Лэйла-стероид

– Скал убил его, – бесцветным голосом сказал Эскулап. – Это, окончательно стало ясно после изучения фотографий… Кстати, извини, я залез в твой стол…

– Ерунда, – отмахнулся Молохов. – Я имею в виду стол. Но если… а Скал… кто это?

– Скалин. После того, как у него обгорело лицо, я же уже говорил, он слегка тронулся. Теперь он называет себя Скалом… Женя Скалин никогда бы не убил человека просто так, без очень веской причины.

– Но зачем ему это было нужно?

– Чтобы привязать меня к себе, – Эскулап запрокинул голову, возвращаясь, по-видимому, к старым размышлениям. – Останься Василий жив, я никогда бы не стал копать. Просто работал бы и работал дальше. А так…

– Но ведь ты врал, когда утверждал, будто остаешься с майором из-за боязни того, что в противном случае он тебя убьет, – сказал вдруг Дима. – Я плохой психолог, но тут ты врал, готов поклясться.

– Можешь дальше не продолжать, – махнул рукой Эскулап. – Да, я действительно не боюсь смерти. Хотя Скал и способен расправиться со мной.

Старик провел рукой по лбу. Пальцы его увлажнились.

– Я рассказывал, что, когда майор пришел ко мне и предложил отыскать убийц сына, я был в ярости и согласился, – медленно, взвешивая каждое слово заговорил Эскулап. – Это, правда. К тому времени я уже на 90 процентов был уверен, что это он убил Василия, но согласился работать с ним.

– Но зачем же?

– Из-за “Капеллы”, – просто сказал старик. – Один я не справлюсь с этим делом, а вместе с майором, может быть.

– Опять повторяю, зачем? Не “Капелла” убила… Василия. Месть здесь ни при чем.

– Она убила Илону Ленс. И если бы Васька не сочувствовал ей и не бросился помогать… Да нет, черт! Причина, конечно, не в этом…

Глаза Эскулапа загорелись.

– Большую часть своей жизни я разыскивал и изучал людей с экстрасенсорным потенциалом. Каждая капля необычности, как искра Божья. Я искал ее, сажал в почву, как семечко и выращивал всегда неожиданный и неизвестный плод. Это тяжелый труд, очень тяжелый, – Эскулап разлил вино по бокалам. – “Капелла” же словно обладает эликсиром роста. Возвращаясь к растительной аналогии, она может вырастить из семечка плод в считаные дни. Я хочу знать, как это делается.

– Зачем? Зачем тебе это нужно?

Эскулап немного помолчал, глядя в пространство расширившимися глазами. Ни один физиогномист, даже самый профессиональный, не смог бы сейчас угадать, о чем он думает.

– Затем, – еле слышно произнес старик наконец, – чтобы никто и никогда больше не мог превращать милую и добрую девочку Илону в то, что я видел там, у себя в клинике.

Эскулап усмехнулся.

– Вернее уже не у себя. Меня отправили на пенсию, знаешь ли. Это еще одна причина, хоть и не самая главная.

Глаза Эскулапа недобро блеснули.

Дима задумчиво повертел бокал в пальцах. Глядя на этого на первый взгляд безобидного старика, Молохов вдруг ощутил, как пропал аппетит. Правда только на мгновенье. Вино снова зашумело в голове. Сильнее чем прежде.

– Теперь я полностью доверился тебе, – начал Эскулап, но Молохов оборвал его.

– Не надо, Эскулап, не надо ничего говорить, – голос Димы уже несколько утратил трезвую твердость. – Ты знаешь, на чьей я стороне, поскольку знаешь чьим другом был Бомж.

Стоявшие в углу часы зашумели и начали хрипло отбивать время. Прозвенев один раз, они смолкли, словно устыдившись, что нарушили атмосферу красноречивого молчания.

– Сначала мы пили за надежду, – сказал Эскулап, прерывая затянувшуюся паузу. – За что выпьем сейчас?

Молохов сузил глаза, стараясь поймать ускользавшую мысль.

– Давай за нее же, – сказал он наконец. – Только я хочу немного раскрыть смысл. Раз уж мне суждено вместе с вами ввязаться во всю эту историю с “Капеллой”, то…

Лицо журналиста потемнело одновременно с завершением фразы.

– Выпьем за надежду на то, что заключение Бартока, просто ерунда.

6

Иной раз просто диву даешься, что кто-то из молодых и неглупых людей еще посвящает свою жизнь службе в полиции. И это сейчас, когда слово «мент», это, в лучшем случае смешно. Если бы общество делилось, как в стариной игре на воров и сыщиков, то судя по сформировавшемуся общественному мнению, на данный момент власть в стране явно принадлежит ворам.

    "Вечерний звон" 5 мая 20… года.

Старинный приятель Димы Молохова Сергей был из той породы людей, которых принято называть чудиками. В свои 34 года, дослужившись в МУРе до звания капитана, Сергей Михайлович Боков продолжал верить в то, что вслед за преступлением обязательно должно следовать наказание. Правда теперь он верил в это в тайне. Скрывая от всех и в первую очередь от самого себя. Честолюбивый, непокорный и непоседливый студент юридического факультета, коренастый и накачанный, этакий мускулистый колобок, подгоняемый желанием достичь высот профессионализма в деле поимки преступников очень быстро разобрался в тонкостях продвижения по служебной лестнице. Его однокурсник, по всеобщему признанию “пробивной парень” и “человек, умеющий жить”, на одной из студенческих вечеринок подвел итог Серегиным размышлениям.

– Старик, – сказал он полупьяным голосом, обняв Бокова за широкие плечи, – из тебя большой шишки не получится, как ни крути. И больших денег ты никогда не заработаешь, как ни крутись.

– Почему это, – оскорбился Сергей.

– Язык недостаточно длинный и шершавый.

Этого прикола Боков тогда еще не знал, поэтому недоуменно пожал плечами.

– Это ты к чему?

– А к тому, – охотно пояснил “человек, умеющий жить”, – что с таким языком, качественно лизать задницы не выйдет. Так что найди свое место под солнцем, только не слишком высокое, и живи, питаясь своими высокоморальными принципами. А главное, когда тебе начнет казаться, что местечко могло бы быть и потеплее, гони эти мысли прочь.

И вот теперь, после стольких лет, прошедших после этого разговора, повзрослевший, растерявший амбиции Сергей Боков сидел в своей маленькой холостяцкой кухне, пил нечто фруктовое из пластиковой бутылки и размышлял о том, что его пьяный сокурсник оказался прав. Для того, чтобы достичь в обществе какого-то малейшего положения, именуемого этим самым обществом престижным, необходимо было либо иметь “длинный и шершавый язык”, либо научиться переступать через все и вся. Годам к тридцати Сергей понял, что ни тем, ни другим он не обладает, и когда пришло это понимание, жить стало спокойнее. Оперуполномоченный капитан Боков, покинувший юридический факультет через год учебы, нашел свое место под солнцем.

Он хватал за шиворот тех, кто преступил закон, и сажал их в тюрьму, невзирая на лица. Бывало и так, что вмешивались высокопоставленные покровители и тогда Сергей на рожон не лез, полагая, что от мертвого опера прок небольшой. Он просто поддавался силе, но потом неутомимо искал новые и новые грехи уже облегченно вздохнувшего “клиента”. Заканчивалось обычно все тем, что “клиент”, донельзя удивленный, оказывался снова за решеткой.

– Никак я не пойму, почему тебя еще не убили? – искренне удивился на одном из допросов очередной арестованный. – Лично мне известны по крайней мере трое людей, которым достаточно пошевелить пальцем, чтобы от С. М. Бокова осталась только светлая память.

– И не говори, мать, – буркнул Сергей, вызывая конвой, – сам удивляюсь.

“Это потому, что я наглый. Все уже привыкли к тому, что кругом мир, наполненный умными людьми, старающимися зарабатывать деньги любым путем, а такой динозавр как я начинает вызывать беспокойство только тогда, когда сделать-то уже ничего нельзя. Господи, как же я хочу научиться зарабатывать деньги как все! Вот только воспитание не позволяет, спасибо родителям. Хотя, конечно, все еще жив я только потому, что нашел мистера Лузгина. Или он меня нашел.”

Боков вынырнул наружу из глубин размышлений и сразу же в уши хлынул поток слов, извергаемый Димой Молоховым, который вот уже битый час ходил в разговоре вокруг да около неких важных вещей. Зная по опыту, что в таком случае человека лучше не торопить, Сергей предоставил своему приятелю возможность выговориться, а сам предался собственным мыслям.

В то время он еще не знал, что вот именно сейчас судьба в лице старого приятеля Молоха, сводит его с человеком, с которым при других обстоятельствах и хотя бы пару месяцев назад Боков вполне мог подружиться.

Тут Молохов на секунду прервался.

– Похоже, ты меня не слушаешь, – подозрительно сказал он.

– Конечно, – Сергей отставил в сторону питье и весело взглянул на Диму своим знаменитым прищуренным взглядом. – Ты, старик, час назад сказал, что нужно о чем-то поговорить, а вместо этого, завел разговор о ерунде. Может наконец перейдешь к делу?