Если этой фразой он хотел заставить Викторию испугаться или хотя бы смутиться, то ошибся. Графиня чуть пожала плечами и спокойно ответила:
– Я не травила своего мужа. Он сам ошибся в выборе поставщика вина.
Виктория отошла к стене, провела по обивке рукой. В стене открылся не видимый до того проход.
– Если вам понадобиться выход, он здесь.
– Похоже, ты знаешь этот палаццо лучше, чем его хозяин?! Благодарю. Но что мне может угрожать в доме верного католика?!
– В доме ревнивого мужа, – Виктория стояла у стены и смотрела на Перетти.
Они оба повернулись на шаги вошедшего.
– Монсеньор?! – вскрикнула Виктория.
Глаза Перетти мстительно зажглись:
– Чему ты удивляешься? Мне кажется, вам есть, что сказать друг другу.
– Добрый день, монсеньор, – Виктория уже была спокойна и прямо смотрела на кардинала Карреру.
– Вижу, вы не слишком удручены смертью моего племянника, который был вашим мужем!
– Моим мужем?! Да будет вам известно, он так и не смог им стать, – злая улыбка исказила губы женщины.
– То есть брак не был свершен? – поинтересовался кардинал. – Тогда о каком наследстве…
Виктория не дала ему договорить:
– Он не стал мужем, потому что не смог завоевать сердце своей супруги!
– Он не успел! А вы не соизволили подождать!
– Подождать?! – казалось, Виктория была искренне изумлена.
Она рассмеялась. Потом вдруг посерьезнела и с горечью проговорила:
– А с синьорой Вильен он успел…
И де Бюсси выскользнула в открытый ею проход.
Каррера обернулся на звук смеха. Перетти стоял у стола и наполнял кубок вином:
– Не везет тебе, кардинал, с женщинами. Давай выпьем, друг мой.
Когда Перетти повернулся с двумя кубками в руках, злой огонек в маленьких глазах Франческо Карреры был уже надежно спрятан.
***
Дверь в комнату графини де Бельфор открылась бесшумно. Вошел Франсуа. Он уже справился с чувствами после встречи с Папой, а потому подошел к супруге с легкой улыбкой:
– Дорогая, как ты себя чувствуешь?
Юлия очнулась от забытья.
– Прекрасно! Или мой вид говорит о другом?
Только тогда князь заметил и зеркало, и клочки ткани, и бахрому вместо манжет.
Франсуа нахмурился, но следующие слова Юлии развеяли тревогу.
– Как прошел прием? Ты так печален, друг мой, – графиня улыбнулась мужу.
– Ты хочешь выйти к обеду? – неожиданно для себя спросил Франсуа.
– Если ты не хочешь, я останусь здесь, но я думаю, лучше мне выйти.
Де Вилль помолчал, отвернулся, потом проговорил:
– Да, наверное так лучше… А то Его Святейшество разнесет Бельфор по камню.
Юлия с сомнением посмотрела на супруга – что это? Сарказм? Или истерика?
Графиня подошла к Франсуа и обвила его шею руками, с улыбкой прошептала:
– Ну, перестаньте хмуриться, князь! Вместе мы его усмирим. Ступай, я выйду к обеду, если двери не будут снова заперты. Мне надо переодеться.
Через некоторое время графиня была готова предстать перед гостем счастливой и прекрасной.
[Вот и первый пробел в сюжете. В утраченной тетради, по воспоминаниям авторов, описаны следующие события. Совместный обед героев проходил в раскаленной атмосфере: Франсуа, преодолев приступ малодушия, держался достойно; Юлия вполне натурально исполняла роль счастливой супруги, Феличе сходил с ума от бешенства, но даже взглядом не дал понять этого заинтересованным лицам. Ночью в замке Бельфоров начался пожар. Целью, скорее всего, был Папа, но, вероятно чтобы отвлечь подозрение от хозяина, здание подожгли сразу в нескольких местах. В пожаре, к несчастью, погиб князь. Виктория исчезла еще накануне вечером. Перетти очень пригодился проход, открытый де Бюсси, – он сумел спасти Юлию от огня. Но ребенка графиня потеряла. Тут проявились весьма глубокие познания Перетти и брата Иосифа в медицине. В конце концов, все герои вернулись в Рим. Как и сказал иезуит – Перетти смог забрать Юлию.]
Глава 9
…Юлия дю Плесси Бельер, вдова князя де Бельфор, добилась главного – Феличе Перетти признал свое чувство к ней. В это время не было женщины счастливее. Вернувшись в Рим, Перетти вновь погрузился в большую политику. Покорялись Святому престолу земли и их правители, строился Рим, осушались болота. Папский флот избавил побережье от пиратов, а папские сбиры – дороги от бандитов. Преобразилась сама церковь – Перетти сломил сепаратизм римской курии. Покорившиеся получили места в новых конгрегациях, остальные «ушли» из Рима, а иные – из жизни. Властью и славой Папа Сикст превзошел самого Иннокентия III. Он пребывал на вершине, но что за тоска омрачала взгляд Феличе Перетти по вечерам? Почему так задевало выражение скуки на лице той, с чьим именем в сердце одерживал он эти победы?
***
Вечером того дня, когда Доминик Фонтана воздвиг на площади перед собором Святого Петра монументальный обелиск, Папа был в своих апартаментах на последнем этаже Апостольского дворца. Целый день из окна малой приемной Перетти наблюдал, как сотни рабочих с помощью системы лебедок поднимали двадцатипятиметровую колонну. Рядом с ним находился брат Иосиф. Не раз монах замечал, как на напряженном лице Папы шевелятся губы – Сикст молился. Когда статуя святого Петра вознеслась над площадью, Перетти отшатнулся от окна со словами:
– Ita est. Fiat[7 - Быть по сему. Конец. (лат.)].
Потом, не скрывая выражения торжества на лице, обернулся к иезуиту:
– Ну, что? Все еще жалеешь, что не убил меня?
От неожиданности вопроса монах не сдержал досадливую гримасу. Перетти рассмеялся довольный тем, что застал его врасплох.
– Думаешь, кто-то был бы лучшим Папой, чем я? Ведь не кобелем же за юбкой ты сюда пришел тогда, – взгляд Перетти ожег брата Иосифа не хуже плети.