последнюю, когда, стыд-срам забыв,
ты начала свой новый стон, надрыв
напрасный, худший всех – ее кляня,
во всех грехах, обидах обвиня».
38
«Я мог бы и простить. Такую дуру
воспринимать серьезно ни к чему –
но мне противна вся твоя повадка
украдчивая, весь твой потаенный
пыл ненависти, подлости». Она
чуть вздрогнула, продолжила, бледна.
39
«Когда б я верил всяким филантропам,
то им бы завещал, а так кому? –
Коварнейшему другу. Я ему
так много задолжал. Его участье
чем было? В бедах, язвах сладострастьем,
паскуднейшим обычаем, но все же…
Он деньги тратил – получи, дружище,
возмездие: долги и пепелище»
40
Его слова. Его блудливый голос
звучал, и, значит, не было подделкой
письмо – все настоящее, весь стиль;
и здесь не удержался ты, ломался,
хамил тем, этим, мне, Марине, горько
припоминал обиды, клял нас всех,
хамил и хаял, поднимал на смех.
41. Марина
Был Паша не такой дурак безвольный,
чтоб отписать наследство ей. Тебе,
рассорившись со мной, он завещал
имущество. Я знала это и
пришла к тебе просить те двести тысяч.
Потом в конторе не сообразила,
как так, что происходит, – надо было
тогда его за жабры, но казался
таким солидным, мудрым. – Кто? – Да этот,
нотариус. Но есть теперь у нас
текст подлинный и подлинная воля
покойника. Вернем себе свое –
недвижимость, счета,
шматье,
рыжье.
42. Марина
Все стало окончательно мне ясно,
когда я заказала экспертизу.
Почерковеды сразу объявили,
что подписи на завещанье первом
все лживы, –