Власть женщины сильней. I

– Это давняя история, – огрызнулся монах.

– Я не знаю, что значит слово «давняя» в устах иезуита. Но уж точно не «забытая». Ведь так?

– Ваше Святейшество все еще сомневается в моей преданности?

Перетти не ответил. Вернувшись вновь к окну, он махнул рукой в сторону стола:

– Там лежит бумага, прочти.

Брат Иосиф взял в руки довольно большой исписанный лист. По мере чтения лицо соратника понтифика черствело, а под конец его искажал гневный ужас. Сикст обернулся, когда услышал тихое:

– Ты не посмеешь этого сделать, Перетти. Только не теперь.

– Именно теперь, брат мой!

Ответить монах не успел, в кабинет вошел один из папских секретарей:

– Святой Отец, синьор Фонтана просит принять его. На площади был нарушен ваш указ о тишине.

– Проводи моего дорогого архитектора в зал. И этого нарушителя тоже!

И Папа Сикст направился из кабинета. Уже на пороге он обернулся к монаху и с усмешкой произнес:

– Мне тесно здесь. Мы заскучали, – и вышел.

Иосиф отбросил бумагу, которую все еще держал в руках, и устало провел руками по лицу: «Мы?! Юлия! Дьявол!» Иезуит глухо застонал, а после невесело рассмеялся.

Ближе к ночи граф де Невре, как предпочитал именовать себя Перетти вне стен и обязанностей Ватикана, вошел в дом Юлии де Ла Платьер. Глаза его светились лихорадочной радостью:

– Ты видела ее? Она прекрасна!

– О, да. Еще один символ твоего величия, – графиня мягко улыбнулась. Она говорила спокойно, даже слишком спокойно. Ее мысли были заняты другим.

– Феличе, я искала сегодня монсеньора Карреру. Боюсь, что-то случилось с Викторией. Она прислала мне записку, где написала, что уезжает. Странно это все. Словно она бежит от кого-то.

Перетти неопределенно хмыкнул:

– Ничего странного. Каррера несколько дней выпрашивал у меня под разными предлогами поездку… Она не бежит, она завлекает. И вряд ли уедет далеко. Виктория не добыча. Эта женщина – охотница. Я дал ей племянника, а оказалось ей нужен дядя.

Слова мужчины были наполнены ядом. Юлия внимательно посмотрела на него.

– Ты же сам отказался от нее. Что ей оставалось? В Риме трудно без покровительства красной мантии.

– И она угадала! Скоро эта красная мантия станет белой.

– Феличе, ты еще не оставил свою безумную затею?

– Подготовка в самом разгаре. Я уже назначил точный день. Завтра я сообщу это своим кардиналам. А после Рождества… Но пусть это будет для тебя сюрпризом.

Лицо Юлии озарилось любопытством:

– Что ты еще придумал?

– Нет. Помучайся…

– Да, для тебя главное удовольствие – видеть, как я мучаюсь, – графиня отвернулась к столику с фруктами, чтобы скрыть обиду. Трудно было понять, шутит она или говорит серьезно.

Перетти устало откинулся в кресле, вытянул ноги, но следующие слова Юлии заставили его насторожиться.

– У меня тоже есть для тебя сюрприз, – проговорила она медленно, подбирая слова, – но сначала пойдем к столу, ты наверняка голоден.

Перетти поднялся, приблизился к женщине и обнял ее. Он почувствовал, как она напряглась в его руках.

– Ты что-то скрываешь. Скажи мне, – потребовал Феличе.

– Я? Ничего.

Юлия будто боялась встретиться с ним взглядом, поэтому торопливым шагом направилась в комнату, где их ожидал накрытый стол. В несколько широких шагов он нагнал ее, за плечи развернул к себе:

– Юлия де Ла Платьер, посмотри на меня! Ты же знаешь, что обманывать меня бесполезно.

Со вздохом она подняла глаза:

– Я никогда не обманывала тебя. Я хочу уехать из Рима. Одна. Не спрашивай, зачем и почему. Я просто хочу уехать. Я ни от кого не бегу. Никого не завлекаю, – Юлия усмехнулась.

Его руки опустились, а сам он отошел от нее.

– Одна?! Но… почему? – вопрос Перетти задал почти шепотом.

– Я могу тебе не отвечать?

– После Рождества мы уедем вдвоем. Ты же давно хотела… приключений. Я чувствовал это! У меня есть идея. Мы возьмем с собой Иосифа, у него есть несколько проверенных людей. У тебя будет все, что ты пожелаешь. Поедем, куда ты захочешь. Мы не просто уедем из Рима, мы сбежим из Рима!

В глазах Юлии мелькнул интерес и тут же погас.

– Ты, прежде всего, священник. Ты не можешь…

Он прервал ее повелительным жестом:

– Не говори мне, что я чего-то не могу!

– Это только мечты, – когда она потянулась за бокалом, рука ее дрожала.

***

Юлия никуда не уехала. После Рождественских торжеств сославшись на крайне ослабленное здоровье и невозможность в связи с этим блюсти Церковь, Сикст отрекся от тиары. Злые языки, правда, говорили, что не ослабленное, а, напротив, отменное здоровье Перетти увлекло его с трона за женской юбкой. Кардиналы курии перешептывались и переглядывались в замешательстве. Сам Перетти был убежден, что совершил достаточно подвигов во имя веры, чтобы Господь простил ему грех отречения. Чтобы не дать повода обвинить себя в давлении на выбор нового Папы, Перетти объявил, что здоровье не позволяет ему выполнить и его кардинальский долг. Феличе заперся на своей вилле, куда для убедительности прихватил и лучшего римского лекаря – Давида Лейзера. Брат Иосиф остался возле протеже бывшего Папы – кардинала Франческо Карреры. Он должен был всеми способами обеспечить ему голоса на конклаве, а с другой стороны – проследить, чтобы избранник не забыл о своих обещаниях и гарантиях в пользу Перетти.

В конце мая Франческо Каррера был избран римским Папой и принял имя Климент, а кардинал Феличе Перетти отправился легатом в милую сердцу Тулузу. Каррера отправил бы своего наставника еще дальше от Рима, но очень уж его беспокоили здоровье и жизнь одной небезызвестной синьоры, по слухам, носящей к тому времени под сердцем его дитя.