Друзья и недруги. Том 1

– Ты не оставил бы Локсли! Не пытайся уверить меня в обратном. Мы уже говорили с тобой об этом на могиле Элизабет. Не надо сожалений, Робин. Отец учил нас смотреть жизни в лицо, открытыми глазами, что бы ни случилось, что бы ни ожидало впереди. Я помню его науку, да и ты тоже. Все, закончим этот разговор, брат.

Утром, распрощавшись с хозяином постоялого двора и со служанками, скрасившими им ночные часы, братья по дороге в Шервуд еще раз обсудили, как проводить обучение ратному делу.

****

Зима и весна прошли в тяжких трудах. Никогда прежде Робин и Вилл не уставали так сильно, к ночи почти валясь с ног, как в ту пору. Друзья, которых они обучили владеть мечами в Локсли, тоже стали ратными наставниками. Но учеников было очень много, и подлинным воинским искусством все равно обладали только трое: сам Робин, Вилл и Статли, уступавший братьям Рочестерам, пусть и неприметно для тех, кто впервые взял в руки меч. Поэтому каждый из стрелков заканчивал обучение, обязательно проходя через тренировки с Робином или Виллом. А помимо ратных занятий братьям приходилось наблюдать за обустройством дозорных постов и обучать стрелков нести караульную службу.

По счастливому стечению обстоятельств покой Шервуда никто не тревожил. Короля в стране не было, потому в лесу не устраивались охоты и лесничие редко заходили в лес дальше его окраин. Единственными охотниками были браконьеры, ставшие таковыми не по своей воле и, чтобы избежать наказания за убийство королевского оленя, вынужденные вступать в ряды вольных стрелков. Так в Шервуде оказался юноша по имени Дикон, застреливший из лука двух ланей даже не в лесу, а на собственном поле, где животные изрядно попортили едва проросшие всходы ячменя. Почти одновременно с Диконом в Шервуд пришел другой юноша – Хьюберт, и по той же самой причине, что и Дикон. Только Хьюберт искал спасения от шерифа даже не ноттингемского, а йоркского. Что Дикон, что Хьюберт не стали первыми и последними, кого загнал в Шервуд страх лишиться руки за нечаянное браконьерство.

Когда служба дозорных была налажена, возникла острая потребность в лошадях. Деньги у Робина были на исходе, а лошади стоили дорого, и он отправился в Маласэт. Желая проведать сына, Вилл вызвался сопровождать брата.

Эдрик не смог скрыть радости от встречи с Робином. Вилл получил от ратного наставника лишь неразборчивое приветствие, сказанное к тому же не самым любезным тоном. Зато ликованию Дэниса при виде отца и крестного не было предела, и Тиль прямо-таки светилась, не сводя с Вилла глаз.

Выслушав Робина, Эдрик неодобрительно покачал головой:

– Мальчик мой, конечно, мне посчастливилось вывезти все серебряные монеты, что были в хранилище графа Альрика, но ты хочешь взять очень большую сумму! Зачем тебе понадобились верховые лошади, да еще в таком количестве?

– Я должен получать известия от дозорных так быстро, как только возможно. Охрана Шервуда от непрошеного вторжения будет осуществляться не только караульными постами, но и патрулями. Очень скоро, Эдрик, я возьму под контроль дороги Ноттингемшира, и это только начало.

Эдрик долго молчал, раздумывая над тем, что сказал Робин.

– Если я правильно понял, ты замыслил создать в Шервуде собственную державу, но властвовать не только в ней, а и далеко за пределами своего леса.

– Иначе какой мне смысл ее создавать? – пожал плечами Робин.

– Я вообще не вижу во всем, что ты делаешь, никакого смысла! – признался Эдрик.

Робин рассмеялся.

– А! Тебе кажется, я забавляюсь? Нет, мой дорогой наставник! – Став серьезным, Робин сказал: – Шервуд пока набирает силу, и только потому о нем никому ничего неизвестно. Но пройдет совсем немного времени, и в Ноттингемшире не будет ничего происходить без моего согласия – прямого или безмолвного. Сэр Рейнолд больше не получит ни одной монеты из годовых доходов, что ему приносят мои владения и которые он сейчас полностью оставляет себе, пользуясь тем, что король Генрих умер, а Ричард отправился в крестовый поход прежде, чем вник в дела покойного отца.

Мысль о том, что ненавидимый им шериф Ноттингемшира лишится доходов от владений Рочестеров, пришлась Эдрику по душе. Но он не спешил открывать тайник, где хранилось серебро, вывезенное из Веардруна.

– А почему ты решил, что тебе позволят осуществить задуманное? Как только сэр Рейнолд поймет, что происходит в Шервуде и какую мощь ты набрал, он немедленно попытается расправиться с тобой!

– Именно что попытается, – хладнокровно ответил Робин и улыбнулся: – Но у него ничего не получится. Он упустил время, и оно продолжает работать на меня, а не на сэра Рейнолда.

– Он может обратиться за помощью к канцлеру, которого Ричард оставил править страной вместо себя, – предупредил Эдрик.

– Несомненно, если к тому часу, когда я сочту возможным показать, чем стал вольный Шервуд, сэру Рейнолду будет к кому обращаться. Уильям Лончем правит от имени короля Ричарда, но к власти рвется принц Джон, а канцлер мешает ему. На стороне принца все лорды, которые спят и видят возвращение прежних вольностей, существовавших при короле Стефане, но отобранных королем Генрихом. Насколько мне известно, канцлер сейчас всего в одном шаге от изгнания. Если Уильям Лончем покинет страну, оставив ее принцу Джону и примкнувшим к нему баронам, начнется большая смута. Принцу будет не до меня, Эдрик, а я постараюсь не привлечь его внимания. Поэтому сэр Рейнолд останется со мной один на один. Гордость и страх не позволят ему искать у принца помощи против горстки разбойников, чем в Лондоне будет представляться Шервуд.

– А сам он с тобой не совладает! – с огромным удовлетворением хмыкнул Эдрик и окинул Робина довольным взглядом, в котором все-таки отразилось сомнение: – Но однажды вернется король Ричард – и что тогда?

– А тогда он будет очень нуждаться в деньгах. Я же ко времени его возвращения надеюсь скопить достаточное количество серебра, чтобы оно впечатлило Ричарда.

– Ах вот как ты надумал вернуть то, что принадлежит тебе по праву! – понимающе хмыкнул Эдрик.

– Не только, но и получить безоговорочное помилование всем, кто сейчас со мной в Шервуде и кто будет там на момент возвращения Ричарда, – очень жестко ответил Робин.

Эдрик вновь хмыкнул, но на этот раз ничего не сказал, а отправился к тайнику, чтобы достать деньги, необходимые Робину для покупки лошадей. Дэнис все это время сидел на коленях Вилла, крепко его обняв. Пока Робин и Эдрик вели разговор, мальчик шепотом в чем-то горячо убеждал отца, но тот отрицательно качал головой. Отчаявшись его уговорить, Дэнис чуть не заплакал, но поспешил обратиться за помощью к Робину:

– Крестный, отец не хочет брать меня с собой, как я его ни упрашивал! Скажи ему, пожалуйста, пусть возьмет!

Грустно улыбнувшись, Робин погладил мальчика по вихрастой голове:

– Нет, малыш, твой отец прав. Тебе пошел всего-то шестой год, а Шервуд – не место для детей твоих лет.

– Ну и пусть шестой! – заспорил Дэнис. – Я уже умею не только читать, но и писать, а сэр Эдрик и Тиль учат меня латыни и французской речи.

– Вот и продолжай учиться и проявляй прилежание, – рассмеялся Вилл, целуя сына. – И больше не спорь со мной и не уговаривай крестного показать свою власть.

Дэнис обиженно надулся и засопел, уткнувшись носом в рукав куртки Вилла.

Эдрик не только принес мешок с серебром, но и выразил готовность помочь купить лошадей. В конце весны повседневная жизнь стрелков, кроме службы по охране леса и ратных тренировок, дополнилась занятиями в верховой езде.

****

В преддверии лета Робин надумал одеть свое воинство в одинаковые куртки. Темно-зеленый цвет курток позволил бы стрелкам оставаться незамеченными среди густой листвы и травы. Но помимо этого преимущества зеленые куртки, по замыслу Робина, должны были внести еще один вклад как в дисциплину, которую он наводил, так и в осознание себя людьми, приведенными судьбой в Шервуд, единым ратным сообществом. Каждое войско имеет свои цвета, свою форму, и для вольных стрелков Робин не делал исключения. Ткань закупили в Линкольне, а портные нашлись в Шервуде. Не удовольствовавшись одними куртками, Робин придумал и знак вольного Шервуда на рукаве, чтобы люди, различавшиеся как происхождением, так и прошлым, но теперь сплоченные волей Робина, прониклись принадлежностью к войску вольного Шервуда. Изгои, гонимые властями и презираемые обществом, став вольными стрелками, должны были не стыдиться, а испытывать гордость за то, что им было дозволено вступить в ряды воинов лорда Шервуда. Идея со знаком всем пришлась по душе, но вызвала споры, каким этот знак должен быть. Джон предложил белого единорога, изображенного на родовом гербе Рочестеров, и многие его поддержали, но Робин и Вилл воспротивились: войско вольного Шервуда отнюдь не дружина графа Хантингтона. Конец спорам положил Робин, объявив знаком Шервуда само имя вольного леса.

Он сделал рисунок знака. Женщины пожертвовали серебряными украшениями, и Эрик, ворча под нос, что ему поздно переучиваться на ювелира, изготовил столько знаков, на сколько хватило серебра. К следующему лету у каждого стрелка была собственная зеленая куртка с серебряным знаком Шервуда на рукаве, и Робин с удовлетворением подметил гордость и достоинство, проступившие в облике стрелков, которые еще год назад считали свою жизнь конченой, а неизбежную гибель – делом недолгого времени. Ему же удалось вложить каждому в сердце уверенность, что жизнь вольного стрелка зависит не от ратников шерифа, а исключительно от его собственного умения и ловкости.

Все месяцы пребывания в Шервуде Робин, несмотря на огромную занятость и такую же огромную усталость от бесчисленных дел, наблюдал за Эллен. Ее поведение, манера держаться, лицо, будто отлитое в маску изо льда, – все в ней его беспокоило. Молода, хороша собой, незамужняя – Робин видел, что Эллен нравится многим стрелкам. В Шервуде было мало женщин. Жены многих стрелков остались жить в городах и селениях, и мужья украдкой их навещали. Но в лесу нашлось бы немало неженатых мужчин, которые охотно повели бы Эллен под венец, выкажи она кому-нибудь предпочтение. Для нее же словно не существовало ни брака, ни семьи, ни мужчин вообще. Когда Айвен, истомившись, осмелился со всей церемонностью сделать ей предложение руки и сердца, Эллен ответила так, что к ней больше никто не рискнул подступиться. Она и сама была обескуражена тем, как обошлась с Айвеном, просила у него прощения, но тот настолько огорчился, что и слушать ее не стал.

Оставаясь жить в лагере Робина и занимаясь вместе с Кэтрин хозяйством, Эллен ни разу не напомнила о своем желании получить дом на приглянувшейся ей поляне. Казалось, она уже и сама забыла об этом, но Робин помнил. Когда охрана Шервуда была налажена так, что он счел безопасным для Эллен жить в собственном доме в лесу, Робин, не сказав ей ни слова, распорядился построить дом в облюбованном ею месте. Строительство не заняло много времени: среди стрелков нашлись и те, кто умел строить дома, и те, кто смастерил мебель: кровать, стол, пару больших сундуков, полки на стены, даже буфет, не позабыв украсить его сверху донизу изящной резьбой.

Когда дом был не только построен, но и обставлен, Робин пригласил Эллен на прогулку по лесу. Удивленная неожиданным приглашением, она вопросительно посмотрела на него, но он не стал ничего не объяснять. Сев на лошадей, они приехали на заветную поляну, и Эллен едва не упала с коня, увидев воплощение своей мечты.

– А я думала, ты забыл! – сказала она, оглянувшись на Робина.

Он рассмеялся и, спешившись, подал ей руку, помогая слезть с лошади.

– Как видишь, нет. Что же ты застыла? Вступай под собственный кров, скажи, все ли там тебе по сердцу.

Эллен робко вошла в дом, а Робин остался ждать снаружи. Когда она вновь показалась в дверях, ее глаза сияли восторгом. Восхищенная и домом, и его убранством, и дворовой постройкой, Эллен от чистого сердца воскликнула:

– У меня нет слов выразить тебе благодарность!

– Эти слова найти легко, Нелли, – усмехнулся Робин и, когда она посмотрела на него с удивлением, сказал: – Признайся, наконец, кто повинен в твоих несчастьях.

Он сел возле стены на траву и вынудил Эллен сесть рядом с ним. Под неотрывным взглядом Робина она глубоко вздохнула и опустила глаза. Теперь уже не было смысла скрывать: они все равно стали врагами. Робин ждал откровенности, а чтобы та была полной, Эллен предстояло самое тяжелое: объяснить, почему она не вырвалась от Гая Гисборна. Но Робин сказал, какой благодарности ждет, и Эллен подчинилась.

Выслушав ее не слишком долгий рассказ, он скрипнул зубами. Осмелившись поднять голову, Эллен посмотрела на Робина и увидела, как он потемнел лицом.

– Подлец! – яростно выдохнул Робин, после чего долго молчал, глядя перед собой невидящими глазами.

Теперь он знал, какую тайну так тщательно скрывал от него Гай! Робин крепко потер скулы и повернул голову к Эллен.

– Ах, Нелли! Если бы ты сразу обо всем рассказала мне!