История Смотрителя Маяка и одного мира

– Да, Айл-просветитель, – кивнул Плиний и рассказал, как он выехал с поручением передать послание настоятелю главного собора Дальней стороны, как быстро и без препятствий ему удалось пересечь Морскую сторону и как на границе с Дальней стороной вежливые преторы сообщили служителю, что они сожалеют, но не могут позволить ему проехать, поскольку Полномочный претор Дальней стороны издал распоряжение не пускать никого из служителей Защитника с официальными визитами.

Оправдываясь, Плиний рассказывал, как он пытался взывать к законам, к Эдикту, к единству Шестистороннего, – но всё тщетно. Как он пробовал попасть по другой дороге, говоря, что едет к своей семье – но другие преторы только качали головой с многозначительным видом и не пропускали Плиния. «Вы можете обратиться с жалобой к королю», – неизменно повторяли они. Видимо, у них у всех была информация с подробным описанием внешности хранителя и целей его поездки. Плиний начал было сокрушённо придумывать несколько планов проникновения через границу, которые не пришли ему в голову сразу, но Люмар остановил его:

– Прекрати винить себя, ты всё сделал правильно. И не дело хранителю Защитника пробираться через границу тайно, словно контрабандисту. А моё поручение утратило силу в связи с невозможностью исполнения, как записано в Уставе.

Инанис кивнул, а Плиний ещё больше смутился.

– Хранитель, скажи лучше, есть у тебя какие-то идеи о причинах такого негостеприимства Полномочного претора Дальней стороны? – спросит Люмар.

Плиний смутился ещё больше, но над этим вопросом он думал всю дорогу обратно, поэтому ответил сразу:

– Полномочный претор Дальней стороны – родственник короля, и он никогда не принимает решения самостоятельно, особенно важные. Я думаю, что всё это произошло не без ведома Сэйлори, – произнёс Плиний.

«А скорее всего, по приказу», – подумал Люмар и кивнул.

– Я думаю, Сэйлори рассчитывает на то, что мы пожалуемся ему на самоуправство Дальней стороны, – сказал Инанис.

Люмар снова кивнул.

– Но зачем это ему? – удивился Плиний.

– Знаешь, как раньше охотились на лис, забившихся в нору так, что собаки не могли их достать? – спросил Люмар у побледневшего хранителя. – Разводили костёр и заполняли нору дымом, пока несчастное животное, лишённое воздуха, не выскочит на поверхность, навстречу верной смерти.

Инанис и Плиний с ужасом смотрели на Люмара, но он продолжал как ни в чём не бывало:

– Думаю, следующим шагом короля будет прислать к нам шпиона. Переговорщика, который будет пытаться нас образумить. Помните, как в той старинной песне:

Король послал гонца,

Король послал гонца

С приказом ни за что

Домой не возвращаться

Без ответа.

С тех пор и сам гонец,

И сам гонец, и конь его

Давно лежат в земле

Строптивого соседа.

«Лучше бы я совсем не спал», – обречённо думал Тео, натягивая одежду и выбираясь на кухню в надежде, что кто-то уже сварил кофе. Даже Ройф не стал шутить, как обычно, а только налил побольше кофе в кружку товарища.

Заснуть на Обряде – это было одно из самых страшных преступлений. Поэтому Тео благодарил всех просветителей-свидетелей за то, что большую часть Утреннего Обряда нужно было стоять, держа в руках светильник, – так заснуть было очень сложно. К тому же слушатель Гранций всегда добросовестно выполнял все мысленные Правила Обряда, что также не оставляло сну ни одного шанса пробраться в его сознание.

Но на занятиях после Обряда всё стало куда хуже. Как назло, первой была риторическая практика с Инанисом Сервилом – непростое дело даже для тех, кто хорошо выспался и не занят посторонними мыслями. Как обычно, Инанис немногословно сообщил слушателям вводные для диспута: триста пятьдесят лет назад, правление короля Лукида Мирного, столица Королевства, в Совете обсуждается текст Эдикта Школы просветителей, а делегация служителей – авторов Жизнеописания представляет в столичном Университете свой труд и доказывает необходимость автономии в обучении и ведении внутренних дел Школы.

Просветитель Инанис разделил слушателей третьего года на две команды: делегация «служителей» и «королевская» делегация из преподавателей Тар-Кахольского университета и членов Совета. Тео оказался в числе «служителей». «У вас полчаса на то, чтобы составить диспозицию, по одной от каждой из сторон, и выбрать делегата для её представления», – сообщил Инанис и, помолчав, добавил: «Каждый из проигравшей в диспуте стороны после занятий расскажет мне историю принятия Эдикта».

Слушатели разбрелись по двум сторонам небольшого зала для практик, в котором стулья и столы постоянно перемещались, образуя то заседание Королевского Совета, то штаб военачальников в Трёхдигетной войне, то границу Синтийской Республики и Шестистороннего Королевства. В группе «служителей» все взгляды тут же устремились на Тео. Все знали его талант к риторике – ни в одном из диспутов Тео Гранций не проигрывал. Лист бумаги он привычно расчертил на шесть частей: эксордия, изложение, пропозиция, доказательство, опровержение, заключение, – и стал записывать предложения товарищей. Когда идеи у них иссякли, Тео добавил несколько своих соображений и стал перечитывать диспозицию. Дойдя до аргументов об «окончательности и неизменности» Жизнеописания, о том, что просветители изучили и сравнили тысячи первоисточников, чтобы составить истинное повествование о явлении Защитника в мир, Тео почувствовал, как мысли его снова мечутся, словно кони при виде пожара. Он не мог сосредоточиться, почувствовал, как во рту у него пересохло, и не мог представить, как ему удастся произнести правильные слова вслух. Он в отчаянии посмотрел на слушателей своей команды – и увидел, что все они спокойны, шёпотом обсуждают что-то между собой и уверены, что их сторона точно победит. Тео попытался привлечь к себе внимание и быстро заговорил хриплым голосом:

– Пожалуйста, давайте сегодня кто-нибудь вместо меня выступит. Здесь всё написано, – указал он на лист с диспозицией. – Я не могу сегодня выступать, мы точно проиграем, если я буду делегатом.

Слушатели с удивлением и страхом уставились на Тео. Он и сам понимал, что его слова звучат несколько странно, но, в конце концов, он не обязан был постоянно выступать за них. И ещё он имеет право на то, чтобы они поверили ему без объяснений.

– Тео, что с тобой? – обеспокоенно спросила Раенна, подруга Марионы.

– Если я начну объяснять, мы потратим всё время, – нетерпеливо ответил Тео. – Давайте решим, кто будет нашим делегатом.

Слушатели переглянулись. Никому не хотелось становиться делегатом и выслушивать каверзные вопросы Инаниса. И тут Лон-Лимм, который, вероятно, почувствовал себя лидером сопротивления упрямому Тео Гранцию, сказал, стараясь, чтобы его голос звучал строго и веско:

– Тео, не знаю, что произошло, но ты не можешь отказаться. Мы рассчитывали на тебя. Неужели ты хочешь подвести нас всех?

Внезапно Тео почувствовал, как в нём нарастает раздражение, ему захотелось съязвить, ответить что-нибудь резкое этому самодовольному Лон-Лимму, но вместо этого он глубоко вздохнул и терпеливо повторил ещё раз, обведя взглядом всех товарищей:

– Я никогда не обманывал вас, у вас нет причин мне не верить. И я говорю вам, что сегодня не смогу быть делегатом, и если вы не передумаете, то мы проиграем.

Тео прикрыл глаза и услышал, как его слова получили отклик, услышал шёпот сомнения. Но Лон-Лимм поспешно вмешался:

– Мне кажется, что ты просто выдумываешь и набиваешь себе цену. Ты не можешь заранее знать, что проиграешь. Мы рассчитывали на тебя. Если ты не хочешь выполнять свои обязательства, предлагаю голосование. Кто за то, чтобы нас представлял слушатель Тео Гранций, поднимите руки. Но, чтобы наше голосование было конструктивным, те, кто не поднимет руки, должны будут предложить свою кандидатуру в качестве делегата.

Тео изумлённо смотрел на товарищей, но постепенно все они подняли руки. Даже его друзья Ройф и Раенна.

– Я вас предупредил, – пожал плечами Тео. Он уткнулся в лист с диспозицией и попытался успокоиться, принуждая себя дышать медленно и глубоко, задерживая выдох.

Тридцать минут истекли, и просветитель вызвал в воображаемый зал делегаций Тар-Кахольского университета представителей двух сторон. Со стороны профессоров и королевских советников делегатом была Сави – умная и честолюбивая слушательница, которая всегда выделялась на фоне других обитателей Ледяного Замка своей самоуверенностью и неподдельной манерой держать себя с осознанным спокойным превосходством. Её легко можно было представить придворной дамой или преподавательницей в столичном Университете. В ней внешность и содержание гармонично дополняли друг друга, и всё, что она делала, она делала великолепно. Многие задавались вопросом, почему такая девушка, как Сави, отправилась в Школу просветителей, где она не могла рассчитывать на что-то большее, чем должность хранительницы в одном из храмов Королевства или просветительницы в добровольном заточении Ледяного Замка.

Тео поднял взгляд на свою соперницу: Сави решительно сощурила чёрные и блестящие, как у горных птиц, глаза в ожидании серьёзной битвы. И Тео принялся как можно уверенней излагать эксордию.

По правилам диспутов, вопросы делегатам могли задавать по очереди слушатели любой из команд, а также просветитель – в любом количестве и в любое время. Но обычно Инанис большую часть времени молчал, с показным безразличием наблюдая за происходившим, но, на самом деле, запоминая мельчайшие детали, которые потом подробно безжалостно разбирал.

Сначала Тео с лёгкостью отвечал на вопросы команды противников и парировал выпады Сави. Он хорошо знал историю составления Жизнеописания и принятия Эдикта – пожалуй, даже слишком хорошо. Потому что когда Сави и вся команда столичных учёных стали подбираться к вопросам верификации Жизнеописания, он почувствовал колючий холод в груди, который пробирался всё выше и выше. Почти не слыша, что ему говорят, Тео посмотрел на Инаниса в поисках если не поддержки, то хотя бы понимания. Просветитель мог одним точным вопросом уничтожить его. Но Тео знал, что Инанис не будет использовать искренность и доверие слушателя против него. Впрочем, этого и не потребовалось.

– Тар просветитель, как вы можете доказать истинность Жизнеописания нашим подданным? – спросила Сави.

Это был обычный вопрос, после которого слушателю следовало перейти к любой выбранной им системе доказательств, тщательно разработанных многими поколениями просветителей. Но Тео почему-то молчал. За спиной послышался возмущённый шёпот товарищей, а Сави посмотрела на своего оппонента с недоумением.

Все терпеливо ждали, пока Тео заговорит, но комок колючего холода уже поднялся и застрял в его горле, не давая произнести ни слова.

– Что же, вам нечего сказать? – наконец, когда молчание так растянулось, что вот-вот готово было порваться, растерянно спросила Сави.

Тео покачал головой. А потом всё-таки сказал:

– Нечего.