Друзья и недруги. Том 1

– Ты всегда был осторожным. Таким и остался.

– Что означает магический круг? – спросил Гай, выжидательно глядя на Робина. – Ты никогда не упоминал о нем.

– И не обязан теперь, – смешком ответил Робин и обвел рукой окрестности бывшего селения: – Посмотри внимательно, запомни то, что видишь. Больше ты никогда не окажешься здесь.

– Кто же мне воспрепятствует? – высокомерно осведомился Гай.

– Прежде всего ты сам. Зло, что ты носишь в себе, не позволит тебе и близко подойти к этому месту. Ну а кроме того – я. Ты слишком далеко зашел в лес, и это последний раз, когда я посмотрю на твою опрометчивость сквозь пальцы, оставив ее безнаказанной.

– Все леса – королевские владения. Едва ли ты стал лесничим, чтобы сметь указывать мне, как далеко я могу углубляться в лес.

– Лесничие тебе как раз не указчики. В отличие от меня.

Гай пренебрежительно хмыкнул, показывая, как мало его беспокоит предупреждение Робина. Его очень интересовало другое, и он спросил:

– Если ты не погиб, почему не объявился королю Ричарду? Почему ты сейчас не с ним, в Святой земле, а здесь? Неужели ты все это время прожил в лесу?

Робин негромко рассмеялся.

– Много вопросов, Гай, но я не собираюсь удовлетворять твое любопытство, как в прежние времена. Поэтому не отвечу ни на один.

Никогда еще их противостояние не было таким непримиримым и окончательным. Пока между ними сохранялся нейтралитет – а дружбой их былые отношения Гай сейчас не мог назвать, как ни пытался, – Робин вел себя доброжелательно, пусть иногда отстранялся от Гая на расстояние вытянутой руки. Но сейчас от него исходила волна одного лишь брезгливого отчуждения, сейчас перед Гаем стоял недруг.

Гая вдруг охватило ощущение несправедливости того, как вел себя Робин. В день, который он счел днем гибели графа Хантингтона, Гай вернулся в Ноттингем, охваченный злой радостью. Его переполняло торжество победы, одержанной над Робином. Но слишком быстро это торжество сменилось тоской, усугублявшейся с каждым прожитым днем. Он тосковал по беседам с Робином, по молчанию, которое с ним всегда было легким, а не тягостным. Тосковал по его голосу, смеху, безудержно веселому блеску глаз, по каждому его движению или слову, сохраненному памятью Гая. Если бы он мог повернуть время вспять! Он бы не стал ничего говорить сэру Рейнолду, а уговорил бы Робина ради пущей безопасности перебраться в свой замок. Он бы разместил его в лучших комнатах, – да что там! – отдал бы ему собственные покои, и Робин всегда был бы рядом. Вот только двери этих покоев пришлось бы снаружи запирать на засов и ставни держать крепко запертыми, чтобы чарующая пением малиновка не вырвалась на волю.

Все это глупо: он никогда не смог бы убедить Робина жить в его замке. И никогда, пока жив кто-то из них двоих, им не стать друзьями. Раньше Гай надеялся завоевать дружбу Робина, теперь надеяться не на что. О чем он думает? Они с Робертом Рочестером бесповоротно стали заклятыми врагами, а он терзается сожалениями о не сложившейся дружбе с ним!

Прищурив глаза, Гай долго смотрел на Робина, потом медленно, высказывая мысли вслух, произнес:

– Ты полтора года пробыл в этом лесу, в котором, кроме зверей, живут лишь те, кто объявлен вне закона. Едва ли ты стал отшельником! Значит, ты примкнул к лесным разбойникам?

Робин молча смотрел на Гая, не подтверждая и не опровергая его догадку. Гай же уверился в ней и от души расхохотался:

– Право же, как тебя притягивает все низкое! Родившийся сыном графа, ты не побрезговал жизнью йомена, а теперь стал разбойником, упав на самое дно! Ниже некуда! Где же твоя честь, граф Хантингтон? Что от нее осталось? Ошметки? Или она испарилась без следа?

– Не считаю себя униженным ни в малейшей степени, – доверительным тоном сообщил Робин, – а свою честь пострадавшей.

Покивав головой, Гай сказал:

– А знаешь, я даже доволен тем, что ты выжил, равно как и тем, что ты не примкнул к королю Ричарду. Отправься ты с ним в Святую землю, то вернулся бы оттуда не только в блеске славы крестоносца, но и полностью восстановленным в правах графом Хантингтоном. А теперь само твое имя забудется. Ты одичаешь в лесу, превратишься в зверя, сгниешь под какой-нибудь корягой.

Робин прервал его страстную речь зевком, учтиво прикрыв рот ладонью, чем вывел Гая из себя.

– Не притворяйся, будто не понимаешь, что я говорю правду! – почти зарычал он, придя в бешенство. – Не делай вид, что тебя устраивает подобная участь. Ничего бы этого не случилось, не откажи ты мне в обряде посвящения, даже не объяснив, в чем причина отказа!

Не говоря ни слова, Робин вдруг посмотрел Гаю прямо в глаза. Ярость и гнев, владевшие Гаем в ту минуту, ослабили его волю, чем беспощадно воспользовался Робин. Не встретив никакого сопротивления, он без всякого снисхождения открыл память Гая и вместе с ним самим за считаные мгновения обозрел ее. Вот разговор с сэром Рейнолдом о маленькой леди Гунреде. Гай отлично понимал, к чему приведут его слова! Вот поджог домов – Робин почувствовал не просто удовлетворение Гая тем, что он сделал, а радость и удовольствие от осознания собственной власти. А вот и Эллен… Если бы он не узнал от нее, что случилось, его бы сейчас переломило от боли, особенно при ее разговоре с Гаем, когда она приезжала к нему беременная, пребывая в отчаянии.

Гая подкосило то, что ему открылось внутри себя, и он, не устояв на ногах, упал на колени, упираясь ладонями в землю.

– Не понравилось, Гай? – услышал он негромкий властный голос. – Есть еще вопросы, почему я не провел над тобой обряд посвящения?

– Как ты посмел? – выдавил из себя Гай. – Без моего согласия!

– Посмел, – усмехнулся Робин, – и куда больше посмею, не нуждаясь в твоем согласии, чтобы жить так, как считаю должным и правильным.

Оставшись неподвижным, он бесстрастно наблюдал, как Гай медленно поднимается на ноги, отряхивая налипшую на одежду палую листву.

– Дни, когда я пытался стать угодным тебе, миновали. Кто ты такой, чтобы судить меня? – все еще не отдышавшись, спросил Гай и зло сощурился, глядя на Робина: – Чем ты отличаешься от меня, Роберт Рочестер? Тем, что много хуже меня. Да, я беспощаден к врагам, но тем, кто мне дорог, я самый преданный друг. А ты? Взгляни правде в глаза! Твои друзья прогнали епископа Гесберта, отказавшись выдать тебя, и чем ты их отблагодарил? Тем, что подтолкнул к бунту? Ты несешь с собой хаос и смерть! Те, кто пойдут за тобой, отыщут лишь собственную погибель.

– Не перекладывай свою вину на меня, – спокойно ответил Робин. – Не сумев справиться со мной, ты одним ударом расправился даже с теми, кто просто жил со мной по соседству. Ты беспощаден не только к врагам, но и к тем, кто твоим врагам близок, кто просто оказался неподалеку.

– А своей вины ты не видишь? – яростно возразил Гай. – Даже в том, что призвал их к сопротивлению власти?

– Не власти – произволу, и это был их выбор. Да, я подал им пример, но другим я быть не могу и не стану, Гай, никогда. Свобода стоит того, чтобы защищать ее даже ценой собственной жизни.

– Свобода! – по губам Гая пробежала ироничная усмешка: – Свобода от чего, Робин?

– От тебе подобных, например, – последовал краткий ответ.

Робин улыбнулся неожиданно печальной улыбкой, внимательно посмотрел на Гая и тихо, с сожалением сказал:

– Ты одержим! Одержим желанием властвовать над всеми, всегда и везде. Возвышение за счет унижения прочих – вот твой девиз. Можешь смело поместить его на свой герб. Ты не признаешь ни за друзьями, ни за врагами, ни за теми, кто тебе, в сущности, безразличен, права на жизнь, в которой тебе нет места. Да и друзей-то у тебя нет.

Гай резко отвернулся. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, и Робин понял, что Гай, несмотря ни на что, пытается отыскать слова, которые изменили бы мнение Робина о нем в лучшую сторону. Если бы они сейчас не стояли посреди руин селения, уничтоженного Гаем, где погибла Элизабет с маленькой дочерью, а все жители остались без крова, Робин даже посочувствовал бы его бессильным стараниям. Но Гай сделал то, что сделал, и в сердце Робина больше не было ни сочувствия к нему, ни прежнего желания укрепить отблески света в его душе. Гай сделал выбор, и теперь между ними было сказано все. Больше говорить не о чем.

– Уезжай, Гай. Покинь это место первым, – предложил Робин и, обворожительно улыбнувшись, добавил: – Ведь из нас двоих только обо мне можно с уверенностью сказать, что я не ударю в спину.

Гай побледнел от оскорбления, но ничего не ответил и птицей взлетел в седло. Не спуская с него холодных насмешливых глаз, Робин указал на темневшую гряду дремучего леса и негромко предупредил:

– Запомни: Шервуд отныне принадлежит мне. Поостерегись заступать за границы, которые я установил!

На это Гай смолчать не смог:

– Шервудский лес – королевские угодья, Рочестер. Он не может быть твоим!

– Значит, я узурпатор, – легко согласился Робин и рассмеялся почти беззаботно.

– Ты изгой! – крикнул Гай. – Завтра же шериф объявит тебя вне закона!

– Не отказывай ему в столь малом удовольствии. Пусть сэр Рейнолд хоть этим утешится, снова узнав от тебя, что я все еще жив.

– Ты жив? Я это исправлю, затравлю тебя и твоих приспешников, как волков! Если прежде ты мог рассчитывать на казнь, сообразную графскому титулу, то отныне тебя ждет смерть на виселице.

– Возможно, – ответил Робин с полным равнодушием к подобной участи, – но не так скоро, как ты думаешь.

– Едва ли ты слишком долго продержишься с горсткой простолюдинов, возомнивших себя воинами! – желчно усмехнулся Гай.

– Именно твоими стараниями эта горстка будет постоянно расти.