Друзья и недруги. Том 1

– Ради того чтобы услышать от тебя эти слова, стоило оказаться здесь! Вилл, любимый, я поверить не могу, что ты все-таки сказал мне о любви!

– Разве ты не знала без всяких слов, что я всегда любил и люблю тебя одну?

Она пожала плечами.

– Знала, наверное, но никогда не была уверена до конца. Все твои поступки свидетельствовали, что ты любишь меня, но словами ты всегда утверждал обратное, и я сомневалась. Думала: вдруг выдаю желаемое за действительное?

– Лиз, радость моя, о человеке надо судить прежде всего по поступкам, и только потом по словам!

– Да, – согласилась она, не сводя с него сияющих глаз. – Но если бы ты знал, как я счастлива услышать от тебя слова любви!

Вилл снова хотел шагнуть к ней – и вновь невидимая преграда мягко уперлась ему в грудь. Тогда он опустился на траву, и Элизабет сделала то же самое.

– Милая, объясни мне, что случилось, – попросил Вилл.

Она тяжело вздохнула и улыбнулась с невыразимой бесконечной грустью.

– Я ослушалась тебя. Ты велел укрыться в лесу, и я так и сделала. Но потом испугалась, и страх погнал меня обратно, к тебе. Рядом с тобой я всегда чувствовала себя в безопасности, вот и помчалась назад, не думая, что тебе сейчас не до меня, не зная, как сумею тебя найти. Я вернулась, заперлась с детьми в доме, боясь, что следом ворвутся ратники. Но они не стали врываться, а заперли дверь снаружи и подожгли дом. Дети и я – мы все оказались в западне. Я помогла Дэнису выбраться в окно и попросила его принять от меня Эйслинн, но в этот момент дом затрещал, сверху что-то обрушилось, накрыло нас и ударило меня по голове. Больше я ничего не помню. Очнулась уже здесь.

Вилл посмотрел на луг, расстилавшийся за спиной Элизабет, и догадался, где это здесь.

– Луга Одина! – одними губами сказал он. – Как ты сумела найти дорогу сюда?

– Тебя это удивляет? – невесело рассмеялась Элизабет, очень внимательно глядя на Вилла. – Признаюсь, в самые первые мгновения я тоже была удивлена, но, представ перед Фрейей, услышала от нее то, что явилось для меня откровением и положило конец удивлению.

– Фрейя?! Но ведь… – начал говорить Вилл и оборвал себя, ответив Элизабет не менее пристальным взглядом.

– Так и есть, милый, – склонила она голову, подтверждая его следующую догадку. – Фрейя сказала, что я – Дева, твоя Дева, а ты – мой Воин.

Заметив в его золотистых глазах недоверие, она предложила:

– Убедись сам. Ты ведь знаешь, как это сделать.

Он порылся в памяти и нашел. Не сводя с Элизабет все еще не верящих глаз, Вилл выдохнул тайное имя той, что была изначально ему предназначена:

– Аделиза?!

– Это я, – просто ответила Элизабет. – Теперь у тебя не осталось сомнений?

У него ничего не осталось, кроме страшной, безумной тоски по ней, хотя Элизабет была совсем рядом – протяни только руку!

– Почему же ты никогда не назвала меня тайным именем, чтобы я смог узнать тебя? – с горечью спросил Вилл.

– Я ведь ни о чем не знала до встречи с Фрейей, да и кто бы мне рассказал? А твое тайное имя… Оказалось, что я только им и называла тебя, не подозревая о том, – ответила она. – Ты тоже не знал, что твое тайное имя совпадает с явным? Оно у тебя единое: Уильям, Вилл[6 - Англ. will – воля.]. Немудрено! Такой ты и есть, любимый: олицетворение гранитной, непреклонной воли.

– Что же теперь? – прошептал Вилл, обессиленно закрывая глаза, но тут же открыл их и впился взглядом в Элизабет: – Мы ведь должны быть вместе!

– Мы были вместе, и однажды опять будем вместе, но уже здесь. Я буду ждать тебя, Вилл. Если ты позовешь, приду в снах, как сейчас, как прежде. Но ты старайся не звать меня часто, чтобы не впасть в миражи. Пока ты принадлежишь другому миру, где меня больше нет, тебе надо жить его заботами, а не снами. Смирись, родной! Ничего не исправить.

Он молча смотрел на нее, и она увидела, как по его скулам потекли редкие тяжелые слезы. Элизабет замерла при виде этих слез, обернулась и крикнула вдаль громким, звенящим от напряжения голосом:

– Пожалуйста, Златокудрая! Хотя бы минуту! Я умоляю!

Невидимая преграда внезапно исчезла, и Элизабет бросилась в объятия Вилла. Он крепко прижал ее к груди, лихорадочно осыпая поцелуями ее голову, лицо, руки, гладившее его по лицу и плечам.

– Лиз, радость моя, счастье мое, прости меня!

– За что, Вилл? Ты дарил мне всю свою душу, а я, глупая, ждала слов! Единственный мой, любимый, ненаглядный! Я буду ждать тебя. Только не торопись! Теперь я знаю: ты не вправе намеренно сокращать Путь. Береги сына! Все, тебе пора! Нельзя так долго находиться на грани миров. Нет, подожди! Поцелуй меня еще раз, напоследок, до новой встречи!

Он прильнул к ее губам, целуя Элизабет жарко, страстно, нежно, не в силах оторваться, и в этом поцелуе она растаяла, растворилась в солнечном сиянии, а потом погасло и оно.

****

– Я же просил! Зачем вы ему рассказали? – сердито, с болью в голосе спросил Эдрик, не сводивший глаз с Вилла и удерживавший его в постели, придавив ладонью плечо.

Вилл спал, но беспокойно, метался по постели и шептал имя Элизабет.

– Все вышло случайно, – вздохнула Эллен, стоя за спиной Эдрика. – Я напоила его сонным отваром, и вот он спит. Боюсь думать о том, как он проснется!

– Не бойся, у лорда Уильяма сильная воля. Он справится, – отрезал Эдрик, но тут же покачал головой и с горьким удивлением сказал: – Впервые в жизни вижу, чтобы он плакал. Сколько тычков и выговоров он от меня получил, но чтобы слезы – никогда. Эллен, едва он проснется, сразу заговори о сыне. Пусть думает о живом, а не о погибшей!

Но когда Вилл проснулся, Эллен вообще побоялась заговорить с ним. Она увидела совершенно иного Вилла: с лицом очень спокойным и жестким, словно его вырубили из камня, с глазами, в которых горел ровный беспощадный огонь.

В свой двадцать второй день рождения наконец вырвался из забытья Робин, чем вызвал бурную радость в сильно пополнившемся лагере Статли. Слабый, как новорожденный младенец, он едва мог шевелиться, но его сознание было абсолютно ясным. Узнав от Джона, что Гай Гисборн все-таки предал селение огню, Робин потемнел лицом.

– Как же вы допустили это, Джон? – еле слышно спросил он.

Джон растерянно пожал широкими плечами.

– Мы не знали, что делать, – признался он.

– А ты чего ждал? – позже со всей беспощадностью сказал Робину Эдрик. – Твои люди остались без командира – без тебя. Почему вы с Виллом не только ввязались в сражение, но еще и оттянули на себя едва ли не большую часть ратников, приведенных Гисборном? Пожалели остальных? Не хотели, чтобы кто-то погиб? Войны без жертв не бывает, лорд Робин! Твоим делом было командовать, а не сражаться, прикрывая своих людей собой. Ты дал им в руки оружие – вот и пусть бы воевали. Почему тот же Гай Гисборн не вышел с мечом против тебя, а предпочел командовать ратниками? Ты можешь сотню раз повторить мне, что он смалодушничал, зная, что не выстоит против тебя, и я не стану спорить. Но в результате своего добился он, а не ты.

Как ни горько было Робину слушать отповедь Эдрика, он понимал: наставник прав. Другой новостью, кроме гибели Локсли, стало для него известие о смерти Элизабет и малютки Эйслинн. Об этом Робину шепотом рассказала Эллен, когда он, тоже заметив перемены в брате, спросил ее, что случилось с Виллом. Представив себе душевную боль, которую испытывал Вилл, Робин едва не окаменел.

– Она же должна была спрятаться в лесу! Почему Элизабет вернулась?

– Об этом никто не знает, – ответила Эллен. – Наверное, только Дэнис сможет что-нибудь прояснить.

Когда она говорила эти слова, Робин вдруг поймал странный взгляд Кэтрин, заметил, как резко побледнела жена Джона и тут же отвернулась, скрывая лицо.

****

Убедившись, что Робин медленно, но неуклонно выздоравливает, Вилл изъявил желание навестить сына. Эдрик с большим сомнением посмотрел на него. Пусть Вилл уже на ногах, но уверен ли он, что выдержит дорогу верхом?

– Справлюсь! – усмехнулся Вилл, и они с Эдриком отправились в Маласэт.

Эдрик, проводя большую часть времени в лесу рядом с воспитанниками, иногда возвращался домой убедиться, что с Тиль и Дэнисом, за которыми приглядывала женщина, живущая по соседству, все в порядке. Но было одно обстоятельство, о котором Эдрик умолчал, решив, что Виллу достаточно испытаний. Он никак не мог забыть слезы, катившиеся из-под ресниц Вилла, когда он во сне шептал имя жены, слезы, поразившие Эдрика до глубины души. О том, что он утаил от Вилла, Эдрик хотел рассказать по дороге, но, заметив, как Вилл иной раз крепко стискивает зубы, понял, что верховая езда стоит ему немалых усилий, и решил повременить до Маласэта.