– Просветитель Инанис, Сэйлори в своём приветственном письме выражает пожелание, чтобы мы показали лори Им-Онте жизнь в нашей скромной обители, – с улыбкой произнёс Люмар, обращаясь к Инанису. – Несомненно, мы будем рады видеть лори нашим гостем столько, сколько он пожелает, и расскажем и покажем всё, что он ни пожелает узнать. Поэтому я поручаю тебе, Инанис, как моему верному помощнику, сопровождать лори королевского посланника, выполнять все его просьбы и отвечать на все вопросы о Школе с полной откровенностью.
«И постарайся проследить, мальчик мой, что именно будет разнюхивать здесь этот птичник», – мысленно добавил Люмар.
Во взгляде Инаниса мелькнул вопрос, но он скрыл его от быстрого взгляда Милвуса в поклоне.
– Это честь для меня, Айл-просветитель. Добро пожаловать в Ледяной Замок, лори, – произнёс он.
Старик просветитель задумчиво посмотрел в огонь, затем встал и сказал, давая понять, что беседа окончена:
– Инанис, друг мой, будь добр проводить лори в его комнату в башне для гостей – я думаю, что после дороги через весенний перевал наш гость с ног падает от усталости.
Милвус с благодарностью наклонил голову, готовый следовать за своим провожатым в мир служителей Защитника.
– А скажите, лори, в библиотеке Зала Представителей всё ещё висит та картина углём, которую прошлый Глава Зала счёл оскорблением Защитника? – небрежно спросил Люмар, когда его посетители уже вышли за порог.
Милвус медленно повернулся и, мгновенно ответив понимающей улыбкой, сказал:
– Нет, Айл-просветитель, со временем её сняли – полагаю, чтобы не смущать служащих.
Люмар кивнул, видимо, удовлетворившись ответом, а затем, когда привратник, ожидавший у двери с переносной лампой, увёл гостя вперёд, Айл-просветитель шепнул Инанису:
– У Зала Представителей нет и никогда не было библиотеки. Служители пользуются книгами Зала Истории, – и, коснувшись головы просветителя, склонённой для вечернего благословения, почувствовал, как тот вздрогнул.
«Вся надежда на тебя, мальчик мой, да поможет тебе Защитник», – устало подумал Люмар вместо обычной обрядовой формулы.
6.2Realiora
6.2.1Malum discordiae[42 - «Яблоко раздора» (лат.).]
Капитан «Люксии» ещё долго смотрел вслед уплывающей шлюпке, бормоча какие-то ругательства и пугая юнгу-рулевого своим настроением. Старший офицер и боцман старались не попадаться на глаза Просперо лишний раз, поэтому на юте он стоял в гордом одиночестве, напоминая серую цаплю с болот Лесной стороны.
– Неплохая ночь для музыки, – раздался над ухом капитана скрипучий голос, и он вздрогнул всем телом, выронив трубку, которую пытался набить.
Капитан не смог отказать своему старому приятелю – Мастеру Эо, – когда тот попросил взять его на борт. «Захотелось подышать морским воздухом», – пояснил слепой с одной из своих кривых ухмылок, которые как будто касались собеседника скользкими, но хваткими осьминожьими щупальцами, давая понять, что ничего больше не скажет. Просперо и не стал расспрашивать: в своё время, когда юный Костин только начинал приручать море, Флейтист не раз выручал его из беды. Но присутствие на борту этого старика с его молчаливой помощницей тревожило капитана почти так же, как тогда, прежде, путешествие самого Форина.
– Что ты так подкрадываешься, старик, – недовольно пробормотал Просперо, покосившись на Мастера Эо, который незаметно поднялся по трапу и теперь стоял на юте, осторожно держа в руках резной футляр своей флейты. Девчонка тенью стояла за ним.
– А что ты такой нервный на своём корабле, капитан? – хрипло парировал старик и засмеялся костяным смехом.
Просперо ничего не ответил, только молча наблюдал, как его пассажир бережно открывает футляр с флейтой, как достаёт её, мелькнувшую рыбьим серебром в свете луны, крепко ухватив обеими руками, как настраивается, прислушивается, заглядывает куда-то на изнанку мира своими огромными бесполезными глазами.
Матросы – из тех, кто помоложе, – с любопытством поглядывали на ют с бака и с главной палубы, ожидая концерта. Помощница Флейтиста, взяв у старика футляр, села на палубу, скрестив ноги и откинув капюшон. Капитан удивился, какая она была молодая и нежная – её образ никак не подходил для спутницы безобразного старика. А может быть, наоборот, в этом контрасте как раз и рождалась гармония, как в несхожих голосах фуги. Девушка выглядела уставшей, но её тонкое лицо, отмеченное печатью ранних невзгод, было лицом ребёнка.
Флейтист заиграл – и весь корабль вздрогнул от приглушённого, цепкого звука, с которым флейта забралась на до второй октавы, а затем стремительным пассажем, как сорвавшийся с горы камень, скатилась вниз, в пещеры самой Окло-Ко. И началось невообразимое: казалось, что всё вокруг покинуло свои привычные места, что корабль плывёт по небу, а луна сброшена с высокой башни Синтийской столицы на самое дно и теперь сверкает из глубины недосягаемым сокровищем. Что морские птицы набросились на матросов, пытаясь выклевать им глаза, и загнали людей в трюм, а сами как ни в чём не бывало мерно расхаживали по палубе, раскуривая трубки. Что капитан, наконец, забрался на воронье гнездо на вершине мачты и оттуда высматривал землю.
– Прекрати! – закричал Просперо, закрывая уши.
Ему казалось, что эти визгливые звуки, раз за разом окатывающие его ледяной водой, никогда не кончатся. Как настоящий моряк, он не любил воду как вещество. И когда на юте воды оказалось уже по щиколотку, понял, что старик Флейтист задумал потопить «Люксию» изнутри.
– Прекрати! Слышишь, чего тебе нужно? – тяжело дыша, Просперо схватил Флейтиста за узкие плечи и едва удержался, чтобы не встряхнуть, как старый пыльный мешок.
Мастер Эо убрал флейту от сухих, как старый пергамент, губ – и всё мгновенно вернулось на свои места. Едва заметным брезгливым движением он скинул со своих плеч сильные руки капитана.
– Мне нужно, мой дорогой капитан, – со светской улыбкой начал Эо, – точнее сказать, я даже хочу, чтобы мы изменили курс и направились к столице Синтийской Республики. Тебе ведь по прежнему всё равно, куда плыть?
У Просперо не было сил спорить с Флейтистом. Да что там, только Форин, пожалуй, смог бы пытаться справиться в реальнейшем с ворчливым слепым. И уж точно не капитан «Люксии», обессиленный после сражения с упрямым мальчишкой. Сейчас ему хотелось только передать корабль своему старшему помощнику, пойти на бак, с которого мгновенно как ветром сдует всех матросов, отпустить вперёдсмотрящего и устроиться поудобнее, прислонившись спиной к фок-мачте. Видеть только эту тонкую линию, с которой взгляд постоянно соскальзывает то в тёмно-синюю высь моря, то в чёрную глубину глазниц вселенной, называемую людьми ночным небом…
– Курс на столицу Синтийской Республики, говоришь? – переспросил Просперо с ноткой раздражения.
Он уже успел немного прийти в себя после непрошенного концерта, и теперь оттягивал время. Ничто так не раздражало его, как необходимость задать определённый курс. Как и любая определённость, кроме определённости горизонта. Офицеры «Люксии», по молчаливой договорённости, никогда не досаждали капитану расчётами, картами, проводками. А он лишь изредка приказывал вдруг поменять курс без всякой причины: как будто проверяя, послушно ли ему море по-прежнему. И море неизменно влекло «Люксию» туда, куда желал капитан.
– Кинли, ты слышал, что сказал Мастер Эо? Лори Навий, рассчитайте курс на Синт, будьте любезны, – невозмутимо распорядился капитан, со светской улыбкой обернувшись к слепому.
И только слепой мог разглядеть за этой улыбкой бурю.
Не дожидаясь ответа, капитан отправился на бак, спугнув хмурых матросов, как стаю предгрозовых чаек, и устроился на своём любимом месте за фок-мачтой. Если с этого места смотреть вперёд, на далёкую точку горизонта, то кажется, что нет никакого корабля, людей, замершего в безветрии такелажа, а вокруг только море. Это нравилось капитану Просперо больше всего.
Тем временем старший помощник Навий рассчитал курс, а рулевой Кинли с готовностью уставился в компас, осторожно перебирая спицы штурвала. Но это не могло обмануть Флейтиста: он резко шагнул в сторону рулевого и, наклонившись к самому нактоузу, угрожающе прошипел:
– Кажется, мы не двигаемся с места?
Кинли вздрогнул и отпрянул, насколько мог, не бросая штурвал. Хотя, действительно, «Люксия» почти не двигалась. Глаза флейтиста, казалось, прожигали насквозь, и спрятаться, отвести взгляд было невозможно. Юнга вспомнил почему-то этого мальчишку, Унимо, как он стоял на мостике против них обоих, Флейтиста и капитана. Кинли бросил взгляд на старшего помощника Навия, надеясь на защиту. Но тот не спешил вмешиваться, наблюдая за происходящим, прислонившись к борту полуюта. На «Люксии» особенно ценилась способность действовать самостоятельно в любой ситуации, поэтому Кинли только усмехался, когда его немногочисленные «земные» приятели говорили о том, как, вероятно, объединяет людей морская жизнь. Рулевой разочарованно вернул взгляд на компас перед штурвалом, тщетно стараясь не замечать старика, который хищной птицей нависал над ним и ждал ответа. Корабль тем временем полностью остановился из-за падения ветра – и это было явно не то, что старик рад был бы услышать.
– Айл-мастер, ветер совсем пропал. Как только будет хоть дуновение, мы тут же направимся в сторону Синта, – осторожно сказал Кинли, стараясь, чтобы его голос дрожал не сильно.
Флейтист неожиданно улыбнулся.
– И часто здесь вот так пропадает ветер? – вкрадчиво спросил он.
Юнга снова в отчаянии взглянул в сторону офицеров: он понимал, что вопрос был задан, на самом деле, про капитана, и не хотел брать на себя риск отвечать. Поэтому уклончиво произнёс:
– Случается.
Слепой наградил его второй усмешкой и наконец разомкнул тиски своего взгляда, развернувшись и направившись в сторону главной палубы. Девушка в капюшоне мгновенно последовала за ним, как тень за кошкой в лунную ночь.
– Перестань, – раздался над ухом Просперо глухой человеческий голос, нарушая блаженную тишину. Тишину, в которой явственно слышалось мерное дыхание моря, и можно было дышать всё реже и реже, пока наконец не подстроиться под него.
Капитан с усилием открыл глаза и подвинулся, освобождая место Флейтисту.
– Хорошо тут у тебя, – сказал старик как ни в чём не бывало, усаживаясь на свернувшуюся серой змеёй на палубе бухту какой-то снасти с фок-мачты.
– Неплохо, – улыбнулся Просперо.
Он вспомнил, как страшно и тяжело ему было давно, когда он не знал ещё, что бывает море. Он плакал каждый день, сам не понимая почему, и мать с отцом ругали его за эти слёзы без причины, и от этого он плакал ещё сильнее. Как рыба, выброшенная из воды на берег, извивается жидким металлом в обжигающих лучах земного солнца, не обретает покоя, пока снова не оказывается в воде или не умирает. То, что Просперо Костин родился на земле, было такой же ошибкой, как для рыбы – попасться в сети.
– Новый король ещё не беспокоит тебя? – помолчав, спросил Флейтист.
Просперо покачал головой и удивлённо взглянул на него: в реальнейшем не было принято говорить о королях.