Лэйла-стероид

Молохов все еще колеблясь вытащил из кармана сигарету.

– Она не поможет, – сказал Боков. – Раз уж пришел, так рассказывай.

– Послушай, – медленно произнес Дима, – как-то на днях ты мне рассказал, вернее вскользь упомянул о какой-то своей “крыше”.

– “Крыша” – не то слово, – поморщился Сергей. – От него уголовщиной попахивает, хотя по смыслу вроде близко. Слышал когда-нибудь о таком народном избраннике как Лузгин?

Дима вытолкнул вверх идеально ровное колечко дыма.

– Нет. Депутатов сейчас как грязи.

– Так вот, – Боков отобрал у Молохова сигарету, затушил и выкинул ее в мусорник. – Это и есть моя “крыша”. Поскольку господин Лузгин не собирается довольствоваться депутатским окладом, он и помогает мне бороться с преступностью на данном этапе нашей с ним карьеры.

– Не вижу связи, – Дима подошел к плите и приподнял крышку с кастрюли. Оттуда вырвался пар. После обеда с Эскулапом прошло почти шесть часов, и голод вновь давал о себе знать, пиная стенки молоховского желудка.

– Связь есть, – меланхолично пожевывая спичку сказал Сергей. Уже несколько недель он боролся с курением, но вспоминал об этом только тогда, когда кто-то начинал дымить в его присутствии. – Хороший артист должен тщательно подготовить свой выход на большую политическую арену. А Лузгин артист хороший, поэтому к предвыборной кампании готовится уже сейчас, когда никто о нем, собственно, и не знает.

– О, я и не знал, что будущность президентского кресла зависит сейчас от того, будет ли защищен Сергей Михайлыч Боков.

– Не ерничай. Бокову Сергей Михалычу, абсолютно наплевать на далеко идущие депутатские планы. Важно то, что Лузгин готов сейчас ради этого идти по головам.

– По чьим?

– Вот, – Боков заерзал на табуретке. – По чьим… Он хочет идти по крупным уголовным головам. Это будет козырь его предвыборной суеты. Он, конечно, на такое не решился бы, но за ним стоят весьма серьезные люди, которые давно завязали и теперь с помощью Лузгина хотят дорваться до власти и воровать уже законным путем. Ну и попутно по дороге к вершине они сдадут ему, а значит мне несколько своих заклятых друзей. Понял теперь?

– Никогда не думал, Серега, – серьезно сказал Молохов, – что ты будешь помогать ворам, пусть бывшим, добираться до руля.

– А хрен с ними, – отмахнулся Боков. – Хорошо зная человеческую натуру, я не колебался ни секунды, когда шел на контакт с Лузгиным. А натура человеческая такова, что, когда кому-нибудь предоставляется возможность ткнуться носом в государственную кормушку, во-первых, он начинает так поспешно и громко жевать, что перестает слышать и голос своих избирателей, и голос совести. Ну а во-вторых, во время предвыборной гонки очередному кандидату падает в карманы столько грязных денег, что в финале он оказывается в них по уши. И тут то наступает время раздавать долги. Сам понимаешь, что в таких условиях желание бороться за светлое, доброе, вечное пропадает и начинается банальный сбор денежных средств. И инстинкт самосохранения подсказывает, что президент, это ведь только для толпы – полновластный хозяин, а для настоящих хозяев жизни – просто марионетка, у которой всегда можно обрезать веревочки.

– Может ты и прав, но зачем этому помогать?

– Когда я говорил о заклятых друзьях, Димочка, я имел в виду очень крупную уголовную братию. Это как раз те трижды проклятые шеи, на которые мне так и не дали до сих пор надеть петлю. А с помощью Лузгина и тех, кто за ним, я наконец-то смогу отправить их или на тот свет, или за решетку до конца дней.

– Ты становишься, по-моему, просто участником воровской разборки, – покачал головой Молохов.

– Пусть так, – Боков хлопнул увесистой ладонью по столу. – В разборках, если только они не затрагивают мирных граждан, я вижу только положительные черты. Пускай братва режет друг друга, нам работы меньше. А вот еще одно соображение и покончим с этим разговором. Как я уже говорил, дорвавшись до власти воровать станет любой, так пусть он хоть на пути к вершине сделает что-нибудь полезное.

– И что потом?

– Потом? – Боков улыбнулся. – Потом появится новый Лузгин. И еще несколько могил и камер получат своих законных постояльцев.

– И как, – задумчиво сказал Дима, – уже что-нибудь вы с ним наворотили?

– Есть кое-что, – уклончиво ответил Сергей. – Но Лузгин зациклился на идее, что ему нужно очень крупное дело. Которое способно вызвать грандиозный скандал. Поэтому, я сейчас усиленно ищу свою самую крупную занозу. Беда в том, что крупных стало что-то очень много и встала проблема выбора.

– В таком случае, – усмехнулся Молохов. – Моя заноза не пригодится? Она тоже не слабая.

– Твоя? – Боков поднял бровь. – Надеюсь не газетной уткой ты собираешься меня потчевать?

– Я вообще-то не считаю себя способным на такие шутки…

– Ты попал в какой-то переплет, – вдруг заявил Боков.

– С чего ты взял? – скривился Дима. Временами Серега доставал его этакими шерлокхолмсовскими штучками.

– У тебя типичный взгляд затравленного зверя. Все настолько плохо?

– Бывало и лучше, – кивнул Молохов, нерешительно помялся, но все же продолжил, – У меня тут в квартире завелся старичок один…

* * *

– Все идет как надо. Твое дело выполнять, что говорю.

– Ладно, ладно. Хотя мне и не понравился тот последний приказ людям Тролля, который ты отдал.

– Что я слышу? Отрыжка совести? Уже забыл, как он нацелил на тебя ствол? Какое тебе дело до этого папарацци. Молохова надо было воодушевить на борьбу и быстро. Ну или сломать. Если сломался, то будет делать то, что скажем, ну а если воодушевился, то поскачет к Бокову, что нам и нужно. Скоро “Капелла” вновь даст о себе знать и к тому моменту нам нужно быть во всеоружии.

– С чего вдруг такая уверенность?

– Ведьмы нашептали.

– Ну ладно, ладно. Еще вопрос, папаша. Козыряю бестактностью. Не жалко было сына на тот свет отправлять? Я, конечно, выполнил, что ты велел, но не понимаю…

– Он стал проявлять излишнюю чувствительность по отношению к этой девке. Не стоит примешивать чувства туда, где они неуместны.

– Да я понимаю. Но сын все-таки.

– Сын? Ну-ну… ну-ну… если уж разговор о чувствах, то тебе его, как одноклассника, должно быть жальче, чем мне.

– Это то, о чем мне подумалось?

– Не лезь в это, майор. Это касается только меня и моей… также покойной женушки. Я смотрел на него, видел, как он рос и год за годом представлял, как все это закончится. Тоже своего рода удовольствие.

– Жуткий ты старикан.

– Запомни, сынок. Если хочешь достигнуть чего-нибудь в нашем говенном мире, первое, что ты должен усвоить, это одно нехитрое физическое упражнение.

– Какое же?

– Ходьба по трупам.

* * *

Когда Молохов закончил свой рассказ, Сергей сел к компьютеру, за который, кстати, до сих пор выплачивал деньги, и просмотрел историю болезни Илоны Ленс. Потом он еще некоторое время сидел, молча вглядываясь в погасший экран.

Наконец Сергей крутнулся на вращающемся стуле и оказался лицом к лицу с кусающим от нетерпения губы Молоховым. Боков заговорил как раз в тот момент, когда это собирался сделать Дима.

– Что я тебе могу сказать, старик, история, конечно, дикая.