Друзья и недруги. Том 1

– Вот что, Мач, отправляйся домой, а мы с Виллом побудем здесь, пока не придет смена, – сказал Робин. – Найдешь дорогу?

Мач в ответ обиженно надул губы, чем рассмешил и Робина, и Вилла, а потом и сам рассмеялся. Бросив взгляд на заходящее солнце, юноша счел нужным предупредить:

– Смена явится не раньше чем через час.

Робин кивнул, и Мач, собирая оружие, ухмыльнулся:

– Ох, не завидую я тем, кто за этот час вдруг попытается проникнуть в Шервуд именно здесь!

– Иди уже! – напутствовал его Робин. – А то передумаю!

Не искушая лорда Шервуда, Мач в одно мгновение спустился по дереву, вывел из укрытия лошадь и, вскочив в седло, умчался по тропинке в лес. Оставшись с Виллом вдвоем, Робин посмотрел на брата и с усмешкой спросил:

– Из-за чего на этот раз вышел спор?

Вилл устало пошевелил плечами, прислонился затылком к шершавому стволу и закрыл глаза.

– Она выразила настойчивое желание осмотреть руку, которую мне поранили при возвращении из Рэтфорда, и сменить повязку, – монотонно заговорил он, не открывая глаз. – Я ей сказал, что рана уже зажила, но ведь она у тебя упрямая, верит не словам, а только своим глазам. Пришлось закатать рукав, и – о, ужас! – под ним не оказалось повязки, которую она собственноручно наложила два дня назад. Меня отчитали, как мальчишку! Хорошо, что наш разговор состоялся в аптечной, а не в трапезной, полной народа.

– А ты, разумеется, не остался в долгу, – с пониманием откликнулся Робин.

– Разумеется, – подтвердил Вилл, не вдаваясь в подробности.

У Робина вырвался неопределенный смешок, услышав который, Вилл тут же открыл глаза и бросил в сторону брата быстрый взгляд.

– Узнав, что мы братья, она очень заволновалась. Это было еще в апреле, когда мы с ней встречались тайком и она окончательно решилась остаться со мной в Шервуде. В ту пору она не знала тебя, ни разу не видела, но многое слышала от меня и поняла, как сильно я дорожу твоей дружбой, – говорил Робин. – Марианна беспокоилась, как-то она поладит с тобой. Я ей ответил, что поладит обязательно, и не просто поладит, а полюбит тебя, что тебя нельзя не любить. Вилл, я прошу тебя: будь с ней помягче. Она молчит, но я вижу, как ее ранит каждое твое резкое слово. Именно твое!

Вилл тяжело вздохнул и в изнеможении потерся головой о кору.

– Я не могу вести себя с ней иначе! – сказал он так, словно проклинал все и всех, а прежде всего – ту, о которой они говорили.

Медленно, словно каждое движение давалось ему с неимоверным трудом, Вилл повернулся к Робину и посмотрел брату в глаза.

– Я люблю ее, – тихо, но очень отчетливо произнес он, и его губы покривились от боли. – Я сам понимаю, это и глупо, и смешно, но мне некому сказать о любви к ней, кроме тебя!

Робин молча накрыл ладонью запястье Вилла, но тот вырвал руку и порывисто закрыл лицо. Только губы и подбородок оставались видны из-под ладони, и губы дрожали, пока он говорил, спеша выплеснуть все, что мучило его и не давало покоя:

– Я сам не знаю, когда это случилось со мной. Она ведь вначале очень не нравилась мне! Я не доверял ей, ждал, что она сломается, попросит пощады, и потому намеренно мучил ее на занятиях больше, чем любого новичка. А вспомни, как она выглядела? Это сейчас от нее все с трудом отводят глаза, но в мае и летом… Эти ее волосы, топорщившиеся, как стерня, обрезанные короче, чем у мужчин, огромные стальные глаза Морриган[7 - Богиня войны в кельтской мифологии], в которых не было ничего женского! А как она разговаривает? Резко, в лоб, только что не бьет под дых. Она совершенно не похожа на Элизабет, и я до сих пор не могу понять, чем она пленила меня.

– Вилл! – мягко сказал Робин, ощутив, как его придавила боль, звучавшая в голосе брата.

По всем канонам Вилл завел с ним непозволительный разговор, и Робин должен был чувствовать себя оскорбленным его откровенностью. Но в душе Робина было только сострадание, огромное сострадание к брату. Вилл сам был беспощаден к себе.

– Я знаю, и чувства мои, и речи преступны. Ты мой брат, она твоя невеста, по сути, жена. И только потому я обращаюсь с ней так, как обращаюсь. Не ради того, чтобы задеть ее!

– Я знаю, – ответил Робин и, вновь накрыв ладонью руку Вилла, не позволил тому убрать ее. – Это не твоя, а моя вина. Мне следовало рассказать тебе все в первый же день, как только она появилась в Шервуде.

Вилл с бесконечной любовью посмотрел на Робина и устало улыбнулся:

– Перестань взваливать на себя ответственность за всех и вся, Робин. Когда-нибудь надорвешься. Я справлюсь с собой и постараюсь вести себя с ней более ровно и терпимо. Не хватало еще, чтобы она огорчалась из-за моих слов! Я и так ей бесконечно признателен. Она расколдовала меня из камня, которым я стал после ухода Элизабет, вновь превратила в живого человека. Слыша сейчас стук собственного сердца, я понимаю, что все эти годы оно не билось. – Вспомнив о давнем гадании, Вилл усмехнулся с невыразимой грустью: – Помнишь старую цыганку, которой мы помогли приладить колесо к повозке? Я ей тогда не поверил. А все вышло так, как она нагадала: для тебя жена, мне сестра. Осталось только взнуздать себя и полюбить ее как сестру.

Вилл надолго умолк, потом рывком потянулся и выдохнул:

– Все! Прости за неуместные откровения, впредь я не оскорблю ими твой слух. Где на этом посту хранятся припасы дозорных?

Робин передал ему объемистую сумку, из которой Вилл извлек флягу с элем и, сделав большой глоток, передал ее Робину.

– У Кэтти получается недурной эль, но до знаменитого имбирного эля Мод ему далеко!

– Значит, говоришь, от нее с трудом отводят глаза, – медленно повторил Робин и, отпив из фляги, неожиданно спросил: – А как к ней сейчас относятся в Шервуде?

Вилл пожал плечами, понимая без слов, о чем спрашивает брат.

– С учтивостью и почтением, – хмыкнул он. – А как еще могут к ней относиться после того, как ты назначил Божий суд, пожелав на нем сам отстаивать ее невиновность? Джон, Статли и я, объявив себя защитниками Марианны на этом суде, когда стрелки не посмели принять твой вызов, – мы тем самым втроем поручились за нее перед Шервудом.

– Но учтивость и почтение остаются внешними, – сказал Робин, угадав то, что недоговорил Вилл.

– Пока ты не обвенчаешься с ней, так и будет, – ответил Вилл и бросил на Робина острый взгляд: – Неужели никто не согласился, испугавшись угрозы епископа лишить сана за совершение над вами обряда бракосочетания? Разве мало священников в Средних землях?

– Мало тех, кого можно просить, – помрачнел Робин. – Аббат из Ярроу как отбыл в сентябре на континент, в Клюнийскую обитель, так до сих пор не вернулся. Отец Тук отказался, хотя отказ дался ему нелегко. Весь истерзался, разрываясь между долгом и чувством вины!

– Да, это ему не дубинкой махать! – усмехнулся Вилл. – Кому нужны его терзания? Как нарушать обет безбрачия на ложе с Эллен, он тут как тут, а как исполнить данное вам обещание, так над ним немедленно вырастает тень епископа.

Робин в ответ раздраженно дернул уголком рта. Вилл вдруг оживился и предложил:

– Послушай, а что если мы выкрадем самого епископа Гесберта и привезем его в Шервуд? Ни капли не сомневаюсь, что он очень быстро утратит всю свою смелость. Вот пусть сам и нарушит собственную волю и обвенчает вас, а потом может собрать весь клир Средних земель и прилюдно сложить с себя сан!

Довольный своей идеей, Вилл расхохотался, но Робин покачал головой.

– Почему нет? – спросил Вилл. – Считаешь, будет слишком сложно выкрасть его?

– Нет, не слишком, и я уже думал об этом, – неохотно признался Робин. – Но стоит мне вспомнить, с какой злобой он смотрел на Марианну в день венчания Алана – и сама мысль о том, что именно он обвенчает нас, поперек горла становится. Она заслужила, чтобы священник провел обряд бракосочетания с чистым сердцем, а не цедя каждое слово сквозь зубы и глядя с ненавистью на нас обоих, но прежде всего – на Марианну, мечтая отправить ее на костер.

– В душе я согласен с тобой, но если все взвесить…

– Нет нужды, Вилл. Эдрик скоро вернется из Аквитании. Я уверен, что епископ Илийский примет предложенное мной серебро для выкупа Ричарда из плена и даст нам разрешение обвенчаться, – с непоколебимой уверенностью ответил Робин. – Воля папского легата выше воли епископа Гесберта. Осталось совсем недолго подождать!

– А вдруг и епископ Илийский откажет тебе? – спросил Вилл, внимательно глядя на Робина.

Тот рассмеялся и ответил:

– Тогда делать нечего! Придется брать в плен епископа Гесберта. Но, думаю, Уильям Лончем не откажет. Сегодня глашатаи шерифа объявили в Ньюарке сумму выкупа, назначенную за короля.

– И сколько же пожелал получить герцог за свободу нашего короля и величайшего рыцаря? – поинтересовался Вилл.

– Сто пятьдесят тысяч марок золота, – ответил Робин.

Губы Вилла округлились, словно он хотел изумленно присвистнуть, но, помня о том, что они с братом в дозоре, воздержался от свиста.