Друзья и недруги. Том 1

– А ты не считай это потерей, – вдруг сказал Вилл. – Мартина не годится тебе в жены.

– Почему? – Робин повел взглядом в его сторону.

– Потому что она не ровня тебе.

Услышав ответ брата, Робин тяжело усмехнулся:

– Что-то я не помню, чтобы подобное соображение остановило тебя, когда ты решил жениться на Лиз.

– Лиз носила моего сына, и я не мог поступить иначе, – твердо сказал Вилл.

Как ни тяжело было на сердце у Робина, он не смог удержаться от улыбки. Брат так и не хотел признавать, что женился на Элизабет из любви к ней, а не ради того, чтобы выполнить долг.

– Можешь улыбаться, сколько тебе угодно, – рассердился Вилл, – но так оно и было. К тому же кто я, Робин? Незаконнорожденный сын графа, не имеющий права ни на герб, ни на само имя отца. Ты другое дело. Ты граф Хантингтон. Король стареет, его одолевают недуги. Твое время приближается, и если окажется, что ты женат на простолюдинке, новый король едва ли поймет и одобрит твой выбор.

– Я граф, – повторил Робин и глубоко вздохнул, – но разве я не могу выбрать в жены ту, что пришлась мне по сердцу, быть с ней просто счастливым, стать отцом, как ты?

– Нет, не можешь, – спокойно ответил Вилл и, поймав гневный взгляд Робина, обезоруживающе улыбнулся: – А ты что думал, братец? Почему я никогда не желал оказаться на твоем месте, как бы меня в том ни подозревали? Именно потому, что титул графа налагает слишком большую ответственность, сопряжен с чувством вечного долга – перед королем, вассалами, перед равными тебе и теми, кто ниже тебя. Чересчур хлопотно, Робин! А насчет жены – подожди, пока леди Марианна достигнет брачного возраста, предъяви на нее права и веди к алтарю. Она-то будет тебе достойной женой, равной, не менее знатной и родовитой, чем ты сам!

– Представляю, как обрадуется ее отец, когда я, кого несколько лет считали погибшим, вдруг объявлюсь во Фледстане и напомню о давней помолвке! – расхохотался Робин.

Наступило утро. Облачение в нарядное платье, дорога в церковь, венчание – все происходило для Мартины как в тумане. Четко и звучно произнося брачный обет, она слышала собственный голос, словно вместо нее говорил кто-то другой, не она. Только за свадебным столом Мартина немного пришла в себя и увидела среди гостей Робина.

Не слыша поздравлений, не чувствуя ласкового пожатия ее руки Мартином, она украдкой посмотрела на Робина и неожиданно встретилась с ним глазами. Наверное, он довольно долго смотрел на нее, и в его взгляде больше не было холода, который уже стал для Мартины привычным. Любование, тень былой нежности и печаль, бесконечная печаль – вот что она увидела в его глазах. От сердечной боли сдавило горло, и Мартина только сейчас в полной мере поняла, что она натворила. На нее снизошло озарение: не следовало даже пытаться вызвать у Робина ревность. Надо было просто прийти к нему, сказать, что она любит его, попросить прощения, и, может быть, они бы поладили вновь. Почему она так и не сделала? Потому что ей хотелось, чтобы Робин просил ее о любви как о милости. Глядя на него сейчас, она не могла понять, как ей пришла в голову мысль, что он будет о чем-то просить? Это с его-то гордостью, которую она попыталась сокрушить! Лучше бы разбила себе руку о каменную кладку – было бы не так больно. А еще она не верила ему, не могла поверить, что он, граф, действительно возьмет ее в жены, и теперь расплачивалась с лихвой за любовь, которой не хватило смелости просто поверить тому, кого любишь. Недаром он говорил об Элизабет почти с благоговением. Он ждал такой же любви от Мартины – смелой, безоглядной, самоотверженной. А она, любя его, думала прежде всего о себе. Но ведь мог же он ей рассказать, какой хотел бы видеть ее, чего ждал? То, что слова Робина не изменили бы ее собственной сути, осталось за пределами ее прозрения.

Начались танцы, и, через силу улыбаясь, Мартина прошла первый круг с мужем, потом с Джоном. Решив, что с нее достаточно, она на глазах у всех подошла к Робину.

– Ты окажешь мне честь? – спросила она, глядя ему в глаза.

Робин молча подал ей руку. Ощущая под ладонью теплую и надежную силу его руки, Мартина впервые за день расслабилась. На ее лице появилась уже не притворная, а искренняя, радостная улыбка. Ей хотелось, чтобы хоровод кружился бесконечно и музыка никогда не смолкала. Она не видела, как неотрывно смотрит Мартин на нее и Робина и как по его лицу пробегает невольная судорога, когда он замечает, как его молодая жена льнет в танце к Робину.

– Ты выбрала свадебный дар, который хотела бы от меня получить? – нарушил молчание Робин.

– Да, – кивнула Мартина и сказала, какого подарка ждет от Робина.

Его глаза сузились, в них мелькнул гнев. Уверившись в том, что Мартина совершенно серьезна, Робин решительно вывел новобрачную из круга и передал ее руку молодому супругу.

– Мартин, я от всего сердца желаю тебе счастья, – сказал он и вернулся за стол.

– О чем она тебя попросила, что ты изменился в лице? – спросил его на ухо Вилл.

– Чтобы я воспользовался правом первой ночи, – ответил Робин. – Такой она выбрала дар от меня.

– Бедный Мартин! – усмехнулся Вилл, отыскав взглядом новобрачных. – А ты, брат, должен радоваться, а не грустить. Судя по всему, у Мартины нет ни малейшего представления о чести.

Вилл, несомненно, был прав: поводов для грусти у Мартина было больше, чем у Робина, только он об этом еще не знал. А этим вечером Мартин чувствовал себя на седьмом небе от счастья, тем более что приближался час проводов молодых супругов в спальню. Но выполнения еще и этого свадебного обычая Робин дожидаться не стал.

Эллен вместе с Клэренс ушли со свадьбы раньше, и, придя домой, Робин заглянул в комнату сестры и увидел, что девочка спит. Эллен, должно быть, тоже спала. Поднявшись к себе, Робин прямо в одежде упал на кровать, заломил руки за голову и закрыл глаза, чувствуя внутри полное опустошение.

Ему не следовало идти на свадьбу, да он и не пошел бы, если бы ночью не получил приглашение из уст самой Мартины, воспринятое им как вызов. Оставлять его без ответа было бы слабостью. Последний поединок между ним и Мартиной состоялся. Робин так и не понял, за кем осталась победа, но себя победителем не чувствовал.

Он мог сотню раз повторять, что Вилл прав и судьба обошлась с ним благосклоннее, чем с Мартином, что Мартина не его женщина, и не потому, что она простого звания. По своей сути она была и останется чуждой ему. Он был слишком самоуверен, когда решил, что справится с ее недостатками и разовьет достоинства. Но все эти знания ничуть не умаляли тоски по ней.

Теплая ладонь осторожно легла на плечо Робина. Он открыл глаза и увидел Эллен.

– Позволь мне сегодня остаться с тобой, – тихо попросила она. – А утром я выпью твой отвар.

Мгновение он молча смотрел на нее, потом обхватил рукой ее плечи, пригнул к себе и поцеловал с такой пронзительной нежностью, что у Эллен оборвалось сердце.

– Соскучилась, Нел? – услышала она его шепот и поняла, что, если ответит иначе, он немедленно отошлет ее, не приняв сочувствия.

И она ответила:

– Да, очень!

Быстрый взгляд его синих глаз, потемневших от желания, – и она не заметила, как они оба освободились от одежды: только соприкосновение с ним, его объятия, поцелуй и тяжесть его тела. Подчиняясь его рукам и губам, она задыхалась, стонала, приникая к нему вновь и вновь и в ответ щедро одаривая ласками, которым научилась от него самого. И, глядя в его глаза, она с болью в сердце понимала, что юноши, так горячо, страстно и беззаветно любимого ею, больше нет. На его место заступил мужчина. Властный над собой, он властвовал и над ней, но и такой – незнакомый, пугающий – был любим ею не меньше, а больше во сто крат.

«Милый мой, милый! – мысленно умоляла Эллен. – Только не вздумай закрыть свое сердце из-за той, что изначально была тебя недостойна!»

К рассвету они ненадолго забылись сном. Она проснулась раньше него и, слыша ровное сонное дыхание Робина, сама еще сонная, стала осыпать его поцелуями. Некоторое время он лежал неподвижно, лишь скользя ладонью по ее волосам, потом с силой подхватил, опрокинул на спину и первые мгновения близости был настойчивым и безразличным, словно ему все равно, кто с ним. Но вот он открыл глаза, на миг замер, а потом опять стал таким нежным, что она едва удержалась от слез.

– Как мне с тобой хорошо, Нелли! – услышала она. – Ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. И никакой любви для этого не надо!

Услышав его признание, Эллен больно прикусила губу. Он сказал то, что думал, и ничего другого она никогда не ждала. Но, не столько желая утешить его, сколько стремясь развеять его заблуждения, она прошептала:

– Робин, ты уверился в том, что познал любовь, но это не так. Твой час еще не настал.

Он посмотрел на нее насмешливым взглядом, но Эллен, не поддавшись, уверенно улыбнулась:

– Если бы ты любил Мартину, она вчера не вышла бы замуж за другого.

Его губы сложились в мрачную усмешку:

– Чего же, по твоему мнению, я не сделал, чтобы этого не случилось?

– Ничего, – с прежней уверенностью ответила Эллен, глядя ему в глаза. – Если бы ты любил ее, она бы сама не вышла замуж и для этого тебе ничего не понадобилось бы делать.

Робин долго смотрел на нее, потом с глубокой снисходительностью сказал:

– Ты говоришь так, словно любила сама.

Если бы не эта снисходительность, она бы сдержалась, но, уязвленная его тоном, Эллен жарко воскликнула:

– Да, мне ведомо, что такое любовь!

Его глаза сузились, замерли, впились в ее лицо, и она пожалела о неосторожно вырвавшихся словах. Когда он едва заметно поморщился от досады, освободил ее от тяжести своего тела и лег рядом, она поняла, что пожалела не зря. Закрыв глаза, он долго молчал, потом тихо и очень печально сказал:

– Я не хотел этого. Мне очень жаль, Нелли, поверь.