История Смотрителя Маяка и одного мира

Трикс тем временем нетерпеливо помахал рукой перед носом Унимо, и тот оторвался от красоты и повернулся к своему проводнику. Было неловко задерживать его: наверное, у него были свои дела, и он спешил выполнить поручение Смотрителя и показать остров, поэтому Нимо с готовностью отправился в небольшое путешествие. Трикс повёл его по тропинке, которую трудно было угадать в беспорядочном нагромождении камней, составлявшем «землю» острова – но тем не менее тропинка действительно существовала и, ступая след-в-след за провожатым, можно было надеяться не упасть. На тонком слое дёрна, которым были покрыты некоторые скалы, уже прорезались зелёные иглы весенней травы, яркость которых особенно выделялась на фоне серого камня и тёмно-синего моря.

Они обошли остров вокруг, что заняло не больше двадцати минут. На той стороне, которая была обращена к океану, камни острова заканчивались резким обрывом, так что, оступившись, можно было навсегда остаться на острых скалах внизу. Нимо заворожённо подошёл к самому краю, слушая невольное замирание собственного сердца, а Трикс остался стоять на тропинке, сложив руки на груди, но Унимо с удивлением отметил, что тот, казалось, нервничал.

На Исчезающем острове не было ничего примечательного. Ничего, за что мог бы зацепиться взгляд: всё здесь безраздельно принадлежало морю, и только ему. Кроме разве что высокой строгой башни маяка, которая в своей значительности могла поспорить с беспредельностью водного пространства.

Когда они приблизились к узкой песчаной косе, ведущей к видневшимся вдали домам посёлка, Трикс вопросительно дёрнул подбородком в сторону берега. Унимо утвердительно кивнул: он намеревался сразу осмотреть своё новое пространство для жизни. То, что он пока видел, ему очень нравилось. Трикс пожал плечами и пошёл по необычно тёмному песку так ловко, как канатоходец по узкой верёвке в цирке. Унимо не мог похвастаться таким уверенным передвижением: его ноги то и дело увязали в мокром песке, он спотыкался на ровном месте и всё время рисковал упасть в воду. Остановившись и заметив, что его спутник отстал на десятки шагов, Трикс дожидался его, умудряясь даже своей позой демонстрировать насмешливое превосходство.

Когда они добрались до берега, Унимо уже немного устал. Ступив на твёрдую землю (камни острова он не мог воспринимать полностью как сушу), Ум-Тенебри невольно улыбнулся, почувствовав себя моряком после долгого плавания. Заметив это, Трикс скривился в странной улыбке и обвёл окружающий пейзаж широким презрительным жестом. Возможно, скромные ряды рыбацких хижин, дом общих собраний и маленький храм Защитника и не были самым замечательным зрелищем на земле, но было видно, что люди, которые здесь живут, любят своё скромное поселение. Да и близость моря с лихвой перекрывала все недостатки: близость моря придаёт особую значимость и глубину любому городу, любому посёлку, любому дому, который стоит на берегу. Близость моря раскрывает перспективу, раздвигает пространство – словом, делает то, что только умелый план и долгая история могут подарить срединному городу.

Перешагнув сваленные на берегу серые сети, Унимо поспешил за Триксом, уверенно шагающим по улице, которая, вероятно, была центральной улицей посёлка. Привычный уже запах моря резко сменился запахом рыбы, проснувшейся весенней земли, пыли и коз. Местные жители приветливо махали Триксу – удивительно, но, казалось, они были рады видеть этого странного немого.

Довольно быстро они вышли на центральную площадь (если можно назвать площадью площадку размером в четыре деревенских двора), заботливо выложенную ровными камнями, с большой неуклюжей клумбой посередине. В клумбе кто-то посадил ирисы, и теперь их фиолетовые огни были единственным скромным украшением деловитого посёлка.

Сурово покачав головой в ответ на попытку измазанных в золе мальчишек утянуть его за собой, Трикс направился к небольшому приземистому зданию на площади – видимо, местной таверне. Унимо плёлся за своим проводником, про себя возмущаясь, что тот ни разу даже не обернулся и не остановился, так что Нимо не мог как следует осмотреть посёлок.

В тёмной прохладной таверне Трикс сразу подошёл к стойке и кивнул бородатому хозяину, выложив на отполированное дерево несколько блестящих монет. Хозяин тут же ушёл и вернулся с большим бумажным пакетом, который протянул Триксу. Пошарив под стойкой, он также достал два стакана и бутылку с зеленоватой жидкостью – как оказалось, это был напиток из молодой зеленики. Трикс снова кивнул, протянул пакет Унимо, сам взял бутылку и стаканы и указал на стол в самом тёмном углу. Унимо сел, стараясь незаметно разглядывать немногочисленных посетителей. Ему было неловко, что он молча следует за Триксом, не оставляло ощущение, что он должен что-то сказать, хотя бы поздороваться, но почему-то опять ни слова не мог произнести. Судорожно глотнув приятного кисло-сладкого напитка, Унимо постарался успокоиться. Неожиданно к ним за стол подсел молодой рыбак, заказавший стакан зеленичного вина.

– Привет, друг! – сказал он, без церемоний устраиваясь напротив Трикса. – А этот малой кто? Новый ваш?

Трикс криво улыбнулся, даже не пытаясь сделать вид, что компания ему по душе, и как-то неопределённо взмахнул пальцами.

– Меня зовут Унимо, – сказал Ум-Тенебри, когда промолчать было уже невозможно.

Рыбак удивлённо взглянул на него, как будто был уверен, что спутник Трикса тоже должен быть немым, но затем, кивнув и осушив одним глотком полстакана, стал рассказывать об утреннем улове. Трикс изредка невпопад кивал головой, а Унимо произносил какие-то беззначные слова, которые принято говорить, показывая, что ты всё ещё делаешь вид, что слушаешь собеседника. Но молодого рыбака это не останавливало, и Унимо узнал о том, что весна в этом году ранняя, что, с тех пор как на маяке поселился Смотритель, Защитник его сохрани, здесь всегда хороший улов, что молодёжь всё чаще уезжает в Мор-Кахол, и много ещё чего.

Не дожидаясь даже паузы в разговоре, Трикс вдруг встал и, взмахнув невидимой шляпой, направился к выходу из таверны, которую постепенно наполняли рыбаки, отдыхающие после первого утреннего выхода в море. Унимо, которому поведение помощника Смотрителя показалось ужасно невежливым, пробормотал какие-то извинения и тоже поспешил на выход. Впрочем, рыбак, имени которого он так и не узнал, вполне приветливо улыбнулся и помахал им на прощание.

Солнце уже взошло настолько, что нужно было всё чаще опускать глаза к пыльной мостовой. Унимо пришлось пробежаться, чтобы догнать Трикса. Поравнявшись с ним, Ум-Тенебри попытался высказать своё недовольство, но слова снова застряли в горле – да и не было смысла обижаться на того, кто всё равно этого даже не заметит и чьи действия абсолютно непредсказуемы.

Они шли по узкой улочке, ведущей от главной площади к морю. Прохожие всё так же с готовностью улыбались и приветственно взмахивали руками при встрече. Почему-то это теперь казалось Унимо подозрительным, от солнца и быстрой ходьбы разболелась голова, перед глазами то и дело вспыхивали чёрно-золотистые пятна. Наконец Трикс остановился около одного из домов – каменного, с красной крышей и аккуратными занавесками на окнах – и замысловато постучал в деревянную дверь с широкими коваными петлями. В окне показалось чьё-то лицо, несколько секунд – и дверь открыл высокий мрачный мужчина. Он посторонился, пропуская Трикса и его спутника в тёмную прохладу дома.

– Подождите там, – кивнул хозяин на комнату с занавесками.

Трикс тут же скользнул в дверь и устроился на диване с вытертой обивкой, а Унимо осторожно присел на край стула, но тут же вскочил, заметив, что в комнате они не одни: у окна стояла и внимательно изучала его девочка примерно одного с ним роста. Её тёмные, цвета печёного каштана, волосы сверкали в лучах солнца, косо падающих сквозь неплотно закрытые ставни.

– Я – Мица, а тебя как зовут? – спросила девочка, и Унимо показалось, что она с едва заметной улыбкой переглянулась с Триксом.

Унимо не был дикарём, но за последнее время он быстро успел привыкнуть к тому, что его встречи с людьми становятся всё более неожиданными и всё менее подходящими под привычные правила вежливости. Поэтому он смутился и не сразу нашёл, что ответить:

– Я Унимо, мы с Триксом… пришли с маяка, – наконец произнёс он.

– Про тара Трикса я знаю, – фыркнула девочка, – мы с ним давно дружим. Он помогает Смотрителю помогать моему отцу с бумагами. Принести тебе печенья, Трикс? Или тебе, Унимо? Может быть, чаю? – видимо, вспомнив о роли хозяйки дома, деловито затараторила она.

Трикс покачал головой и изобразил какой-то жест – судя по всему, благодарность. Ум-Тенебри тоже замотал головой – но выглядело это совсем не так гармонично, как у немого.

– Ты живёшь на маяке? – продолжала допытываться Мица.

Унимо только кивнул, хотя понимал, что невежливо отвечать кивком на вопрос, но как будто манера общения Трикса в посёлке передалась и ему.

Тут в комнату вошёл открывший дверь мужчина и протянул Триксу кипу бумаг.

– Вот, это письма и чертежи синтийских кораблестроителей, – сказал он, – может, Смотритель поможет мне с переводом. Если бы это был обычный синтийский, мы бы нашли и у себя кого-нибудь, но это, видимо, старосинтийский – ничего не понять.

– Папа, это Унимо, он теперь живёт на маяке, представляешь! – с восторгом сообщила Мица.

Хмурый мужчина усмехнулся, и Унимо с удивлением заметил, как лицо девочки похоже на его – обветренное, чуть тронутое первыми морщинами. Усмешка отца мгновенно отразилась в озорном прищуре дочери, как деревья и небо отражаются в весёлой искристой воде весеннего лесного ручья. Унимо ощутил касание тоскливого сожаления: когда-то он радовался, – стараясь, впрочем, не подавать вида, – если кто-то в очередной раз отмечал, как он похож на отца. «Это всего лишь игра равнодушной природы, ничем, кроме крови, ты не близок своему отцу», – зло подумал Унимо.

Трикс тем временем взял бумаги, кивнул хозяину дома и шагнул к выходу, обратив к Мице какой-то, видимо, только им двоим понятный жест, от которого девушка тут же прыснула со смеху.

Хозяин проводил их до двери, и они направились обратно к морю. Оглянувшись, Унимо увидел, как занавеска на одном из окон дёрнулась, а потом он ещё долго чувствовал в весеннем воздухе запах чистого старого дома.

Почему-то на этой солнечной прогулке Унимо затосковал. Он был рад, что недалеко от маяка живут приветливые люди, с которыми можно поговорить, что Смотритель, кажется, взял его в ученики, что Трикс, хоть и ведёт себя странно, вроде бы не настроен против него. Но что-то было не так. Ум-Тенебри щурился на солнце и чувствовал, как из его глаз ветром и светом выжимаются слёзы. Ветром и светом.

Он вытирал лицо руками и шёл вслед за Триксом, стараясь не отставать, по вязкой земле берега, смешанной с песком и крупными белоснежными обломками раковин.

Когда они вернулись, Форин сидел в гостиной и читал книгу. Трикс отнёс в кухню пакет, в котором оказались печенье, сыр и сушёные яблоки, и передал Смотрителю письма с лёгким жестом, похожим на перебор струн арфы.

Форин кивнул, и тут Унимо, набравшись смелости, сказал, разрушая их безмолвное общение:

– Я мог бы перевести… со старосинтийского… отец учил меня, и я неплохо понимаю этот язык. Я мог бы помочь.

Нимо опять удивился, насколько неуверенно и жалко звучит его голос. Вероятно, всё дело было в акустике маяка.

Смотритель пожал плечами:

– Если хочешь, можешь попробовать, – и протянул ему несколько писем. – Чернила и бумага в столе.

Навязчивое желание ощущать себя нужным всегда преследовало Унимо. Даже живя с родителями в доме, в котором легко было совсем ничего не делать, он старался, что мог, делать сам, и помогать отцу, когда возможно. Старший Ум-Тенебри иногда мягко напоминал ему, что всё, что он делает, важно только ему самому, и не стоит забывать об этом и думать, что только делая что-то полезное, ты становишься нужным. Тогда Нимо обижался на отца, который зачем-то говорил ему, ребёнку, неприятные взрослые вещи, но сейчас отчётливо понимал, что дело, которым можно заняться, необходимо именно ему – чтобы как-то оправдать своё пребывание на маяке. Но он действительно неплохо знал старосинтийский – один из немногих языков, которые он успел выучить в доме отца без привычки напряжённо учиться.

Проведя экскурсию новому обитателю маяка, Трикс куда-то исчез. Унимо, занятый переводом торговых писем, даже не заметил, куда. Форин тоже ушёл на галерею маяка и явно не был бы рад, если бы его побеспокоили. Ум-Тенебри, предоставленный самому себе, с редким удовольствием погрузился в монотонную работу, отвлекаясь только на то, чтобы посмотреть в большие окна на море. Удивительно, но оно всегда было разное, подвижное, заливающее комнату, стоило чуть отвлечься. Солнечное марево полнилось криками морских птиц, ветер хозяйничал под сводами башни, как в каком-нибудь каменистом гроте прибрежных скал.

Вечером, когда небо стало тёмно-фиолетовым, Форин спустился с галереи. Его фигура, размытая весенними сумерками, казалось призрачной и величественной. Как будто сам Дух Моря нашёл пристанище на заброшенном маяке.

Унимо моргнул, отгоняя наваждение, а потом они с «Духом Моря» пили чай – на этот раз без Трикса, поэтому молчали. «Трикс не очень любит сумерки, старается спрятаться в это время», – пояснил Форин в ответ на единственный прозвучавший вопрос. Нимо хотелось спросить ещё много чего, но он не решался нарушать странную тишину весеннего вечера, когда само море, казалось, притихло в ожидании огромной звёздной ночи.

Когда черничный кисель морских сумерек загустел, Смотритель повёл затаившего дыхание Унимо наверх, в галерею с лампами.

Там Форин, не теряя времени, подробно объяснил устройство ламп и огромной изогнутой линзы, которая во много раз усиливала их свет. Унимо слушал внимательно и частично даже понял, поскольку его отец, в отличие от большинства других шейлиров, любил возиться с разными механизмами и охотно объяснял сыну, как они устроены и по каким законам действуют.

Устройство маяка было лаконичным и совершенным, так что можно было долго любоваться им. Поддерживать огонь было достаточно просто: нужно всегда держать определённый уровень масла в соединённых друг с другом лампах – не больше и не меньше. Стоило подлить масло в одну из ламп – и тут же оно мягким золотом перекатывалось во все остальные, и где-то час можно было не волноваться. Главное было не уснуть ночью, и Нимо удивился, как это Форин обходится без сменщика (Трикс, видимо, не занимался поддержанием света в маяке): ведь это ни одну ночь нельзя поспать.

Унимо заворожённо смотрел, как уверенно и аккуратно действует Форин. На то, как его длинные тонкие пальцы держат стеклянный сосуд с маслом, как он поправляет лампы, как тщательно протирает линзу. Сейчас Смотритель вовсе не казался равнодушным – напротив, его глаза горели, а губы были сосредоточенно сжаты. Он напоминал некоторых странных учёных или поэтов из числа друзей отца – когда они в переполненной гостиной вдруг начинали говорить о чём-то, что для них действительно важно, и в мгновение ока преображались.

Узнавать, как устроен маяк и как поддерживать огонь в лампах, определять наклон линзы по углу, с которым яркий луч маяка разрезал ночное небо, – всё это было очень интересно. Унимо не думал отлынивать от этой работы, – наоборот, проводить ночи, поддерживая свет маяка, казалось ему прекрасным занятием, – но он каждую минуту ждал, что Форин скажет что-нибудь о магии. Что-нибудь о том, зачем он на самом деле приплыл на маяк. Ведь они оба знали, что не затем, чтобы стать учеником смотрителя маяка, как бы ни притягательна была эта судьба.

– Главное – понять, что на маяке ты всегда один, что бы ни случилось, – сказал Форин, усаживаясь на табурет и неотрывно смотря на огонь ламп. – Мне это легко, но обычно людей это пугает. А не спать всю ночь совсем просто, ты увидишь. Но сейчас иди спать, ты почти не спал прошлую ночь, тебе нужно отдохнуть.

Унимо молчал, не решаясь ни заговорить, ни уйти. Наконец, когда Форин, видимо, решил, что его ученик ушёл, так что даже удивлённо обернулся, оторвав взгляд от сияния ламп, Нимо сказал: