Лето придёт во сне. Запад

Я почувствовала, как, несмотря на сонное вагонное тепло, по спине пробежал озноб. Некий знак, да? Похоже, что теперь и я его получила.

Перед моими широко раскрытыми глазами из темноты вдруг соткался высокий и светлый купол приютской церкви, лаковые доски клироса, косые солнечные лучи, падающие на него через витражные окна… падающие на меня. Стоя под ними, я пою, запрокинув голову и опустив ресницы, так, чтобы солнечные блики играли на них крошечными радугами. Пою «Медвежью колыбельную» и представляю, что я и есть тот самый медведь, который проснулся посреди зимы и которому всего-то нужно снова уснуть для того, чтобы сразу наступило лето. Я завидовала этому медведю, потому что у меня уснуть не получалось, и я была вынуждена жить среди безжалостной зимы, куда меня вырвали из тёплого родительского дома. Из лета. А зима длилась и длилась, она не кончалась даже в Оазисе под жарким южным солнцем – оно было фальшивое, как и синее море, и жёлтые пляжи… Всё это не давало настоящего тепла, того, что может греть не только снаружи, но и изнутри. Такое тепло могло бы дать только лето из «Медвежьей колыбельной», лето, которого я ждала все эти годы.

– Лето придёт во сне, – невольно прошептала я строчку из песни, и, будто эти слова тоже были неким паролем, из темноты протянулась ладонь Дэна, погладила меня по правой щеке, той, где под уродливым коричневым пятном прятались еловые лапки.

– Будь со мной, Дайка. – Тёплое дыхание щекотало мои губы. – Стань Летней.

И, зачарованная этим словом, этим посланным мне откуда-то знаком, я ответила:

– Хорошо.

А потом закрыла глаза и подалась вперёд, стирая разделяющее нас расстояние.

Глава 10

Тайга

Жила-была в дремучем лесу одна девочка. Жила она там с мамой, папой и другими людьми, которым дремучий лес нравился больше городов. Девочка собирала грибы и ягоды, дружила с животными, умела стрелять из рогатки, определять стороны света по звёздам и деревьям. Девочка была счастлива: она не думала, что её маленький мир может рухнуть. Но однажды это случилось, и девочка оказалась далеко-далеко, в чужих краях, с чужими людьми, которым не было никакого дела до чувств и желаний девочки. Шли годы. Девочка росла, превратилась в юную девушку и сразу – слишком рано – в женщину. Она стала лгуньей, поджигательницей, бродяжкой, наложницей, убийцей, и в ней больше ничего не осталось от той малышки, что дышала хрустальным воздухом тайги. Но тайга была прежней. Тайга стояла такая же – зелёная и вечная, мудрая и молчаливая. И когда они снова встретились, тайга и девочка, пусть и разделённые пока мутным стеклом вагонного окна, девочка вдруг поняла, что всё ещё можно исправить.

– Дайка, ты плачешь? – испуганно спросила Яринка, вставая рядом со мной в коридоре купейного вагона, где я замерла у окна, глядя на проносящийся за окном рассветный пейзаж.

Пейзаж был, несомненно, тайгой, хоть ещё и не моей. Моя тайга выглядела иначе. Она, состоящая в основном из хвойных деревьев; вековых елей, сосен, кедров, пихты – переливалась приглушенными тёмно-зелёными и лиловыми тонами. Здесь же лесной массив был куда пестрее: его разбавляли белые стволы берёз и светло-зелёный покров лиственниц, а лучи встающего солнца пробивались сквозь не слишком густые кроны и рассыпали тысячи зайчиков по траве и кустарнику, придавая картине воздушность и прозрачность. Но всё равно это была уже настоящая тайга, бесконечная и дремучая.

– Нет, не плачу, – ответила я на вопрос Яринки и не соврала.

Я не плакала – я беззвучно смеялась, прижимая руку ко рту и вздрагивая плечами, не зная, как иначе дать выход охватившим меня эмоциям. Слишком неожиданной оказалась эта встреча: я проснулась на рассвете, поднялась, ещё почти дремлющая вышла из купе и сразу увидела тайгу. Она была совсем рядом, проносилась за вагонными окнами, в приветствии протягивая ко мне многочисленные руки ветвей. Я не знала, где мы сейчас находимся, через какие края проезжаем: последнее, что запомнилось перед погружением в сон – постепенно исчезающие в сумерках поля и перелески Тюменской области. Но мы уже наверняка были в Сибири – и продолжали двигаться на восток, в сторону огромного Красноярского края.

– Тайга, – сказала я Яринке, не зная, как ещё объяснить свой нервный смех, похожий на рыдания. – Тайга!

Но подруга, как всегда, поняла меня. Обняла одной рукой, прижалась, и несколько молчаливых минут мы вдвоём любовались проносящимся мимо бесконечным лесным пейзажем.

За спиной щёлкнула, открываясь, дверь купе, и выглянул заспанный Дэн. Упёрся в меня тревожным взглядом.

– Дайка?

– Я здесь, – поспешила ответить я. – Всё в порядке, сейчас приду.

Дэн кивнул и исчез, а Яринка радостно шепнула:

– Беспокоится! Почувствовал, что тебя нет рядом, – сразу проснулся.

Я сумела только неловко кивнуть и поспешила снова отвернуться к окну, пряча счастливую улыбку, машинально прижимая руку к животу под солнечным сплетением, где с позавчерашней ночи угнездилось ровное приятное тепло. То самое тепло, которого все эти годы мне так не хватало, – маленький кусочек моего долгожданного лета.

Но когда мне удавалось скрыть что-то от Яринки?

– Ну расскажи уже! – простонала она. – Целовались?

Я чуть помедлила с ответом. До сих пор мне были известны другие поцелуи. Настойчивые и бесцеремонные поцелуи Ральфа Доннела. С Дэном всё оказалось совсем не так. Он не проталкивал свой язык между моими губами, не клал по-хозяйски ладонь мне на затылок, фиксируя в удобном для себя положении, не запрокидывал мою голову назад до ломоты в шее. Дэн делал всё слишком бережно, слишком нежно, его прикосновения казались зыбкими, и, для того чтобы убедиться в их реальности, хотелось уже самой прикасаться, прижиматься, ловить губами губы, стараясь удержать и продлить мгновения воздушной близости.

– Целовались, – ответила я Яринке и не сумела сдержать волнительного вздоха – слишком живы были воспоминания.

Подруга заметила это, расцвела и уточнила:

– Только целовались?

Только целовались. И это тоже было необычно, потому что с Ральфом у нас за поцелуями всегда следовал секс. Но Дэн даже не пробовал меня трогать нигде, кроме лица и волос, по которым он раз за разом проводил кончиками пальцев, словно желая убедиться, что я действительно здесь, с ним. Сколько продолжались эти невесомые поцелуи и прикосновения на тесной купейной полке? Я не помню. Я не помню даже, как мы уснули, – только то, что сон мой тоже был невесомым и воздушным. А первое, что я увидела утром, – длинные ресницы Дэна прямо у себя перед глазами. И, словно почувствовав мой взгляд, они затрепетали, поднялись…

Тепло в животе усилилось, начало распространяться по всему телу, и у меня снова сбилось дыхание.

– У-у-у, подружка, – протянула Яринка, глядя на меня с весёлым изумлением, – Да ты вляпалась!

Это точно. Начиная с нашего первого совместного пробуждения, мы с Дэном не расставались. В соседнее купе к остальным пришли вместе, в Тюмени на перрон сошли вместе, сотовые телефоны покупали вместе, в вагон-ресторан ходили вместе, а на следующую ночь ушли спать – тоже вместе. Жаль, что целоваться в темноте на этот раз не получилось: Белёсый никак не хотел засыпать, не гасил свет у себя над верхней полкой, ворочался и вздыхал. Он был очень недоволен тем, что теперь связь с Михаилом Юрьевичем есть не только у него, а почти все деньги, выданные нам на дорогу, потрачены. Но я чувствовала, что мы всё сделали правильно. Телефоны были необходимы, возможность связаться друг с другом в любой момент была необходима. Что бы там ни задумали лидеры сопротивления, какие бы планы ни строили на эту поездку, я не позволю им себя контролировать. Нет во мне пока той преданности делу, которая диктует Дэну смириться с чем угодно, что только может пойти на пользу Летним.

Снова щёлкнула и поехала в сторону дверь, на этот раз – соседнего купе. Выглянул Бранко и, увидев меня, многозначительно повёл бровями. Вчера, получив на руки свой телефон с новой сим-картой, он заметно оживился, перестал хмуриться и отвечать на вопросы невпопад, но если это и заметил кто-то кроме меня, то не подал виду.

– Доброе утро! – сказала Яринка сербу, и он, кивнув в ответ, направился в конец вагона, перед этим ещё раз пристально посмотрев на меня.

– Слушай, – неловко бормотнула я подруге, – давай потом поговорим, я же вышла… это… в туалет мне надо.

– Смотри, Дэн совсем тебя потеряет, – хихикнула она, но посторонилась.

Бранко я увидела там, где и ожидала: в тамбуре. Тонкий и изящный, он стоял у вагонных дверей, и по его бледному лицу скользили золотые лучи встающего над тайгой солнца. Друг не поднял головы при моём появлении: всё его внимание было сосредоточено на новом телефоне. Я шагнула через порог, но не успела ничего сказать – Бранко протянул его мне. Я машинально взяла гаджет и лишь тогда подняла на серба вопросительный взгляд.

– Ответь, – шепнул он одними губами, настойчиво подталкивая мою руку вверх.

Подчиняясь его требовательному жесту, я прижала трубку к уху и опасливо произнесла:

– Слушаю.

Конечно, я ожидала услышать Михаила Юрьевича: кто ещё мог звонить мне, учитывая, что все остальные находились здесь же, в поезде? Но в трубке сквозь шорох разделяющего нас пространства раздался почти уже забытый, но всё равно сразу узнанный мною голос:

– Привет, Лапка.

– Как ты, лесная малышка? – сказал Ральф где-то далеко-далеко от просыпающейся под утренним солнцем тайги, от бегущей через неё серебряной нити рельс. – Я беспокоился.

Летнее тепло, со вчерашней ночи поселившееся где-то чуть ниже моего солнечного сплетения, пропало, уступив место знакомой пустоте. Я отступила на шаг и беспомощно прислонилась к подрагивающей в такт колёсному ритму двери тамбура.

– Р… Ральф? – Имя, которое раньше произносилось так легко, сейчас застряло хрипом в горле, и я закашлялась, прижав ладонь ко рту.

Ральф растолковал мою реакцию по-своему.

– Прости, Лапка! – горячо заговорил он в трубку. – Прости за всё, что произошло с тобой в Оазисе! Я не знал об этом, Ирэн и Карл обманули меня. Прости, что не смог приехать, когда обещал, обстоятельства оказались сильнее. Но я всё исправлю! Бранко сказал, вы едете в Красноярск? Куда потом?

Всё ещё до конца не осознав реальность нашего такого нежданного разговора, я тем не менее ответила сразу, подчиняясь давней привычке слушаться своего покровителя:

– Мы сами не знаем, куда потом. Нам ничего не говорят заранее, так безопаснее…

– Разумно. – Я ясно увидела внутренним взором, как Ральф деловито кивнул. – Значит, так, слушай внимательно. Я буду выходить на связь с Бранко каждый день и от него узнавать о ваших передвижениях. По моим прикидкам, ехать вам ещё далеко, в Забайкалье. Так что время есть, и я обязательно придумаю, как вытащить вас.