История Смотрителя Маяка и одного мира

С.

Да, кстати, сны у тебя скучные».

Унимо невесело усмехнулся, подумав о том, что он мог бы уже начать собирать коллекцию писем людей, которые его бросили. Но тут же он со злостью тщательно разорвал записку и выбросил на ветер.

Странно, но он совсем не расстроился. Не подумал, что это было несправедливо, не стал возмущаться вероломством матроса. Ум-Тенебри знал, что теперь это ничего не изменит, а он всё ещё должен добраться до Мор-Кахола. И чем легче будет у него на сердце, тем быстрее он сможет идти.

Унимо шёл по дороге в Мор-Кахол, чувствуя, как в его венах кровь уже смешивается с морской водой, своей солёной сестрой. И ветер, который долетал до этой части пути, приносил запах смолы и нагретых солнцем пеньковых сетей.

Когда Нимо добрался до холма, на котором многие, кто видел море первый раз, застывали от изумления и восторга, ему открылось огромное звёздное небо, не имеющее берегов, в котором топовые огни торговых кораблей казались просто очень медленно падающими звёздами. Созерцая эту картину, Ум-Тенебри провёл слишком много времени для того, кто видел море уже не первый раз.

Унимо не стал ночью пробираться в город, а пошёл напрямик к воде, по линии отлива, и устроился на ночлег между огромных камней в пустынной на вид части побережья. Хотя день был по-весеннему тёплым, у моря ночью было холодно, и Унимо с головой укутался в свой плащ. Немного повернув лицо набок, через щель между валунами можно было видеть, как бесследно море растворяется в линии горизонта ясного ночного неба.

Благодаря усталости от долгого путешествия, Унимо удалось сразу заснуть и проснуться только на рассвете, от негромких разговоров рыбаков и скрипа песка под днищами рыбацких лодок. Дождавшись, пока все рыбаки отправились на промысел, Ум-Тенебри осторожно выбрался из своего укрытия. Свежий сольарский ветер потрепал его по волосам, и он почувствовал прилив сил, несмотря на раннее утро, в которое дома он обычно спал, после того как полночи читал какую-нибудь интересную книгу.

Не мешало позавтракать, но для этого нужно было что-то придумать: молоко и пироги, как и все деньги, унёс матрос. Но Унимо всё равно пошёл в сторону города, надеясь, что там, где есть булочные со свежим хлебом и многочисленные трактиры для моряков, для человека без денег тоже что-нибудь найдётся.

Унимо шёл по остывшему за ночь песку в сторону темнеющих на рассветном небе домов и невысокой башни Мор-Кахольского магистрата с флагом Королевства. Рыбаки с первым уловом устриц тянулись к городу, а мальчишки и девушки-подростки с босыми загорелыми ногами уже выкрикивали своими звонкими голосами: «Свежие устрицы, мидии, ракушки!»

У Мор-Кахола не было стен, и город расползался по берегу свободно, как полипы на камнях. Каменные здания перемежались деревянными приземистыми домами рыбаков, а улицы и площади образовывались беспорядочно там, где людям оказывалось удобно ходить или сидеть в тени, обсуждая погоду.

После дня в пути и ночи, проведённой на побережье, вид младшего Ум-Тенебри не напоминал уже не только сына шейлира, но даже и приличного добротного горожанина. Нимо снял свою куртку, которая стала ещё-более-тёмно-зелёного цвета, и вытряхнул из неё дорожную пыль, пригладил рукой свои непослушные, торчащие в разные стороны волосы, которые тоже от пыли стали куда более тусклыми, и почувствовал себя готовым ко встрече с Мор-Кахолом.

Унимо довольно часто бывал здесь с отцом, поскольку из Мор-Кахола отправлялись корабли во все порты Шестистороннего и Синтийской Республики. Когда отец брал его с собой в поездки по делам или просто в путешествие – Нимо был счастлив. Мор-Кахол тогда был для него просто продолжением Тар-Кахола, из которого можно было уплыть в разные удивительные места. Тогда они с отцом останавливались всегда в одном и том же трактире «Навион», поскольку это был единственный по-настоящему хороший трактир в Мор-Кахоле. Сейчас его многоэтажное здание насмешливо возвышалось над Унимо, напоминая, что он не мог бы оплатить даже половину чашки кофе, что здесь подают на завтрак. Точнее, сейчас он не мог бы оплатить даже стакана воды. Нимо сунул руки в карманы брюк и с независимым видом направился по одной из главных улиц Мор-Кахола – улице Морской Славы. С удивлением он обнаружил, что в карманах у него завалялось несколько монет: один серебряный полусолид и три медных плима. Унимо вертел в руках монеты, вспоминая, когда же успел забыть о них. И улыбнулся, поняв, что это наверняка Тэлли. В любом случае теперь он был почти сказочно богат. На эти деньги можно было себе позволить роскошный завтрак в любой здешней таверне, но Унимо только зашёл в булочную купить горячую лепёшку с зеленью и несколько сладких булочек про запас, а у уличного торговца взял большой стакан кофе с молоком, после чего направился в сторону пристани – так, чтобы можно было понаблюдать за «Люксией», но самому пока не попадаться на глаза. Такое место он отыскал на городской набережной – как Мор-Кахольцы гордо именовали небольшую дорогу вдоль линии прибоя, выложенную плоскими камнями. В ранний час здесь почти никого не было, поскольку праздные прохожие появлялись только ближе к вечеру.

На одной из скамеек набережной можно было устроиться так, что были видны все мачты стоящих в порту кораблей, а самого наблюдающего скрывали густые кусты акации.

Потягивая кофе, Унимо разглядывал высокие мачты «Люксии», её палубу, на которой сейчас стояли только пара вахтенных матросов. Он мог различить даже их лица – сонные и недовольные. Он принялся сверять знания, полученные от Силура, с макетом в натуральную величину. Увлечённый этим занятием, Унимо не сразу обнаружил, что на палубе появился ещё один человек – он поднялся на ют и стоял там, смотря в сторону моря. Скорее всего, это был кто-то из офицеров: на плечах у него был небрежно накинут мундир, в руках он держал бинокль. Ум-Тенебри стал присматриваться к нему, как вдруг матрос, стоящий на трапе, повёл на «Люксию» двух человек, которые поднялись на ют и стали о чём-то разговаривать с офицером. Хорошее настроение Унимо мгновенно растаяло, как сахар в горячем кофе, когда он увидел: один из тех, кто зашёл на корабль – флейтист.

4.1.2 Asylum ignorantiae[31 - «Убежище незнания (неведения)» (лат.) – лог. понятие, признаваемое недостаточным, но которым довольствуются, чтобы избежать дальнейших размышлений.]

Часы на главной башне Ледяного Замка давно пробили полночь. В это время слушателям полагалось спать, укутавшись тёплыми одеялами, или готовиться к занятиям, тихо сидя в своих комнатах. Но никак не бродить по тёмным коридорам и крутым лестницам Замка, перетряхивая свои мысли, как разноцветное стекло в калейдоскопе, в бесконечные странные узоры. Поэтому Тео выбирал для своих ночных прогулок наиболее глухие переходы, арки и башни, где был невелик риск встретить кого-нибудь из хранителей или просветителей. Он шёл медленно, и его закутанная в одеяло одинокая фигура казалась иллюстрацией к ранним балладам Котрила Лийора – о Рыцаре в Плаще из Одеяла. Но для обитателя Ледяного Замка такой плащ был не данью поэтическим символам, а прозаической необходимостью: дотрагиваясь до стен, можно было чувствовать покрывающие их маленькие иголки инея.

В таком бесцельном скитании Тео Гранций добрался до своей любимой башни – бастиона Серых Стражей. По своей высоте она уступала только Главной, но находилась в отдалении от залов, вынесенная на противоположную сторону окружающей Замок стены: раньше, давным-давно, её использовали для просмотра ущелий на восточных склонах Ледяных гор – не притаились ли в них неприятели. Но времена, когда недруги Королевства заходили в Горную сторону, давно прошли, поэтому теперь эта башня обычно пустовала.

Чтобы попасть в бастион, нужно было пройти по галерее замковой стены, которая продувалась всеми ветрами Ледяных гор. Натянув одеяло до самых глаз, Тео старался идти как можно быстрее, что было совсем не просто: камни под ногами покрылись наледью, так что приходилось идти очень осторожно, а луна, уже сиявшая высоко в небе, то и дело скрывалась за набегавшими тучами, и нужно было пробираться почти наощупь. Добравшись до Бастиона, слушатель Гранций остановился перевести дух и прислушался: тишина плескалась в чаше из древних стен Замка, были различимы её глухие перекаты, как медленные взмахи хвостов странных плоских рыб в чёрной глубине горных озёр. Где-то на верху бастиона гудел ветер.

Тео поднимался по крутой винтовой лестнице, слушая, как звук его шагов падает вниз. Забравшись на верхнюю площадку бастиона, Тео сел, обхватив колени, у одной из узких бойниц, и долго смотрел на Ледяные горы. Небо очистилось, и луна теперь ярко сияла в морозной вышине, серебрила горные склоны, которые напоминали застывшие штормовые волны древнего моря. Воздух был такой холодный и насыщенный ветром, что нельзя было различить запахов, но Тео всё равно показалось, что он чувствует запах приближающейся весны – запах подтаявшего снега и влажной земли предгорий. В Морской стороне в это время первые цветы уже пробивались вдоль дорог, моряки пробовали ветер, вовсю готовясь к летним плаваниям…

Воспоминания о стороне, в которой он родился и провёл детство, промелькнули, как тень птицы в свете луны, и сменились привычными тяжёлыми мыслями. Тео представил огромную водяную мельницу, которая работает без остановки, вращаясь в одной и той же воде – что-то похожее происходило в его голове. Но не было понятно, имеет ли это бесконечное движение какой-либо иной смысл кроме того, чтобы терзать его бессонницей и медленно сводить с ума.

Тео не мог поверить, что просветители – авторы «Жизнеописания» – могли не заметить того, что увидел он. Может быть, они узнали ещё что-то, что заставило их замолчать и оставить всё так, как есть. Вероятно, признание того, что Защитник – человек, разрушило бы стройное здание веры, которое с таким трудом возводили многие поколения служителей. Снова и снова слушатель прокручивал в голове те факты из первоисточников, пересматривая и перекладывая их, как лишние части мозаики, но приходил всегда к подтверждению своей догадки.

В надежде хотя бы немного освободиться от этого бесконечного движения, Тео прикрыл глаза и подставил лицо ледяному ветру, от которого было трудно дышать, -надеясь, что это его отвлечёт. Стал пытаться сочинить очередное подражание Котрилу Лийору – это давалось с трудом, поэтому занимало все мысли на какое-то время.

Горы закрывают глаза

и засыпают.

Их ледяные вершины

от нас скрывают

тёмную сторону дня

и светлую – ночи.

Не очень

надейся уснуть, пока

горные птицы клюют

кофейные зёрна сна,

а гончие

нового дня,

как барсука,

загоняют тебя

в глухую нору

утра.

Возвращаясь к спальням слушателей, Тео почти обрёл равновесие, достаточное для того, чтобы попытаться уснуть. К тому же долгие переходы и подъёмы по лестницам давали о себе знать усталостью, что тоже повышало шансы хотя бы немного поспать.

Тео всегда знал, как опасно терять бдительность, но ему слишком хотелось поскорее добраться до своей кровати, сохранив по пути то чувство приглушённой пустоты, которое позволит, наконец, лечь, закрыть глаза и, возможно, заснуть… и вот, перед очередным поворотом в лабиринте залов Главной башни, Тео не услышал звук шагов – и только повернув за угол запоздало вздрогнул, когда в конце коридора увидел двух человек, которые быстро шли в направлении к той части, где жили просветители – то есть как раз навстречу слушателю. Потратив все свои силы на освобождение от терзающих мыслей, Тео не смог даже придумать подходящего оправдания, когда двое служителей с удивлением уставились на него, подняв лампу так, что ему пришлось сощуриться от её яркого света. Когда он смог рассмотреть тех, кого он встретил, то оцепенение тут же сменилось страхом и досадой на своё невезение: ему повстречались просветитель Инанис Сервил и Плиний Фиделио – хранитель-наставник Тео. На мгновение слушателю показалось, что он всё-таки уснул, поскольку Плиния здесь быть никак не могло: он уехал с миссией в Дальнюю сторону и не успел бы так быстро вернуться.

Инанис не стал ничего говорить – только взглянул на Тео пронизывающим взглядом, ослепляющим не хуже масляной лампы, внезапно зажжённой в темноте. Лицо Плиния не выражало ничего, кроме удивления. Тео успел заметить, что его наставник был в дорожном плаще, выглядел уставшим и печальным – что так не шло к его доброму и почти детскому, несмотря на возраст и статус хранителя, лицу. Они едва успели обменяться непонимающими взглядами, как Инанис, а вместе с ним и Плиний, снова исчезли в мерцающей редкими лампами на стенах полутьме Главной башни, а Тео поплёлся в спальню с тяжёлым предчувствием. И дело было не только в том, что просветитель Инанис наверняка припомнит ему бесцельные ночные прогулки и теперь точно не забудет поговорить с Плинием о том, что его подопечный слушатель не так хорош, как это может показаться по отзывам других просветителей, – было что-то ещё, какая-то неуловимая тревога, которая недавно поселилась в Замке.

Осторожно, чтобы не разбудить спящих соседей, Тео пробрался к своей кровати, лёг, не раздеваясь и укутавшись одеялом, и лежал с открытыми глазами почти до самого рассвета, заснув только за час до того, как служителям полагалось вставать и готовиться к Утреннему Обряду.

А просветитель Инанис и хранитель Плиний тем временем осторожно стучали в двери комнаты Айл-просветителя Люмара. Глава Школы на удивление быстро открыл ночным гостям. Он был полностью одет и, казалось, даже не ложился ещё. Инанис, который начал было бормотать извинения за то, что потревожил Айл-просветителя в такой поздний час, изумлённо замолчал.

– Кажется, как будто я ждал вас, да? – усмехнулся Люмар, смотря в растерянные лица своих посетителей. – Не переживайте, просто бессонница одолела старика в последнее время. Так что рад гостям, – Люмар пропустил их в комнату. – И рад твоему возвращению, Плиний, – добавил он, изучающе, но тепло взглянув на хранителя.

Хранитель смущённо опустил взгляд. Он подумал, что Айл-просветитель не может не понимать, что ему не удалось выполнить поручение.

Люмар указал своим гостям на два кресла и стул, стоящие возле круглого стола у камина, а сам достал с полки две чашки и поставил их на стол.

– Даже чай у меня есть, успокаивающий, кажется, одобренный самим доктором Квидом, – улыбнулся Айл-просветитель, как будто, и правда, встречая гостей и развлекая их беседой.

Сидя с двумя просветителями, Плиний, от природы застенчивый, чувствовал себя, как на экзамене. Люмар, на правах хозяина, затеял светский разговор о последних новостях, чтобы дать хранителю время хоть немного прийти в себя.

– Я так понимаю, тебя не пустили в Дальнюю сторону? – наконец спросил он, переходя к делу.