Свет во тьме. Книга вторая. Великий Восток

– Постеснялся отрывать от дел…

Они стояли возле дворового катка, любовались живыми, румяными, здоровыми детьми, неугомонно снующими по льду вокруг уже изрядно подтаявшей большой снежной бабы, вслушивались в их звонкий счастливый смех.

– Чудны дела Твои, Господи! – промолвил диакон.

– Я иногда проснусь ночью, вспомню завод, сравню с нынешней жизнью и подумаю: может быть, это рай?…

Гость улыбнулся:

– Не рай…. О рае Апостолом сказано: «Не видел глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его». Нет в земной жизни ничего, что можно сопоставить с раем. Но не зря же Господь сотворил человека «по образу и подобию своему» – Творцом! – значительно поднял палец. – Вот, если отринуть зло, оказалось и можно с Божьей помощью такую сотворить жизнь, – повёл рукой вокруг.

Они шли неторопливым шагом. Зима выдалась снежная, вычищенные тротуары, из-за снежных бортов, стали похожи на траншеи. Гость продолжал внимательно всматриваться в ухоженные красивые здания и ровные аллеи голых деревьев, в снежные горки и детские площадки с ярко раскрашенными каруселями во дворах жилых домов, в веселые приветливые лица прохожих.

– Говорят, здесь особенно хорошо летом: множество зелени и цветов, – ревниво сказала Катя: ей хотелось, чтобы гостю полюбилось здесь так же, как и ей. Глядя на неё – нарядную, спокойную и уверенную в себе, с беззаботной улыбкой на лице, он вспомнил, какой увидел её в первый раз: худенькую, бледную, с, казалось, навсегда застывшим страданием в глубине светлых глаз. «Чудны дела Твои, Господи».

А Катя, невольно, отмечала перемены, произошедшие в диаконе: в нем чувствовалась властная уверенность, спокойное жизнелюбие, а в том, как держался – достоинство и стать.

Ей захотелось показать гостю школу. Вошли в школьный парк, по широкой расчищенной аллее дошли до высокого здания с красивым фасадом. Было тихо, и только со второго этажа негромко доносилась музыка.

– У нас есть очень одаренный мальчик. Учитель с ним занимается, не считаясь со временем, – пояснила. – Зайдём? Я покажу вам всё.

– Без детей не интересно…

На следующее утро он пришёл на урок Закона Божьего, весь урок просидел на задней парте, а потом директор и священник показали ему школу.

Стало темнеть. На небе загорались звезды, взошла яркая полная луна, чувствовалось, что к утру ударит мороз. Засветились окна в домах и витрины магазинов, на просторной площади со скульптурной группой, осветилось здание театра, на фоне тёмного неба золотом загорелись подсвеченные купола и кресты церкви. Гость направлялся туда.

Служба только что закончилась, крестясь, из церкви выходил народ.

– Беги, Катя. Пойду, батюшка меня ждёт. Иван приедет – я к вам приду.

Мороз крепчал; быстро пошла, поскрипывая по снегу. Задумалась: «Почему диакон приехал к начальнику заставы и для чего вызывают Ивана?»

Через два дня, возвратясь из школы, Катя застала дома Ивана и диакона. Облачившись в фартуки, они накрывали на стол. Белоснежная скатерть, красивые столовые приборы и посуда и живые цветы создавали атмосферу праздничности. Обрадованная, она принялась помогать. Оживленные и весёлые уселись за столом.

Отужинав, убрали со стола. Гость из нагрудного кармана достал аккуратно упакованные голографии. Иван и Катя внимательно рассматривали снимки, сделанные в строящемся поселке на берегу реки, где поселились беженцы с завода: широкие улицы из небольших одно и двухэтажных домиков разнообразной архитектуры; строящаяся церковь: фундамент большого здания, а возле него Бригадир и несколько человек строителей; в светлых комнатах, обставленных новой мебелью, глядя в объектив, чинно сидят знакомые люди. Наконец, увидели на снимке Бригадира с Хозяйкой в окружении Аннушки, двух племянников и зятя с сестрой. Зять, растянув меха, обнимал неразлучную гармонь. Все были нарядны и довольно улыбались. Улыбались, разглядывая снимки, и Иван с Катей.

– Вас все в гости зовут…

– Мы собираемся поехать на пасхальную неделю. Детей распустят на каникулы, вот и поедем. Да? – ласково обратилась к Ивану.

– Я человек служивый: отпустят – поедем.

Гость вновь бережно упаковал снимки, присоединив к ним и снимки Ивана с Катей.

– Я, Катя, теперь иеромонах. Возвращаюсь в старый приход. Наш батюшка рукоположен в протоиереи, буду служить под его началом. Вот и Ивана вызвали – пойдёт провожать меня.

Все стало ясно…. Катя притихла. «Вернуться по своей воле в прежний ад?!… Ни за что!» – думала она.

– Да не смотри на меня так жалостно, – улыбнулся иеромонах. – Я слуга Божий и моё место там, куда призван.

Ночевать он не остался, сказал, что ему ещё о многом нужно побеседовать с местным священником, а завтра они вдвоём будут вести службу.

Воспользовавшись тем, что уроки у неё во второй половине дня, Катя отправилась к службе первого часа и отстояла литургию. Иеромонах в красивом облачении – ризе, епитрахили, набедреннике и с золотым крестом на груди, вёл службу уверенно, его голос звучал строго и убедительно. Сослужал ему местный священник, а прислуживал юноша, бывший грузчик, заводской товарищ Ивана. Он изредка заходил к ним в гости, и Катя с Иваном встречали его у себя ласково; они знали, что он готовится поступать в семинарию.

После службы миряне подходили к иеромонаху, просили благословения. Катя тоже подошла и получила благословение.

Глава седьмая

Отряд из шести человек – пяти разведчиков и иеромонаха, отправлялся за Уральский хребет. Кроме того, что довести до места иеромонаха, разведчики должны были обследовать весь путь древних: поискать, нет ли запасных отводов, найти указанные на древних картах выходы в ущелья и попытаться выяснить, почему, имея карты, люди не смогли выйти за Урал: сведений о них в архивах не было.

Как и все, иеромонах нагрузился огромным рюкзаком, в нем он нёс богословские книги. Проживая в монастыре, времени он зря не терял и теперь был грамотен.

…Навьюченные рюкзаками во мраке шли, преодолевая завалы, бредя по воде, спотыкаясь о мокрые скользкие камни. В узких и низких местах рюкзаки разбирали, их содержимое переносили по частям.

На подходе к выходу в долину, в штольне потянуло холодом и появились затянутые льдом лужи. В месте заваленного ими камнями выхода на поверхность теперь зиял обвал, вверху которого светилось небо. Каменная осыпь, перекрывшая выход, была покрыта снегом и льдом.

По скользким камням забрались наверх осыпи и распластались на камнях. Перед ними открылась картина разрушения: нагромождения опаленных взрывом камней, вывернутые с корнем обгорелые деревья, а на вершине горы одинокая сосна со сгоревшей кроной. Солнце светило ярко, приятно грело спины и лица. Покрытый коркой наста, слепящий глаза снег подтаивал, напитывался водой.

Взглянув на прикрепленный к рукаву прибор улавливания звуков двигателей, один из них заметил слабое свечение. Командир приказал всем спуститься в штольню, а сам, укрывшись за камнями, следил за прибором. Свечение делалось ярче и наконец, он услышал негромкий рокот летящего аэролёта. Подлетев к ущелью, аэролёт снизился и через равные промежутки времени один за другим сбросил несколько небольших контейнеров. Пролетев камнем до определенного расстояния от земли, контейнеры зависли на автоматически раскрывшихся парашютиках и, относимые потоком воздуха от места падения, медленно снижались. Один контейнер ветерком несло к месту, где он притаился. Не дожидаясь, когда из снизившегося контейнера начнут вылетать насекомые биороботы-убийцы, он торопливо стал спускаться в штольню.

– Уходим в штрек, – приказал дожидавшемуся его отряду.

– Всё ещё ищут нас, – заметил Иван, когда командир рассказал о сброшенных в ущелье биоубийцах.

– Похоже, что так, – согласился командир. – Придётся нам посидеть здесь.

Срок жизни биороботов был не более пяти дней, но зима была временем не благоприятным для них, замерзающих на крепком морозе. Рассудив, что если сбросили биоубийц, то можно не опасаться, что в долине есть посты клонов или карателей, с наступлением второй ночи они выбрались на поверхность. Мороз хватал за щёки. На небе висела полная луна, при её свете в том месте, где они недавно лежали, чернели точки, будто просыпанных, вмерзших в наст насекомых-убийц.

Встав на раздвижные лыжи, удобные для ходьбы хоть по снегу, хоть по насту, они по ущелью направились в долину. В долине в глубоком снегу спокойно стояли деревья, и не было никаких следов бомбёжки. К утру перешли долину, и, ориентируясь по карте, точно вышли к входу в шурф второй горной выработки.

* * *

В полумраке церкви только у алтаря слабо теплились огоньки лампад. Было холодно и пусто.

Иеромонах пристроил рюкзак у входа, подошёл к занавеске, за которой находилась келейка батюшки, и услышал голоса. Батюшка и мальчик лет тринадцати сидели рядом на лавке за столом и трапезничали. Батюшка зимовал с учеником чтеца, а самого чтеца, пока нет прихожан, он благословил служить в сельской церкви. На столе перед каждым трапезником лежало по несколько отваренных картофелин. Иеромонах вошёл в момент, когда батюшка был уличён в том, что пытался незаметно переложить мальчику свою картофелину.

– Батюшка, зачем вы опять подкладываете мне? – сердито выговаривал мальчик. – Почему вы так поступаете? Вы хвораете, вам нужно лучше питаться! А вы…

– Что ты, что ты, сынок! Я старый человек и аппетит у меня уже не тот… Я сыт, мне этого даже много…, – оправдывался батюшка.

– Батюшка… – окликнул, подходя, иеромонах.

– Свят, свят, свят…, – увидев его, в страхе закрестился тот.

– Это же я, или не узнаёшь?!

Он поднял его с лавки, расцеловал. Перепуганное лицо батюшки было бледно, землисто, исхудало, голова тряслась. Мальчик, такой же измождённый и бледный, онемев, в радостном изумлении во все глаза глядел на входящих в келью разведчиков.