– Я беременна.
Вилл долго смотрел на нее, словно смысл того, что она сказала, не дошел до него. Потом его глаза потемнели, прищурились, и он спросил:
– Когда должен родиться ребенок?
– В конце октября, – ответила Элизабет. – Я думаю, мы зачали его той ночью, когда ты сердился на меня из-за Алана.
Вилл медленно отнял ладонь от лица Элизабет и, отвернувшись, посмотрел куда-то вдаль. Он долго молчал. Элизабет, совершенно убитая, крепче обхватила себя, чтобы скрыть от него все-таки пробивший ее озноб.
– И ты ничего не замечала четыре месяца? – наконец заговорил Вилл.
– Я давно поняла, что со мной не все ладно, – вздохнула Элизабет, – и, конечно, догадалась, в чем дело, но боялась признаться тебе.
Он не стал спрашивать, чего она боялась, и внимательно посмотрел на Элизабет:
– О чем же ты думала все это время, пока молчала, и что собиралась делать?
Она хотела сказать, что не станет ему в тягость, что Эллен предложила перебраться в ее дом, где она и ребенок смогут как-то прожить. Но вместо всех заранее приготовленных ответов смогла сказать только одно:
– Я поступлю так, как ты решишь, Вилл.
Заметив едва уловимую усмешку, пробежавшую по его губам, Элизабет похолодела от страха. Ей пришла в голову мысль, что он может потребовать то, на что она не согласится ни при каких условиях. Прижав к животу ладони извечным жестом матери, защищающей будущего ребенка, она, не сводя с Вилла глаз, покачала головой.
– Травить его я не стану, даже не думай об этом! Ведь он уже живой, – помедлив, она почти беззвучно добавила: – И он твой.
Выслушав ее, Вилл глубоко вздохнул.
– Какая же ты глупышка, Лиз! Как ты могла подумать, что я заставлю тебя пойти на такое? От этого ведь и умирают. Иди-ка сюда, ко мне!
Она не шевельнулась, по-прежнему не сводя с него широко раскрытых, полных отчаянной решимости глаз, и тогда он сам обнял ее и сильным движением пересадил с травы себе на колени. Обнимая Элизабет, Вилл испытал неведанное до сих пор чувство: в его руках была не просто она, а ее жизнь, даже две жизни. Он вдруг с предельной ясностью осознал, что только от его слов, которых сейчас ждет и боится услышать Элизабет, будет зависеть, как сложатся эти жизни – благополучно или крайне несчастливо. Время юношеской беспечности миновало, и вопрос, от которого он прежде небрежно отмахивался, превратился в едва ли не самый главный и требовал разрешения. Вилл глубоко вздохнул, и в его глазах отразилась готовность пойти навстречу судьбе и исполнить свой долг.
– Ничего не бойся, Лиз, – услышала Элизабет его спокойный уверенный голос, – я не оставлю тебя. Мы обвенчаемся.
Когда она услышала то, на что не смела даже надеяться, силы окончательно покинули ее, и она взахлеб разрыдалась, уткнувшись лицом Виллу в грудь.
– Что ты, милая?! – испуганно воскликнул Вилл. – Немедленно перестань! Тебе теперь нельзя плакать.
Она закивала, унимая слезы, и крепко прижалась к груди Вилла, сцепив руки вокруг его стана. До разговора с ним ее охватывало отчаяние – сейчас же, когда будущее озарилось ярким светом, Элизабет была переполнена счастьем. Она подумала, что если все разрешилось так замечательно, то, может быть, ей повезет и в другом: она наконец услышит от него долгожданные, заветные слова. Элизабет очень надеялась, что Вилл любит ее, но ведь он никогда не говорил ей о своих чувствах. И она еле слышно спросила:
– Почему ты решил жениться на мне?
Руки Вилла сильнее сжали Элизабет в объятиях, а сам он потерся щекой о ее голову и вздохнул с бесконечной печалью.
– Потому что я не желаю своему ребенку такую же чашу обид и унижений, которую довелось испить мне. Не хочу, чтобы он, слыша за спиной слово «ублюдок», так же скрежетал зубами, как я, не зная, что ответить. Даже в Веардруне, где меня величали лордом, все равно вились такие же шепотки. В детстве я бил сверстников, дразнивших меня этим словом, в Веардруне Робин пускал в ход кулаки, если слышал его. Нет, Лиз, познав такую судьбу, никому ее не пожелаешь, и меньше всего – собственному ребенку!
Элизабет незаметно для Вилла вздохнула с грустью и разочарованием. С другой стороны, могла ли она получить все и сразу? Он женится на ней! Разве этого мало, чтобы вздохами искушать судьбу?
– Пойдем домой, милая, – сказал Вилл. – Роса, ты можешь простудиться, а тебе надо беречь себя.
Держась за руки, они пошли обратно в селение, и, проходя мимо своего дома, Элизабет невольно замедлила шаг. Заметив это, Вилл крепче сжал ее руку и рассмеялся.
– Незачем, Лиззи! Твои родители уже привыкли, что ты каждую ночь проводишь со мной. Завтра утром пойдем к ним вместе.
Они пришли в дом Вилла, поднялись по лестнице в его спальню и разделись с такой привычностью, словно давно побывали в церкви и обменялись брачными обетами. Когда Элизабет легла в постель, Вилл окинул ее долгим пристальным взглядом и улыбнулся.
– Я, наверное, ослеп! У тебя живот распух и округлился, а я вчера ничего не заметил!
Он лег возле нее, обнял и закрыл глаза. Элизабет подумала, что Вилл уснул, как вдруг он беспокойно поворочался, перевернулся на бок и посмотрел на нее непривычным, едва ли не жалобным взглядом.
– Лиз, мне, наверное, теперь не стоит трогать тебя, но я ничего не могу с собой поделать. Я очень хочу тебя!
Элизабет даже рассмеялась: настолько необычным был просительный тон для всегда властного и уверенного в себе Вилла.
– Вилл, любимый, ты стал просить то, что столько времени брал без спроса? – глядя в его золотистые, янтарные глаза, Элизабет нежно провела ладонью по щеке Вилла и тихо сказала: – Пожалуйста, милый! Я тоже очень хочу тебя.
Услышав ее признание, Вилл рывком привлек к себе Элизабет, закрыв ей рот страстным поцелуем, но, тут же опомнившись, осадил себя и стал очень бережен, так бережен, каким не был и в первую ночь. Он искупал ее в своей нежности и, засыпая, положил ладонь ей на живот, словно защищал и Элизабет, и ребенка от неведомой опасности.
– Надо же! – прошептал он, обняв ее и поцеловав в лоб. – Ты этой осенью подаришь мне сына!
– А если родится дочь? – улыбнулась сквозь подступающий сон Элизабет и услышала:
– Я стану гордиться ею – ведь она будет так же красива, как ты.
Утром Барбара, наблюдая, как Вилл и Элизабет вместе спускаются по лестнице, поняла, что ее ждет нечто необычное. Достаточно было того, что они вышли из спальни вдвоем, но Вилл еще и держал Элизабет за руку, что было совсем удивительным. Не спуская с матери глаз, он подвел к ней Элизабет и громко и отчетливо сказал:
– Матушка, я намерен взять Элизабет в законные жены и прошу у тебя благословения для меня и моей невесты.
Барбара улыбнулась, молча поцеловала сына в лоб, обняла Элизабет и расцеловала ее в обе щеки. Незаметно для Вилла она прикоснулась ладонью к ее животу и, посмотрев ей в глаза, выразительно подняла брови. Элизабет залилась пунцовым румянцем, и Барбара, рассмеявшись от души, отвела ее в сторону.
– Пожалуйста, не думайте обо мне плохо! – взмолилась Элизабет. – Я не нарочно!
– Милая, глупая девочка! – рассмеялась Барбара. – Да я не желаю лучшей жены для сына, чем ты, и другой невестки для себя. Даже если бы ты не понесла от него, он бы все равно рано или поздно отвел тебя в церковь. Ведь он любит тебя!
Элизабет недоверчиво посмотрела на Барбару, и та снова рассмеялась.
– Поверь мне! Я его мать, потому могу увидеть в сердце своего сына даже то, в чем он себе не хочет признаться, не только тебе. Конечно, у Вилла весьма тяжелый нрав и изрядная гордость, но когда-нибудь он поймет собственное сердце и ты услышишь от него слова, которых так долго ждешь.
– О чем вы там шепчетесь? – недовольно нахмурился Вилл и протянул руку к Элизабет. – Идем, Лиз. Сходим к твоим родителям, потом вернемся домой завтракать.
Но все оказалось не так просто, как предполагал Вилл. Отец Элизабет сидел за столом, когда они пришли. Увидев Вилла в дверях об руку с Элизабет, Томас вскинул голову и посмотрел на обоих.
– С чем пожаловали, лорд Уильям? – спросил он, намеренно не замечая дочь.
– С вопросом, – спокойно ответил Вилл. – Отдашь мне дочь, Томас?
Томас перевел взгляд на Элизабет и иронично хмыкнул.
– А что, ты забыл, что получил ее прошлой зимой, не нуждаясь в моем разрешении?