– Ставь. Раз говорю – значит, знаю! Куда веник-то задевал?
За столом, накрытым старенькой праздничной скатёркой, за дымящимся самоваром рядом на лавке сидели двое стариков, и пили чай в прикуску с шоколадом.
– Вкусно ли? – спрашивала, разрумянившаяся от тепла Знатка.
– Навроде, вкусно, только уж больно черно…, как будто с дёгтем, а сладко… и горечь есть…, – с видом гурмана рассуждал дед, кладя в рот тающие малюсенькие кусочки.
– А теперь, дед, убирай самовар, освобождай стол, – распорядилась Знатка, унося мыть чашки.
Проверила запор на двери, задернула на окошке занавеску, достала принесённые снимки односельчан, ушедших за Урал, и разложила их перед дедом, с умиротворенным видом, сидящим за столом. Утирая слёзы, старики долго рассматривали снимки, стараясь разглядеть даже все мелочи, все, что было рядом и за изображенными на них.
– Пойду, отнесу. То-то радость будет, – засобиралась Знатка, когда вдоволь насмотрелись, наплакались.
Нагруженная сумками с картошкой, сушёной ягодой и мукой, Знатка вернулась, когда уже стемнело.
– Вот, дед, столько нам надавали всего…, теперь, говорят, – вы нам родня, – громко и довольно говорила она, разгружая сумки. – Дед, ты где?
Услышав стоны, бросилась за перегородку. Там, на полу, под образами, кряхтя и постанывая, распластался дед.
– Да что с тобой?! – ахнула.
– Что, что – прострел!… Как ты ушла, встал на колени, чтоб возблагодарить Господа, а подняться не могу…. Язви этот прострел…
– Ты с тех пор так и барахтаешься, как перевернутый жук? – рассмеялась.
Обидевшийся дед сердито запыхтел. С трудом добрались до кровати. Сбегала к соседям, в старую кастрюлю нагребла у них из печи горячих углей и поставила сухой жар деду на поясницу. Принялась лечить: прикладывала лепёшки из ржаной муки, изготовила на жире мазь из трав и через неделю подняла деда на ноги.
Земля освободилась от снега, сошло половодье, и Знатка, помня обещание, данное иеромонаху, стала собираться в дорогу.
– Ты куда? Опять уходишь? – дед, за дни болезни немного отъевшийся, ухоженный и посвежевший, смотрел на сестру несчастными глазами.
Тогда она рассказала ему, куда и зачем идёт.
– Ты уж, братка, потерпи. Сделаю это дело – потом долго не буду отлучаться.
Через несколько дней Знатка, не мешкая, повела ребят в подземную церковь. Вышли они с наступлением темноты и уже к утру прямой дорогой добрались до места. Батюшку разбудил условный стук в тайном месте. Кто-то стучал, вынув затычку в потолочном отверстии келейки. Выбравшись из спального мешка, принесенного разведчиками, в котором теперь спал в тепле, он через церковь прошёл в тёплую пещеру, где у входа спал иеромонах, с оружием карауливший вход, и разбудил его.
– Пришёл кто-то: условно стучат.
В щель между камнями в рассветных сумерках увидели трех подростков с котомками за плечами. Расширили вход.
– Входите.
– Вот, отцы родимые, каких я вам соколиков привела, – говорила Знатка, когда батюшка и иеромонах, проведя через тёплую пещеру, ввели всех в полумрак церкви, где у алтаря светились лампады. Столпившись стайкой, мальчики с любопытством несмело озирались.
Уже вечером этого дня иеромонах, тесно усадил ребят за столом в батюшкиной келейке и начал обучать их русской грамоте. Подростки были худы, бледны, плохо одеты, не совсем здоровы. Иеромонах, лечивший прихварывающего батюшку, начал лечить и мальчиков. Занятия, прерываемые только на молебен, трапезу и короткий отдых, продолжались целые дни. Иеромонах принёс ящичек с инструментами и, пристроившись рядом с ребятами, обучал их и одновременно чинил их обувь. Мальчики были обовшивлены и священники приказали каждый день перед сном всем мыться. Спали ребята в тёплой пещере вповалку на подстилках, когда-то оставленных беженцами. Еду, выданную священниками приходов, из которых они пришли, экономили, как могли, и доедали шоколад, принесенный разведчиками. Вся надежда была на то, что скоро появится трава.
Пора уже было думать об огороде. Иеромонах дал ребятам задание писать и читать, а сам отправился на разработанный ими участок, укрытый в ложбине гор, где они уже много лет сажали овощи. Однако, когда пришел туда, увидел, что после бомбежки вся ложбина изрыта затопленными водой воронками и усеяна вывороченными камнями. Ничего не говоря батюшке, чтобы не огорчать его, проверил как ребята выучили урок, дал задание на следующий день и ночью ушел в ущелье к Дальним пещерам, неподалёку от которых он, когда жил в затворе, разработал участок и кормился с него. Но до ущелья он не дошёл: тоннель оказался разрушенным; каменный завал перекрыл его ход. Он вспомнил, что совсем недавно они с батюшкой почувствовали, что земля едва заметно вздрагивает. «Слава Богу, что не угодили в церковь. Не допустил Господь», – горестно подумал, поворачивая назад.
Уединившись, священники озабочено обсуждали, что делать. О разработке нового участка нельзя было и мечтать: его нужно было еще найти, а кругом каратели. Тревожило и то, что, если на заводе начнут убирать руины взорванных корпусов, то обнаружат ход в церковь с территории завода. С тяжёлым сердцем пришли к заключению, что здесь оставаться нельзя, надо уходить…. Но куда? Поразмыслив, решились направить свои стопы на север, к Патриарху. Точной дороги они не знали, но понадеялись: Господь доведёт…
Не было смысла беречь семенной картофель, которого, как бы ни было голодно, не касались. Прикинули, на сколько дней его хватит, и с удвоенным упорством принялись обучать мальчиков, и вскоре те уже бегло читали и писали печатными буквами. Без устали, они поочередно вслух читали Евангелие.
Священники планировали на Троицу подарить мальчикам большой праздник – устроить первый показ фильмов, но планы разрушились и откладывать стало незачем. Иеромонах из тайника принес киноаппаратуру, с помощью ребят повесил на стену экран и велел им усаживаться.
Зазвучал радостный колокольный трезвон. Видный с высоты птичьего полёта, на экране в окружении крон деревьев раскинулся монастырь с золотоглавыми куполами. Обзор снижался, приближая монастырь, увеличивая его в размерах; затем с близкого расстояния вид храмов снаружи и показ великолепия их внутреннего убранства; подворье с морем цветов и тенистыми аллеями, среди которых прохаживаются красивые и нарядные паломники с приветливыми, просветленными лицами. Фильм закончился. Потрясенные мальчики сидели, застыв, боясь пошевелиться. Один решился:
– Батюшка, это на небе?
– Нет, деточки, так у наших за Каменным хребтом.
С того дня и до последнего, когда им пришлось расстаться, каждый день они смотрели фильмы. Когда на экране шла служба, ребята вставали на колени и молились вместе с теми – на экране. После просмотра иеромонах, собрав их возле себя, обстоятельно рассказывал о жизни людей в России Сибирской.
– Батюшка, а нельзя ли и нам уйти туда? – глаза ребят горели.
– Нету больше туда пути – всё разбомбили… Наше дело здесь служить Господу, нести людям свет Его Истины… Ходить тесными вратами, ведущими в жизнь вечную. Господь Иисус Христос и Пресвятая Богородица не оставят нас…
Накануне расставанья в подземной церкви весь день шла служба. Готовясь к этому дню, мальчики привели в порядок свою одежду, искупались, и были опрятны и подтянуты. Храм ярко осветили свечами и лампадами, священники облачились в праздничные священные одежды. Службу совершал протоиерей в сослужении иеромонаха, мальчики по очереди читали Священное Писание. Батюшка кадил ладаном.
Иерархи благословили мальчиков с наказом:
– Идите, помогайте священникам, учитесь сами и учите других. Дорогу сюда забудьте: скоро здесь никого не будет.
Разделили между всеми оставшиеся картофелины, и в сумерках, на ночь глядя, мальчики ушли.
Диакон снял со стен иконы, тщательно упаковал каждую и унес в тайник. Без икон и лампад в церкви стало темно, пусто, сиротливо…. Подсвечивая фонарем, он прошел за алтарь и увидел там батюшку, сидящего на камне обхватив руками крест могилы Посланника. Подошел, опустился на колени, перекрестился, земно поклонился могиле, встал, тронул батюшку за плечо:
– Отец, надо идти…
Побрели, как два нищеброда. Батюшка быстро идти не мог; иеромонах поддерживал его. За ночь нужно было как можно дальше уйти от завода.
В домик священника постучали под утро.
– Ну, наконец-то… Я вас, отцы родимые, которую уже ночь поджидаю…, – тихо проговорил священник, пропуская их в сени.
– А где наш отрок? – спросили утром.
– Знатка увела к себе… Да вон и она сама.
По едва видной в рассветных сумерках тропинке шла Знатка.
– Здравствуй, Знатушка, вот опять, нежданно и негаданно, довелось увидеться – ласково встретил Знатку батюшка.
– Знаю, отцы, всё знаю, – мальчик ваш рассказал.
– Спасибо, что пригрела его. Ну, как он тебе?
– Благослови, батюшка, взять его к себе в учение…