В холле располагалась одинокая стойка портье и больше не было ничего: ни мебели, ни забытых вещей, будто хозяева забрали все с собой, когда покидали это место. Паркет покрывал ровный слой пыли – сюда давно никто не заглядывал. Первая дверь находилась прямо напротив входа, вторая – за стойкой. Справа была лестница на второй этаж, слева – широкий коридор.
Евгений осмотрелся, подошел к двери напротив и открыл ее. Внутри оказалась какая-то полутемная комната, заваленная ящиками и коробками. Наверное, что-то вроде кладовки, я толком не смогла разглядеть из-за его плеча.
– Если не уверены, что это именно ваша, не стоит входить, – предупредила я. – Возможно, ничего не произойдет, но кто знает…
– Я ничего не чувствую, глядя на них. Думаю, надо поискать на втором этаже. Вы проводите меня?
Попросив Ларса ждать внизу и ничего не трогать, я направилась к лестнице. Постояла, прислушиваясь – ничего, дом казался совершенно необитаемым. Осторожно, проверяя каждую ступеньку, прежде чем встать на нее, я прошла наверх, в небольшое фойе, такое же пустое, как и холл первого этажа.
За ним – коридор, вдоль одной из стен вереница запертых дверей. Я посторонилась, пропуская Евгения вперед, и он сразу же указал на одну из них, третью по счету:
– Этот яркий свет, и звук, словно провода гудят, слышите? Если где-то и есть переход, то он там.
Я ничего не замечала, очевидно, потому что зов предназначался не мне. Вдруг стало страшно: что если это лишь очередная ловушка? Неосознанно я схватила его за рукав и тут же отпустила, досадуя на свою несдержанность. Он развернулся и посмотрел мне в глаза.
– Я не хочу уходить.
Мне показалось, словно воздух вокруг нас загустел и сдавливает грудь, ложится на плечи свинцовой тяжестью. Что я должна сейчас сказать? Вправе ли вообще влиять на его решение?
– Вам нужно как следует все обдумать.
– Я думал об этом, даже слишком долго. С того дня, как впервые увидел вас. – Он запнулся и перевел дыхание. – Когда я вас увидел… это было так, словно из-за туч вышло солнце, и я сразу понял, что вы – та самая. Особенная. Не потому, что обладаете необычными способностями, а для меня. Что бы не произошло, я не хочу вас терять.
– Но вы же понимаете, что я никогда не смогу покинуть Сёлванд? Что мои, как вы выразились, необычные способности иногда вырываются из-под контроля? Вы ведь почти ничего обо мне не знаете.
– Я знаю, что хочу быть с вами, и этого достаточно, – сказал он и улыбнулся. – Сёлванд неплохое место, по-своему уютное, а к Той Стороне я даже привык. Уверен, что сумею здесь устроиться и не буду для вас обузой.
– Что вы такое говорите! – воскликнула я. – Вы для меня… Я не вправе указывать вам, что делать, просто боюсь, что вы однажды пожалеете о своем решении.
– Если дело только в этом… Мы никогда не можем предвидеть наверняка, о чем придется жалеть. Идемте домой, Уна, я остаюсь.
Он развернулся и пошел прочь, даже не оглянувшись. Когда верхняя ступенька скрипнула под его шагами, я опомнилась и поспешила следом. Мысли метались в голове, мешая сосредоточиться.
Я действительно так много для него значу? И как мы будем жить, когда вернемся? Как его примут в городе? Он наверняка откажется работать вместе со мной в гостинице, хотя помощь не помешала бы… Нет, это все пустое. Неужели после он не передумает и останется со мной навсегда? Он вообще понимает, что в Сёлванде “навсегда” может стать невыносимо долгим?
Лестница кончилась чересчур быстро, и я не успела привести мысли в порядок. Ларс, обернувшись на звук шагов, взглянул на нас с изумлением.
– Ничего не вышло? Или передумали?
– Передумал, – коротко ответил Евгений, беря меня под руку.
– Воля ваша. Полагаю, мы можем отправляться в обратный путь?
Он пропустил нас вперед, а сам вдруг замешкался и отстал чуть сильнее обычного, но я была увлечена своими чувствами, к тому же рядом шел Евгений, совсем близко, и держал меня под локоть. Когда я заметила, что что-то не так, оказалось слишком поздно.
Все произошло за считанные мгновения: Евгений обернулся посмотреть, почему не слышно шагов за спиной. Крикнул: “Не смейте!”, я взглянула туда и увидела Ларса, швырявшего в распахнутую дверь шашку динамита с потрескивавшей искрой на конце шнура.
– Назад! – громко скомандовал он, бросаясь прочь от дома, а я, остолбенев, смотрела, как динамит приземлился прямо на пороге открытой комнаты и скользнул по паркету внутрь.
Евгений схватил меня, повлек за собой, и в следующий миг раздался грохот, от которого земля задрожала под ногами. В голове ярким светом вспыхнула боль: не моя, агония Той Стороны. Ослепила, оглушила, едва не лишила рассудка. Кажется, я закричала.
Когда удушающая волна ненадолго отступила, я успела осознать, что лежу на траве, а Евгений закрывает меня своим телом. Дом стоял на месте, совершенно невредимый – казалось, ни один кусок черепицы не упал с его крыши. Из раскрытой двери вырывался тонкий белый луч, такой яркий, что на него невыносимо было смотреть.
Этот луч пронзал насквозь голову Ларса, войдя через левую глазницу. Тело ревизора напряглось и дугой выгнулось назад, словно его пригвоздили к земле копьем. Я попыталась встать, но новый приступ боли взорвал мозг изнутри, и я провалилась в темноту.
Первое, что я почувствовала, очнувшись, была чья-то ладонь, гладившая мое лицо. Потом вернулись звуки, все такие же безмятежные, только к далекому журчанию воды и шуму ветра добавился стрекот кузнечиков. Наступил день – я оставалась без чувств несколько часов.
– Уна, вы слышите? – раздался над ухом обеспокоенный голос. – Прошу, посмотрите на меня!
Открыв глаза, я увидела лицо Евгения, совсем рядом, так, что его вздох защекотал щеку. Бережно придерживая за плечи, он помог мне подняться и сразу же привлек к себе, заключая в объятья.
– Как же вы меня напугали! – прошептал он мне в ухо и зарылся носом в волосы у виска. – Вам лучше? Скажите что-нибудь.
– Со мной все хорошо, – ответила я, прислушиваясь к себе. Боль отступила бесследно, рассудок прояснился, и только легкая слабость напоминала о долгом обмороке. – А вы? С вами ничего не случилось?
– Нет, только перепугался. Этот взрыв, который ничего не разрушил, вы потеряли сознание, и Ларс…
– Он мертв? – спросила я. От воспоминаний о жуткой картине, увиденной перед забытьем, горло сжало ледяными тисками.
– Жив, только не в себе, – Евгений кивнул в сторону, я посмотрела туда и убедилась, что мне не почудилось.
Ларс сидел, скрестив ноги, чуть заметно покачивался взад-вперед и не мигая смотрел в одну точку. Лицо его, левую половину которого сплошь покрывала подсохшая кровь, ничего не выражало. Глаз был залит красным, так, что не понять, цел ли он. Но в то же время я ясно ощущала, что рассудок его сохранен, и Ларс все еще с нами, просто как будто спит или грезит наяву.
– Не бойтесь за него. Она сказала, что он очнется через какое-то время.
– Она? – я прислушалась и почуяла присутствие чего-то еще. Чего-то разумного, но чуждого, нечеловеческого. От осознания его близости вдоль позвоночника пополз липкий страх.
– Фрида. Представляете, она сама нас нашла! Мы даже немного поговорили, пока вы были в обмороке.
Медленно, словно окостенев от пугающего предчувствия, я обернулась. Позади, на расстоянии нескольких шагов, стояла девочка в кремовом платье с оборками, с шелковыми розами в волосах. Она наблюдала за нами, по-птичьи склонив голову. Во взгляде светилось любопытство, но румяное личико оставалось неподвижным, как у куклы.
7.3.
– Это не Фрида, – пробормотала я, облизав вдруг пересохшие губы.
Девочка продолжала молча смотреть, выжидая. Нехотя я высвободилась из объятий и встала, опираясь на плечо Евгения. Он тоже поднялся и перевел непонимающий взгляд с меня на нечто в обличье Фриды.
– Кто ты и что ты сделало с девочкой? – спросила я наконец.
Существо уставилось на меня, не только глазами – оно прислушивалось к мыслям. Неприятное ощущение, будто внутри головы хозяйничает посторонний. Значит, вот что чувствовал Евгений во время моего вмешательства!
– Мы призраки с Аскестена, – произнесло оно, сделало паузу и уточнило, пытаясь подобрать нужные слова: – Мы магия. Девочка здесь, просто без сознания. Как ты недавно, сестрица. Мы одолжили ее тело.
– Чего вы хотите?
– Ответить на вопросы. У тебя и чужака много вопросов, задавайте их.
Нежный и звонкий детский голосок звучал ровно, без тени эмоций и интонаций, отчего становилось жутко. Лицо тоже совершенно ничего не выражало, словно перед нами была говорящая статуя. Но у меня действительно накопилось множество вопросов, так много, что я не знала, с которого начать.