Кое-что особенное

– Ну что вы, господа. Я очень сильно сомневаюсь, что Фриде поможет целительное воздействие Той Стороны и вообще есть нечто, способное ей помочь, но вряд ли от ее пребывания здесь будет какой-то вред, – возразила я. – Она немного странная, но абсолютно безобидна, уж поверьте. В чем-чем, а в людях я разбираюсь неплохо.

– В любом случае, отказаться от ее общества мы не в силах, не так ли? – спросил Ларс и покосился на Эмиля. Тот отрицательно покачал головой и закатил глаза, показывая, что гость – особа высокопоставленная, и свое недовольство открыто лучше не проявлять.

– Город их пустил, – произнесла я уверенно. – Значит, они пробудут здесь столько времени, сколько необходимо. Нам стоило бы попытаться поддерживать добрые отношения, нет смысла развязывать ссору. Что касается девочки, я приложу все усилия, чтобы и ей, и вам было спокойно и удобно.

Ханна заверила, что с радостью поможет занять Фриду. Оказывается, у нее самой была дочь примерно того же возраста. Образ жизни актрисы не позволял много времени уделять ребенку, и девочка воспитывалась в закрытом пансионе, видя мать несколько раз в году.

– Кстати, я давно хотел спросить, – обратился ко мне Евгений, когда закончили обсуждать несчастную больную. – Как именно город не пускает кого-то? Рассказывали всякое, ходят даже слухи, будто нежелательных гостей ждет неминуемая смерть, но мне кажется, что они немного преувеличены.

– Отчего же, бывали случаи, – ответил за меня Ларс. Впрочем, ему предмет разговора был знаком не понаслышке. – Самые настойчивые пытались пробиться вопреки всему, и дело кончалось плачевно. Что касается воздействия зараженной зоны… Все начинается с резкого недомогания. Чаще всего, сильная головная боль, иногда неудержимая тошнота. У тех, кто не остановился, наступают судороги, боли в сердце, приступы паники, идет кровь из носа и ушей. В конце концов, человек теряет сознание и приходит в себя лишь на достаточном расстоянии от заражения. Или не приходит вообще, если вовремя не вытащили.

– Получается, вы… – начал было Евгений, но договорить не успел.

В холл вошла Бриджит и сообщила, что господин Йессен нанял горничную, одобрил предоставленный ему номер, велел разжечь камин и позвать меня. Пришлось оставить разговор и последовать за нею. Пары часов знакомства хватило, чтобы понять – губернатор ждать не любит.

Он принял меня в гостиной у камина, возле которого уже возился Фредерик. На низком столике стояли вино, два бокала и ваза с фруктами. Фриды не было видно, должно быть, отдыхала в своей комнате. Или просто сидела и безучастно глядела в пространство.

Стараясь выбросить из головы мысли о ней, я расположилась в кресле напротив. Бриджит наполнила бокалы и удалилась. Господин Йессен достал золотой портсигар с монограммой, предложил мне папиросу, и, когда я отказалась, спросил позволения закурить.

– Вы кажетесь весьма неглупой дамой, госпожа Соммер, и наверняка догадываетесь, о чем я намерен говорить, – сказал он и выпустил струйку дыма. – Не стану тратить свое и ваше время, на пустопорожнюю болтовню, надеюсь, вы не возражаете, если мы перейдем непосредственно к делу?

Я не возражала. Более того, была готова к этому разговору, даже успела продумать некоторые аргументы, способные его убедить. Что, если речь идет о целительных свойствах Той Стороны, переходить реку вовсе не обязательно. Что для похода туда нужна тщательная подготовка и определенная стойкость духа. Что нужно выбрать удачный день, но…

К той просьбе, с которой он ко мне обратился, я готова не была. Хотя по здравому разумению господин Йессен рассудил верно: исцелить его дочь невозможно.

– Если вы действительно навели обо мне справки, то наверное знаете – я давно не вожу никого на Аскестен, – проговорила я тоном, не допускающим возражений. – Слишком опасно. К тому же может статься, что желаемого вы так и не получите. Об этом вам тоже наверняка говорили.

Он нахмурился и ответил, что знает об этом и даже большем, но намерен попасть на вершину чего бы это ни стоило, со мной или без меня.

– А по поводу неудачи… Я знаю: для того, чтобы магия исполнила просьбу, нужно отдать нечто, соизмеримое по ценности. Те, у кого не вышло, просто-напросто продешевили, – он сузил глаза, на скулах напряглись желваки. – Я же собираюсь заплатить достаточную цену. И с вами тоже расплачусь в полной мере. Просто назовите свои условия, торговаться не стану. Я прошу вас, госпожа Соммер. Умоляю. Отведите меня туда.

Мы говорили еще долго. Я пыталась объяснить, насколько капризна и опасна Та Сторона и как призрачен шанс на чудо. Он отвечал, что другой надежды не осталось. Я пыталась тянуть время, предлагая пожить здесь немного и осмотреться. Он возразил, что времени у него не осталось, и дорог буквально каждый час.

И тут я совершенно растерялась. Фрида выглядела здоровой физически, а душевный недуг был у нее с детства. Тогда откуда такая срочность?

– Потому что проблема вовсе не у нее, – признался он нехотя и поспешно добавил: – Это все, что вам следует знать.

– На таких условиях на Ту Сторону не водят. Никто не согласится идти с попутчиком, не зная о его намерениях всего, вплоть до мелочей. И дело не в деньгах, подобная легкомысленность может стоить жизни. – Я отпила вина и посмотрела на него строго. – Либо вы откровенно рассказываете обо всем, либо этот разговор окончен.

Долгие несколько минут он смотрел на меня тяжелым взглядом, потом понял, что выхода нет, и поведал о своей беде. Несчастную Фриду никто не собирался исцелять. Она и была жертвой, предназначенной Той Стороне, и даже не имела возможности осознать это.

Всего у четы Йессенов было две дочери. Фрида, младшая, родилась больной, забрав здоровье своей матери и лишив ее возможности иметь детей в будущем. Зато старшая словно получила дары природы за двоих. Девушка выросла красивой, умной, с живым покладистым характером, и родители души в ней не чаяли, баловали и нежили, не отказывая ни в малейшей прихоти.

Ее ждало прекрасное будущее: удачное замужество, выходы в свет, роскошь и все, чего только могла пожелать девица ее возраста. Но несчастный случай на охоте перечеркнул все. Сестра Фриды лежала разбитая, с переломанной спиной, неспособная шевельнуть и пальцем, и каждый ее день мог стать последним.

– Я выписал лучших врачей, – закончил свой рассказ губернатор, – Но все они лишь руками разводят. Спасти ее способно только чудо, но если будем медлить, то все окажется бесполезным.

– То есть вы хотите сказать, что приехали выменять одну дочь на другую? Готовы рисковать девочкой, даже точно не зная, получится ли? – я невольно отодвинулась в угол своего кресла. – И думаете, будто я стану вам в этом помогать?

– Вы не хуже меня знаете, что никто не попадает сюда просто так, – ледяным тоном ответил он. – Поверьте, я иду на этот шаг осознанно, сообразуясь с доводами рассудка, а не с эмоциями. Вам жаль Фриду? Так знайте же, ваши чувства не стоят и десятой доли того, что испытываю я. Вы не вправе судить. Никто не вправе.

– Но я вправе отказать вам! – взвилась я. – Это совершеннейшее безумие!

– Идите к себе, Уна, – велел губернатор, немного смягчившись. – Идите и подумайте хорошенько. Я дам вам срок до завтрашнего дня, и советую принимать решение на холодную голову. Фрида… у нее нет ни единого шанса на нормальную жизнь. Никогда не будет. Вы должны учесть это.

Я бросилась вон, даже не простившись. Было противно находиться с этим человеком, нет, с этим чудовищем в одной комнате. Боковым ходом прокралась в свой кабинет, чтобы не встретить никого по дороге, и заперла дверь.

Сидя за столом, я перебирала какие-то счета, не в силах сосредоточить на них внимания. Перед внутренним взором против воли появлялось хорошенькое личико Фриды с пустыми, как у куклы, глазами. Безмятежное выражение его сменялось на тревожную гримасу, и она кричала, как тогда, за обедом…

Человек, которого я водила на вершину Аскестена последним, тоже кричал. Срывая голос, держась за голову с такой силой, будто та лопнет, если разжать руки. Потом бросился бежать, пока не достиг обрыва и не спрыгнул вниз. Гора не приняла его подарка. Больше я туда не поднималась.

Но все же… В чем-то господин Йессен прав. Они смогли добраться до Сёлванда, значит, должны быть здесь. Это закон, негласное правило, о котором, тем не менее, знал каждый из нас. Но значило ли это, что я обязана ему помогать?

Я в бессилии закрыла лицо руками. Как же сейчас не хватало совета кого-то, кто мудрее и опытнее меня!

– Мама, как жаль, что ты далеко, – проговорила я, глядя на ее фото. – Кажется, за все минувшие годы я так и не научилась справляться сама.

4.3.

Утром следующего дня я встретилась с господином Йессеном, чтобы отказать в его просьбе. Настраиваясь на то, что он вновь начнет спорить, уговаривать, умолять, я была, возможно, чересчур резка с ним. Но губернатор словно и не заметил этого. Впрочем, просить еще раз тоже не стал; я догадалась – ему и вчерашние мольбы дались тяжело, ведь он привык приказывать.

Выслушав меня, он кивнул и даже попросил прощения за беспокойство, однако лицо его при этом выражало разочарование. Он сообщил, что с Фридой остается горничная, а сам он отправляется в город, где и пообедает, намереваясь возвратиться только вечером.

– Постараюсь успеть к ужину, но ждать меня не нужно, – велел он и отбыл немедленно, даже не выкурив сигару с Эмилем и Ханной.

Проводив его, я подумала, что сегодня дождь непременно будет, наверное, начнет моросить ближе к обеду, а я забыла предложить губернатору зонт. Окликнуть? Но он отошел довольно далеко, к тому же меня тяготила необходимость с ним говорить. Я вернулась в холл и отправила Аманду, которая дежурила сегодня, догонять его.

Оставшись одна, я выглянула в окно. Все постояльцы решили провести утро на воздухе. Ханна вместе с Фридой и ее служанкой срезали розы в саду. Актриса составляла букет, а несчастная дурочка откусила от цветка, который ей вручили, лепесток и жевала с удивленным видом.

Горничная ахнула, попыталась отнять у девушки розу, но та не отдавала. Дело кончилось бы плачем, если бы не Ханна: она выхватила один цветок из букета и вставила в свою прическу. Фрида, словно обезьянка, тотчас же повторила за ней.

Наблюдая за этой трогательной сценой, я все больше понимала, что не смогу позволить отвести несчастного ребенка на верную гибель. Даже если Та Сторона пропустила ее в Сёлванд ради жертвы – сделаю все, что в моих силах, чтобы девочка осталась жива…

Заметив поодаль движение, я повернулась и увидела, что Евгений фотографировал девушек. Господин Йессен наверняка разозлится, если узнает, и стоило бы предупредить об этом.

– Уна, дорогуша, вы читали сегодняшнюю прессу? – воскликнул Эмиль, стоило мне выйти. – Еще нет? А зря, взгляните, какая любопытная статейка!

Я взяла со стола газету, пробежала глазами передовицу, на которой не было ничего примечательного. Главная новость, сообщавшая о встрече августейшего государя с дипломатической миссией из какой-то варварской страны, несколько броских заголовков о происшествиях в столице…

– Нет-нет, посмотрите третью страницу, аккурат между рекламой помады и заметкой о гастролях какой-то певички. Как вам это нравится?

В колонке, озаглавленной "Заражение природы или заражение души?” некто Каспар Бонде, проф. богословия и философии, рассуждал о сути очагов появления магии. Правда, слова “магия” он упорно избегал, заменяя его на такие эпитеты, как “заражение”, “скверна”, “искажение” или “порча” – речь проф. Бонде вообще была затейливой и красочной.

Если не принимать во внимание тезисы о богопротивной и оккультной природе “скверны”, а также пересказ ужасающих случаев, произошедших на “испоганенной земле” (львиная доля которых была неподтвержденными слухами), то статья не сообщала ничего нового.

Автор призывал бороться с описываемым явлением. Грозил всем, кто ищет “противоестественной” помощи, тяжкими недугами, безумием и карами небесными. Предлагал силами властей остановить поток желающих приблизиться к источникам. Выражал надежду, что наши доблестные военные и полиция вот-вот найдут способ прекратить распространение заражения раз и навсегда…

– Здесь совершенно нечего обсуждать, – сказала я, закончив чтение. – Очередное умозаключение газетного писаки, не то что не видевшего лично, а даже не знакомого с теми, кто видел Ту Сторону и другие места. Я решительно не понимаю, что вызвало между вами столь оживленный спор, господа!