Забвение

– Тогда уж не глупенькое, а честное исключение.

– Пусть будет честное.

Дни завертелись, как снежинки за окном, – одинаковые и быстрые. Катя не могла устроиться на работу, а я по-прежнему ходил в ларёк. Правда, стал более подозрительно смотреть на Макса. Как-то показалось, что я поймал его, но нет… Выкрутился парнишка. И как браво выкрутился. Даже я поверил, что там всё так и было. Действительно, смышленый.

Несколько раз натыкался на тётю Любу, и она не забывала напомнить о том, что, дескать, готова хоть сейчас снять фартук, бросить эти треклятые пирожки и пойти торговать в ларёк. Но я отказывал. Точнее, не брал из-за ненадобности.

Привычная железная коробка перекочевала со мной и теперь. Я аккуратно складывал в нее деньги и не забывал хотя бы раз в два-три дня пересчитывать. Не потому что не доверял Кате. Просто мне нравилось их считать. Чувствовать плотную бумагу банкнот и представлять, что совсем скоро я потрачу их. Приобрету ещё один ларёк, найму персонал и буду дальше развиваться. Для меня это стало традицией. Я держал деньги, а сам, уносился далеко в будущее. Даже не считал их, а машинально перебирал пальцами купюры, шевелил губами и мечтал.

Через три дня Катя встретила меня шикарным ужином. Она всегда хорошо готовила, но тут превзошла все ожидания. Это были блюда, которые привели меня в восторг. На столе стоял борщ – красный, горячий и густой, как каша. В соседней кастрюле – домашние пельмени, а рядом, под бумажным полотенцем, покоились пирожки с зеленью. Я с наслаждением и некоторой долей удивления посмотрел на стол.

– Садись, покушай, – и Катя выдвинула стул, как в лучших ресторанах.

– Ты решила меня раскормить? Или что-то случилось?

– Сразу что-то случилось. Я, что, не могу накормить любимого мужчину.

– Можешь. Конечно, можешь. Просто это странно выглядит. То от тебя борща не допросишься, то ты вываливаешь всё самое любимое в один вечер. Я же теперь с кухни не выйду, а выползу. Или, точнее, выкачусь как колобок.

– Садись, а то остынет.

Я присел, и Катя тут же поставила передо мной тарелку с борщом, банку сметаны и чёрный, душистый хлеб. Я приступил к еде, а Катя, подперев голову тонкими руками, смотрела на меня.

После того как тарелка борща, горка пельменей и пара пирожков исчезли, она сказала:

– Ты прав. Что-то всё-таки случилось.

Я вздрогнул.

– Но ты не переживай. Случилось хорошее. Я себе работу нашла.

– Гмм… – с набитым ртом промычал я.

– Что?

– Я говорю, молодец. И где?

– А тут кроме этого городка есть ещё варианты? Здесь же. В Южном. Теперь я администратор в салоне красоты.

– Это секретарь что ли? – как-то слишком грубо и насмешливо спросил я. И тут же осекся, поняв промашку, но было поздно. Катя подметила мой тон.

– Ой, а то, что ты в ларьке торгуешь, это значит нормально!

– Ну, извини. Вырвалось как-то. Ты молодец. Все с чего-то начинают. Я тоже когда-то ночью фуры разгружал и попутно у Николя торговал. А теперь какой-никакой, а бизнесмен. Хотя иногда думаю, к черту этот бизнес. Тебя не вижу, дома не бываю, работаю днями и ночами, а кому это надо. Чёрт его знает.

– Думаю, полгодика нам должно хватить, чтобы ты смог нанять ещё одного человека и хотя бы чуть-чуть больше времени уделять мне.

– Я бы тебе уделял всё свое время, – сказал я, и глубокая, гортанная отрыжка случайно вырвалась наружу.

– Видимо, тебе очень вкусно, – засмеялась Катя.

Тем же вечером она приставала ко мне, когда мы только легли в постель, но я был непреклонен.

– Я бы с радостью. Я бы с огромной радостью, но мне даже дышать тяжело.

– Ну!

– Сама виновата.

– Ладно, спи. – Катя поцеловала меня и отвернулась.

Надеюсь, хоть не обиделась.

А ровно через неделю случилось несчастье. Оно подкралось незаметно. В общем-то, как и всегда.

Я был в своем тесном ларьке, когда мне позвонила Катя и сказала, что нас ограбили.

– Как ограбили? – переспросил я, надеясь услышать другой ответ.

– Я… я не знаю, как? – она заливалась слезами, и сложно было что-то понять. – Через дверь, наверное. Или через окно. Я не знаю. Тут всё вверх дном. Приезжай.

– Я не могу бросить торговлю, – снова ляпнул я какую-то чушь. Ну как же мне не бросить этот проклятый ларёк, когда мою, точнее, съёмную квартиру ограбили?

Я позвонил Максу, но не дозвонился. Не брал он трубку. Или же не хотел брать.

Закрыв ларёк, я помчался домой.

Входная дверь нараспашку. Выпиленный болгаркой замок валяется рядом. В квартире полнейший бардак. Вещи на полу вперемежку с вывернутыми ящиками. Даже бельё, и то сорвано с кровати и брошено рядом.

– Ты как? – спросил я Катю. Её трясло. Она обливалась слезами и никак не могла успокоиться.

Катя прижалась к моей груди. Я обнял хрупкое тело, и её дрожь, невольно передалась и мне.

– Мы… мы… – она пыталась что-то сказать, но поток слез обрывал предложение на первом слове.

– Всё будет хорошо. Главное, что ты цела. Остальное – наживное. Ну что здесь такого? – говорил я насмешливым тоном. – Сорвали постель, перевернули ящики. Подумаешь. Делов-то… Один вечер уборки, и всё встанет на свои места. Даже и не заметишь, что что-то случилось. Ничего ведь страшного. Ведь ничего?

Она подняла на меня мокрые глаза и глубоко кивнула.

– Ни… ни-ничего.

– Ну вот. Всё хорошо.

– М-м-мои серёжки. Они забрали серёжки, которые ты мне подарил.

– Подарю ещё. У нас ведь есть деньги… – спокойно ответил я и вздрогнул. Да так сильно вздрогнул, что и Катя это заметила.

– Ч-что случилось?