только моё учащённое дыхание, никак не желающее выравниваться, в то время как грудь Дэна вздымалась медленно и мерно. Я вдруг поняла, что это означает, и почувствовала глубокое разочарование, граничащее с обидой.

– Ты не хочешь, да? Я тебе не нравлюсь?

Дэн двинул головой по подушке из стороны в сторону.

– Не в этом дело! Я хочу, но лучше не надо. Не так.

Я наморщила лоб, не понимая, что это может означать. Почему не так? Что нам мешает? Может, Дэн думает, что я ещё ни разу…

– Денис, послушай. Ты ведь знаешь, где мы с Яринкой были? Что это за остров? Так вот там я бы никак не смогла остаться…

– Я знаю, – торопливо перебил Дэн, – Ярина рассказывала про того, кто купил тебя.

– Да? – Я почувствовала растущее беспокойство. Что, если для Дэна это много значит? Что, если теперь я кажусь ему грязной, и именно поэтому он меня не хочет? – И что она рассказала?

– Всё, – коротко ответил он, и я понурилась.

Н-да, соврать, будто у меня с Ральфом что-то было всего лишь один-два раза, не получится. И надо ли? Если Дэну неприятен факт, что его девушка когда-то принадлежала другому мужчине, то не лучше ли ему знать всю правду и либо принять её, либо отказаться от меня здесь и сейчас?

Но я слишком плохо подумала о любимом и поняла это уже в следующее мгновение, когда Дэн заговорил в темноту:

– Тебе же, наверно, после этого проклятого острова все мужчины кажутся такими, как там. Я не хочу, чтобы ты думала, будто и мне нужно только твоё тело. Что мою любовь надо заслужить через постель. Ты ведь поэтому торопишься?

Я хотела ответить, что вовсе не тороплюсь, но вспомнила своё дурацкое появление в одном полотенце и, кажется, покраснела.

Дэн нащупал в темноте мою ладонь, бережно сжал и потянул на себя. Я легла рядом с ним, положила голову на прохладное плечо, услышала стук сердца и запоздало устыдилась своих недавних мыслей. А ещё мне вдруг стало так легко и спокойно, словно Дэн снял с меня некую обязанность, повинность, с существованием которой я уже смирилась. В сущности, так оно и было. Разве каждый раз отправляясь в номер к Ральфу, я делала это не с желанием заслужить его одобрение? Доказать, что он не зря спас меня от Ховрина, как-то компенсировать затраченные на меня время и финансы? Но разве можно было иначе?

– Меня не насиловали там, – пробормотала я в тёплую ложбинку между Дэновым плечом и шеей, пытаясь оправдать не то себя, не то Доннела. – Я сама…

Плечо Дэна закаменело под моей щекой.

– Ты не сама! – Я услышала, как он скрипнул зубами. – У тебя не было выбора, была лишь его иллюзия. Думаешь, если бы ты отказалась, он, этот западный говнюк, не заставил бы тебя?

Я честно попыталась представить такой поворот событий. Если бы в нашу первую ночь я сказала Ральфу, что не хочу его, если бы стала сопротивляться, взял бы он меня силой? Перед глазами, как наяву, появилось загорелое лицо Доннела с иронично поднятой чёрной бровью, и я решительно мотнула головой, скорее для себя, чем для Дэна: нет, не стал бы! Ральф слишком горд, слишком самоуверен, чтобы опуститься до насилия над глупой девчонкой, не оценившей выпавший ей шанс оказаться в его объятиях.

– Не заставил бы? – отреагировал Дэн на моё протестующее движение. – Возможно. А знаешь, почему? Не было необходимости. Он знал, что ты и так никуда не денешься. Что ты слишком одинока, чтобы отказаться даже от такого внимания к себе.

– У меня же была Яринка, – слабо возразила я, но сразу поняла, что это не совсем правда. Конечно, Яринка была, но тогда она уже проводила больше времени в компании Яна и в танцевальной студии, чем со мной. И разве я не чувствовала себя одинокой?

– У Яринки был Ян, – озвучил Дэн мои мысли. – А она сама была там такой же бесправной пленницей, как и все вы. И этот… как его… Дональд не мог не понимать, насколько ты нуждаешься хоть в чьей-то близости и защите.

– Доннел, – машинально поправила я, думая о том, что Дэн прав. Я тянулась к Ральфу, как тянется бездомный котёнок к погладившей его руке, несмотря на то что рука эта может быть грубой, может причинять боль. Но Ральф появился в отчаянный момент моей жизни, пришёл на помощь как герой из фильма, и ради того, чтобы не потерять его защиту и участие, я была бы согласна на нечто гораздо большее, чем потеря девственности.

– Если бы он не воспользовался твоим положением, – продолжал Дэн напряжённым голосом, – только тогда можно было бы сказать, что у тебя был выбор. Тем более что он ведь не руссийский мужлан, думающий, будто девочка с четырнадцати лет должна рожать! Он человек с Запада! —

Голос Дэна поднялся, в нём зазвучала плохо сдерживаемая ярость:

– Там не принято трахать детей, это тяжкое преступление! И раз он всё равно делал это с тобой, значит, затем и приплывал на остров! Он ничем не лучше остальных уродов, не лучше даже того, у которого успел тебя перекупить!

С последним я не могла согласиться, но простила Дэну его неосведомлённость: он не знал Ховрина лично и не мог по достоинству оценить его непревзойдённого сволочизма. Но Дэн расценил моё молчание по-своему и настойчиво продолжил:

– Если тебе казалось, а может, и сейчас кажется, будто ты испытывала что-то к этому буржуйскому говнюку, то будь уверена – это не более чем стокгольмский синдром! Стокгольмский синдром – это когда…

– Я знаю, что такое стокгольмский синдром, – поспешила заверить я. – Читала. Но Ральфу я была просто благодарна. Он многое для меня сделал.

Дэн продолжал держать мою ладонь в своей, и сейчас она вдруг бессильно обмякла.