История Смотрителя Маяка и одного мира

Флейтист одобрительно хмыкнул, откланялся и вышел, Сола за ним – она так торопилась, что не заметила, как прошлась по осколкам, и один из них намертво впился в деревянную подошву её дешёвых туфель.

Помощница слепого с трудом поспевала за ним в длинном коридоре. Дойдя до конца, Флейтист безошибочно взялся за ручку одной из дверей, выкрашенных в зелёный цвет, с пурпурным узором – как будто специально для гостей из Шестистороннего – и кивнул своей спутнице на противоположную дверь.

– Подождите! – взмолилась Сола, почти схватив руку Флейтиста, лежащую на ручке двери. – Я не могу больше… так.

Она всхлипнула совсем как ребёнок, что позволяла себе крайне редко. Мастер Эо нахмурился, резко взял Солу за руку и, втолкнув её в комнату и зайдя следом, захлопнул дверь.

– Что случилось? – грозно спросил он. – Мало того, что ты ничего не можешь, так ещё и мешаешь мне?

Сола снова всхлипнула, быстрым движением размазала слёзы, стоявшие в уголках глаз, и выпалила:

– Если бы вы хотя бы рассказали мне, что собираетесь делать, я могла бы попытаться помочь вам!

Мастер Эо нехорошо улыбнулся:

– Думаю, мне легче было бы просто избавиться от тебя.

Сола молча стояла, прижимая к себе старый потрёпанный футляр от скрипки. Реальнейшее Мастера Эо окружало её, как стена огня – древних воинов Шестистороннего, рискнувших напасть на синтийцев: нельзя сделать ни шагу, чтобы не обжечься.

– Но если хочешь, можешь завтра взять свою скрипку и попытаться помочь мне убедить Иене Орила в том, что больше всего на свете он хочет верить в Защитника, – произнёс старик.

Его глаза сияли мутным опаловым цветом, как всегда, когда он задумывал что-то грандиозное. Что-то, что перельёт воду из моря реальнейшего в море реального.

– Но… зачем? – спросила Сола, ещё больше напоминая ребёнка.

Старик усмехнулся:

– Хочешь всё знать? Точно? – а затем, без тридцать второй паузы, резко шагнув к своей ученице и схватив её за тонкие запястья, пробормотал прямо в ухо: – Чтобы у нашего дорогого короля был повод начать войну.

Из паучьих лап Флейтиста невозможно было вырваться. Поэтому Сола смотрела прямо в его глаза на расстоянии своего носа столько, сколько требовалось Мастеру. А потом он её отпустил, буквально швырнув на дверь. Волоча за собой футляр со скрипкой, Сола выбралась за порог и, привалившись к стене, осела на пол.

Так она сидела долго, когда Флейтист уже, вероятно, уснул. Перед глазами беспорядочно, как масляные пузыри в мутной воде, всплывали и лопались воспоминания из детства. Одно хуже другого. И редкие радостные, всегда связанные с хмурым Флейтистом. А ещё вспоминался Тар-Кахол – отдельно, как старый друг и утешитель. Его извилистые разноголосые улицы, дома, среди которых не найдёшь и двух одинаково сыгранных, торопливые прохожие, уличные музыканты на площадях… В голове у неё зазвучало стихотворение, которое она как-то услышала на одном из уличных концертов от Коры:

Эти волшебные звуки

сплетаются в тонкую,

невесомую сеть,

которой мы ловим ветер -

самую прочную

сеть на свете:

её не порвать киту,

её не разрезать мечом,

ей не истлеть в плену

солёной морской воды.

Всё потому,

что мы эти сети плетём

из нитей непрочных

своей судьбы.

Сола сидела, как ей показалось, несколько лет – всё то время, что она провела на улицах столицы Шестистороннего, скрываясь от служащих приюта, которые, впрочем, не проявляли особого желания её найти.

А потом, спотыкаясь, побрела в сторону выхода из Дома Управления, удивляясь тому, что и на этот раз её никто не стал удерживать. В голове звучала мелодия в ля миноре – довольно простая и неуклюжая, как бродячий пёс со сломанной лапой, но эту мелодию Сола, совершенно точно, слышала первый раз в жизни.

Стоило только выйти из Дома Управления, завернуть за угол, в пугающе прямой переулок без названия, как силы покинули её, и Сола, прислонившись к шершавой тёплой стене, уснула.

Проснулась она в полной темноте, судя по всему, в повозке: деревянные доски, на которых она сидела, то и дело подпрыгивали, слышен был скрипучий диссонанс колёс. Первым делом она ощупала футляр скрипки, который крепко сжимала в руках – к счастью, он был цел. Когда глаза немного привыкли к темноте, Сола разглядела напротив двух людей: они сидели, прижавшись друг к другу, и не издавали ни звука. Сола попыталась встать, но тут же упала от сильного толчка, больно оцарапав руки о грубо отёсанные доски. Не успела она подняться, как кто-то открыл дверцу и в повозку хлынул свет – так что пришлось даже закрываться руками. Открывший дверь что-то произнёс на синтийском, что – Сола не смогла разобрать. Но, видимо, это был приказ выходить, потому что люди из повозки, которыми оказались мужчина и женщина в каких-то грязных лохмотьях, торопливо, хоть и неуклюже, выбрались наружу. Сола последовала за ними.

Под ногами была каменная мостовая, вокруг – высокая каменная стена и знакомые безликие здания, но почему-то без окон, сверху – синее небо Синта. Сола посмотрела на человека в какой-то похожей на военную форме цветов Республики, и он ответил ей хмурым взглядом. Потом он сказал на языке Шестистороннего с заметным акцентом:

– Вы спали на улице, тари. Спать на улице запрещено.

– Но я… я не знала, – пробормотала она.

Пара бродяг испуганно жались к каменной стене. Синтиец строго посмотрел на Солу и сказал:

– Поскольку вы иностранка, то, на первый раз, мы можем простить вас.

Несмотря на ужасную усталость и страх, Соля услышала в своей голове возмущённое шипение: «Спать на улице запрещено? Почему? Что за дикость?»

– Отлично, тогда я могу идти? – произнесла она более дерзко, чем следовало в её положении.

Синтиец шагнул к ней, заложив руки за спину, окинул внимательным взглядом, и сказал нарочито медленно:

– Не торопитесь так, тари. Сначала мы должны посмотреть, что у вас в футляре.

Тут уж Сола даже не стала скрывать своего возмущения:

– Там всего лишь скрипка! Это что, тоже незаконно?

Синтиец стоял, чуть наклонив голову, и, кажется, был очень доволен своей ролью. В Тар-Кахоле Сола насмотрелась на таких отвратительных самодовольных птичников – видимо, он тоже был из этих.

– Играть на улице запрещено, – с улыбкой пояснил он.

Сола, которой всё это начинало надоедать («Я хочу уйти отсюда»), огляделась и заметила ворота в стене; она развернулась, чтобы уйти, но на этих словах удивлённо обернулась. Она не могла поверить, что такое может быть. Так вот почему на них с Флейтистом так смотрели на пристани! Если бы не реальнейшее, они уже давно оказались бы здесь в какой-нибудь камере без окон.

Занятную иностранку обступили уже человек пять в такой же форме, как первый синтиец. Двое из них схватили людей в лохмотьях и собрались их увести, но задержались, чтобы досмотреть любопытную сценку.