во мне, внутри, и это дело рук
твоих, вот так вот сжатых, нежных, милых». –
Ты, сука, чем, скажи, его поила?!
46
Ну, что молчишь? Скажи ей, накричи,
ударь в конце концов – сидишь и смотришь
так равнодушно, долго… И накаркал…
Рванулась ты, вскричала. Роковой
момент. Ты поднималась убивать,
а не скандалить, ты ножом в нее
наметилась, ты била сверху вниз,
еще, еще. Она как озверела,
кидалась на тебя и не боялась,
дышала громко, странно улыбалась,
как будто знала: не ее тут смерть,
и до конца не долго ждать, терпеть.
47
В короткой, жаркой схватке ты успела
нож со стола схватить, ну тыкать им,
Марина защищалась, я метнулся
разнять вас, я в сумятицу, в движенье
рук, лиц, иных частей, мелькавшей стали
как вклиниться успел…что сделать? Шрам
остался на руке… Я боль потом
почувствовал, я, кровь когда смывал,
не разбирая, чья вся эта кровь
и почему ее так много, много…
Я клял тебя, себя, судьбу и бога.
48
Упавший на пол труп твоим был трупом.
Я проверять дыхание, держать
у губ чуть теплых зеркало – без толку:
труп трупом; я дрожать, я голосить,
пугать соседей: надо что-то делать,
кого-то звать. – Ты что? Молчи, молчи!
– «Но…» – От квартиры где лежат ключи?
– «Есть связка у меня». – Оставь здесь, выкинь,
сотри следы. – «Врача!» – Какой тут врач!
Не видишь, что ли? – «Разве умерла?»
– Мертвее не бывает. – Я поверил
в твою смерть, я прошел, шатаясь, к двери –
бежать отсюда, все оставить так,
как есть. Пусть ищут и находят пусть:
я не скрываюсь. В будущем – тюрьма,
теперь – как не сойти бы мне с ума.
49
Пощечина. Мотаю головой
и прихожу в себя, пью воду, много,
захлебываясь, теплую глотаю.
И, кто из нас сумел тебя убить,