Свет во тьме. Книга вторая. Великий Восток

Снег падал, не переставая, а перед глазами Солдата по-прежнему тянулся след, приминающий снег. Боясь потерять его, он забыл следить за положением КСС, а когда вспомнил, то увидел огонёк опять впереди и испугался, что они сбились с пути. Опасливо оглядел небо, и сердце его радостно вздрогнуло: на востоке у горизонта светился ещё один огонёк – это был уже огонёк КСС Великого Востока. Опустил голову, опять увидел след и торопливо пополз.

След пропал также внезапно, как и появился. В его поисках Солдат заметался из стороны в сторону и неожиданно свалился в яму.

– Эй, ты где? – звала растерявшаяся Девушка.

– Ползите сюда, – голова Солдата высунулась из ямы.

Примяли снег в яме. Согретый теплом спутниц, Солдат лежал и не мог уснуть. Перед глазами стояли шаг за шагом следующие следы, и он пытался понять: откуда в этих местах, где всё убито и нет следов ни зверей, ни птиц, появились такие необычные следы. Чем-то они были знакомы… «Лапти!» – озарила догадка. – «Старинные русские лапти!» Он резко сел и широко раскрытыми глазами потрясённо уставился в темноту ямы. В памяти всплыли разговоры старых разведчиков об Иване Сусанине, старике в старинной одежде, лаптях и с посохом, которого, якобы, видели беженцы во время блужданий в пограничной зоне. Появляясь внезапно, он выводил из опасной зоны следующих за ним людей и бесследно исчезал. Солдат встал, осторожно выглянул из ямы. Небо расчистилось, ярко сияла полная луна, а на востоке, над горизонтом, как путеводная звёздочка, горел огонёк КСС Великого Востока. Зародилась вера, что они доберутся до своих, спасутся. На глаза навернулись слёзы: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе…» Рано утром Солдат проснулся, выглянул из ямы и невольно залюбовался: всё вокруг было покрыто сверкающим на солнце пушистым, ослепительно белым снежным покрывалом. Опасливо посмотрел на огонёк КСС Великого Востока, через очки дальнего виденья осмотрел окрестности и обрадовался, вдали увидев спасительный лес.

– Надо идти, – нетерпеливо прошепелявила Катя, заметив, что Солдат проснулся.

Привязали к распухшим коленям и рукам бересту и вылезли из ямы.

– Вперёд! – бодро скомандовал Солдат.

Опустился на четвереньки и пополз, оставляя в снегу глубокую борозду. Оглянулся, призывно махнул рукой замешкавшимся женщинам. Девушка выбралась из ямы, встала на четвереньки, но вдруг села на снег и громко заплакала.

– Я не могу… Я больше не могу…

Вернулись в яму, успокаивали её.

– Болит? – спрашивал Солдат, осторожно касаясь раненой руки Девушки.

– Болит… – плакала она.

– Мы мало молимся…, – задумчиво промолвила Катя, – надо молиться и Господь нас спасёт.

– Безумие, ползти при таком сиянии солнца. Вот, как следует, отдохнём, дождёмся снегопада и отправимся дальше, – весело говорил Солдат, принимаясь утрамбовывать в яме снег. Голос его звучал по-прежнему уверенно, ободряюще.

На пульте наблюдения за пограничной полосой сработал сигнал тревоги. Почти незаметные на белом снегу в белых комбинезонах, пересекая вырубку пограничной полосы, шли трое. Тотчас на перехват нарушителей по боевой тревоге был поднят взвод.

Офицер увеличил изображение, разглядел, что идут две женщины и мужчина. С трудом бредущая за мужчиной женщина упала, мужчина вернулся, помог ей подняться, повёл, удерживая за плечи. Другая женщина едва переставляла ноги, тяжело дышала открытым ртом, заиндевелые пряди волос выбились из-под капюшона и застывшими сосульками висели возле лица.

– В квадрат нарушения границы санитарную машину.

* * *

По его просьбе, Ивана призвали в Армию, в погранвойска. Командир разведчиков сам взялся обучать его воинскому делу, а учитель детской школы – учить грамоте.

Известие, что Катя, Солдат и Девушка живы и перешли границу, потрясло заставу. Командир разведчиков усадил в машину Ивана и, промчавшись сотню километров, они вскоре сидели в приёмном покое госпиталя, ожидая, когда спасшиеся проснутся после принятых лекарств. Вскоре появились ещё гости – прилетели родители Солдата. Нянечка отвела всех в комнату отдыха, принесла чай, потчевала пирожным и рассказывала, какими их привезли измождёнными, обмороженными, как все в госпитале поднялись на ноги, принялись обследовать их и лечить.

– А ваш сынок – герой! Девушки сказали, что, если бы не он, ни за что б, не дошли, – улыбалась родителям Солдата.

Ждали, негромко разговаривали. Иван присматривался к незнакомым людям. Внешне они напомнили ему слэйвунов, которых он видел один раз, когда староста послал деда отвезти в слейвун-хаус масло и сметану, а тот взял с собой и его. Тогда ему показалось, что он попал в сказочный мир – так там было необычно и красиво. И люди там – нарядные и веселые, показались ему необыкновенными. Его всё ещё удивляло, что здесь люди держатся с ним, с Иваном, как с равным, словно, он не русский. «Так ведь они тоже русские!» – радуясь и гордясь, думал он.

Сияющими глазами Катя смотрела на Ивана, а из глаз её текли и скатывались во впадинки висков слезы. Иван осторожно вытирал их пальцами, вглядывался в дорогое лицо – такое худое, измождённое, с израненным, провалившимся беззубым ртом. Любовь, жалость и счастье от того, что она жива, переполняли его душу. Перевязанной обмороженной рукой она гладила его широкие плечи в солдатской форме, потрогала погон.

– Я теперь солдат Русской Армии! – улыбнулся, гордясь.

Она сквозь слезы не спускала с него счастливых глаз.

Через два дня Иван вернулся к месту службы; ещё через день уехал отец Солдата. Мать осталась возле сына ещё на неделю.

В больничном халате в палату с большим пакетом в руках вошел Солдат.

– Я гостинцы от мамы принес.

– У нас всего много, – говорила Девушка, светясь улыбкой. – Не понимаю, как можно столько съесть: в столовой кормят как на убой, да ещё все несут…

А сама, между тем, охотно освобождала пакет, выкладывала его содержимое в тумбочку. Однажды, заметив, как она складывает конфеты и все нескоропортящееся в отдельную сумочку, Катя спросила, зачем она это делает. Та рассудительно ответила:

– Не всегда же будут так кормить. Вот приедем к своим – будет, чем ребятишек угостить.

– Я думаю, они тоже не голодают.

– Кто знает…

Возвращаясь с процедур, в холле повстречались с Солдатом.

– Познакомьтесь, – сказал он, – это моя мама.

Приветливо улыбаясь, рядом с ним стояла красивая, моложавая женщина.

Мать, Катя, Девушка и Солдат медленно прохаживались по расчищенной от снега пустынной и тихой аллее больничного парка. Сгибая ветви, на деревьях лежал снег, невдалеке робот-снегоочиститель расчищал заснеженные дорожки. Нежно и звонко тенькая, по дороге прыгали ничего не боящиеся синицы.

– Как в сказке! – Девушка восторженно озиралась по сторонам. – Катя, давай пробежимся! – затормошила.

– Беги одна, а мы на тебя посмотрим.

Взвизгнув от восторга, она, скрипя по снегу, добежала до ворот и пустилась обратно.

– Смотри, застудишься. Дай-ка поправлю тебе шарф.

Девушка доверчиво замерла, когда Мать укутывала её шарфом.

– Сколько же тебе лет? Родители-то у тебя есть?

– Скоро будет семнадцать. Родителей нет. Я в заводе с сестрой жила. Пока не выросла и не работала, мы с ней в общежитии на одной койке спали, – затараторила.

Мать строго взглянула на сына.

– А куда поедет девочка после госпиталя? Давай я её с собой заберу. Будет у нас жить. Отец, я знаю, возражать не станет, – сказала Мать, прощаясь с сыном, перед тем как лечь спать.

– Мама, ты лучшая из всех мам!

По просьбе Матери Девушку выписали с условием, что ей продолжат курс лечения по месту жительства. Она переодевалась в приёмном покое в одежду, купленную Матерью.

– Это мне?! И это, и это?! – радостно восклицала, теребя, платье, кофточку, шубку, сапожки.