– Не больше твоего. Органный концерт понравился?
– Уходишь от разговора. Ладно, так и быть – учитывая, что мы пробрались в собор за грошовое пожертвование, я ставлю концерту высшую оценку. Но жонглер на площади меня просто убил наповал…
Отто говорил еще что-то, а я все смотрела по сторонам. До нынешнего вечера и представить себе не могла, как сильно обрадуюсь этому городу – будто старому доброму другу. Он немного повзрослел с момента последней встречи, но похорошел и принарядился. Сняли леса с базилики Святого духа, подновили Регентскую башню. Достроили Малые ворота. Украсили доходные дома…
Но кроме домов и улиц я надеялась увидеть еще кое-что. Точнее – кое-кого. Сюда понагнали полиции со всего королевства, так почему бы среди этой армии правопорядка не оказаться и ему? Допустим, случайно. Или не совсем случайно. Поэтому так не хотелось уходить. Казалось, что сейчас, вот именно в ту минуту, как я встану и уйду, на площади появится один знакомый… А я уже буду на соседней улице. И мы разойдемся.
Разумеется, Бернстайну не к чему знать, что я ищу встречи с представителем закона, да еще не в последних чинах – вот бы обрадовался… Хотя на физиономию Отто я бы посмотрела.
– Все, идем, – скомандовал он и встал.
Я дернула его за рукав.
– Еще пять минут… Завтра ведь все равно до полудня проспишь.
Отто с недовольным видом уселся на скамью и уставился на площадь. Духовой оркестр закончил концерт, музыканты упаковывали инструменты, зрители хлопали и расходились. Торговцы сворачивали лотки и выкрикивали последнюю цену на нераспроданные кренделя.
С дальней стороны площади показалась высокая стройная фигура в мундире. Отсюда не было видно – в каком. Только блестели в свете фонарей золотые нашивки.
У меня дрогнула рука, глинтвейн плеснул через край. Я поставила недопитый бокал на скамью. Человек приблизился, сверкнув эполетами – это был военный, дирижер оркестра. В руке он держал кивер. Встретившись со мной взглядом, офицер отвесил легкий поклон. Я кивнула в ответ, и куранты пробили десять.
Вечер закончился. Пора было уходить.
Наутро сырой ветер разогнал облака. На синем небе чернели ветки лип, вороны на них рьяно выясняли отношения. Звенели колокола Рыцарской церкви. С площади снова пахло выпечкой.
– Мадам, к вам господин Бернстайн, – чинно произнесла Грета.
– Да будет церемонии разводить! – донесся из коридора голос Отто.
– Как спал? – откликнулась я, вдевая серьги.
– Спал отлично, сударыни, – входя, ответил Бернстайн. – Но ко мне прицепилась от вас таинственная болезнь вставания с первыми петухами. Я собирался поваляться хотя бы часов до десяти, но вы навели на меня порчу, чтоб было с кем колесить по улицам. Куда сегодня?
– В Исторический музей, разумеется. По следам преступления века. Грета, идешь?
– Да боже упаси, еще черепков я не видела. Уж найду, чем заняться…
– Как хочешь. Завтракать?
В музей мы явились как раз к открытию. Идти-то через две улицы – к бывшему Малому королевскому дворцу. Грета отправилась глазеть на витрины и афиши, а мы с Бернстайном поднялись по ступеням к главному входу. Перед резными дверями стояла известная мраморная аллегория – Время, похищающее Истину. Тема для Исторического музея самая подходящая. Время олицетворял полуголый мускулистый бородач, на которого в такую погоду даже смотреть было холодно. Дородная Истина воздевала руку к небесам, прося защиты.
На постаменте расположился молодой человек с блокнотом. Истину он завесил своим шарфом так, что Время при всем желании ее бы не обнаружило.
– Новое прочтение, – заметила я.
– Уселся как в пивной, – неодобрительно сказал Отто. – Что? Новое прочтение? Ты о чем?
– Он похож на журналиста, вот о чем…
Это действительно оказался корреспондент одной из столичных газет. Он опрашивал входящих и выходящих, собирал впечатления о музее, и в частности – о таинственной истории с неудачным воровством. В числе прочих обратился и к нам. Я отделалась общими фразами – сказать было нечего, а Бернстайн, который пребывал в приподнятом настроении, охотно вступил в разговор.
– Что желаете знать, сударь? Что лично я по этому поводу думаю? Так вот, – с многозначительным видом заметил он, – вся эта история с «Пером зимородка» не так проста, какой кажется. И мы еще увидим весьма необычное продолжение.
Журналист смерил его взглядом и осведомился, на чем собеседник строит свои предположения.
– Есть на чем, – туманно ответил Отто, – уж мне поверьте.
– Так-с… Понятно. А что вы думаете про привидение?
– Привидение? – переспросил Бернстайн. С него на миг соскочила вся важность, и он озадаченно уставился на корреспондента. – Какое привидение?
– Короля Карла-Леонарда, последнего владельца скипетра, – судя по тону, новость была у всего города на слуху, и не знать ее могли лишь дикие провинциалы вроде нас. – По свидетельствам служащих, король свободно разгуливает по музею, его видели несколько раз, – молодой человек посмотрел на нас поверх очков, – неужели ничего не слышали?
– А к посетителям его величество не пристает? – спросил Отто. – Я, знаете ли, с привидениями не очень… Общий язык с трудом нахожу.
– Нет, конечно – ходит-то король по ночам. Попытка украсть скипетр его весьма встревожила, и Карл-Леонард, по словам очевидцев, лично проверяет сохранность экспонатов. В связи с этим сокращены часы посещения музея, – он постучал по вывеске.
Отто вопросительно глянул на меня.
– Что мы думаем про привидение? Мы вообще что-то про него думаем?
– Скажи, что выражаешь сомнения по этому поводу, – предложила я, – ввиду того, что привидения вряд ли существуют.
– Да, выражаю сомнения. Стойте, звучит недостаточно эффектно, – Отто цокнул языком. – Пишите, сударь! Я решительно отвергаю эти слухи. Никакого привидения нет, и как я уже сказал, вся эта история не так проста, как кажется.
– Не откажитесь ли сообщить для газеты свое имя? – уточнил корреспондент.
– Отто Бернстайн. Младший, – со значением ответил тот.
Имя это на журналиста не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он равнодушно записал его, пробурчал благодарность и пошел охотиться на других посетителей. Спустя полминуты мы уже слышали, как он задавал тот же вопрос кому-то еще, и гости наперебой делились своими соображениями по поводу призраков, медиумов и спиритических сеансов.
– Как думаешь, оскорбиться мне или нет? – спросил Отто. – Тоже мне – столичный журналист, а понятия не имеет о нашей фамилии! Измельчала пресса. Погоди… Нет, я глазам не верю: в Исторический музей – и очередь!
Очередь! Это была даже не очередь, а настоящее столпотворение – в первый миг даже показалось, что мы попали не в музей, а в театр на премьеру сезона. Посетители, оживленно переговариваясь, толпились у гардероба и касс, раскупали открытки, памятные монеты и брошюры по истории и экспонатам музея. Среди музейных сувениров больше всего было статуэток Карла-Леонарда – такой популярностью он, наверное, и при жизни не пользовался, хотя короля любили. Где-то были даже леденцы в виде скипетра. Довольно кривые.
– Заметь, цены-то на билеты повысили, – сказала я.
– Ужас, – кивнул Отто. – Интересно, в буфет такая же толпа? Если так, то я выражаю решительный протест всему историческому сообществу…
Стоявший впереди старичок обернулся и оглядел нас со сдержанным неодобрением. Нашивки на его мундире Министерства просвещения сурово посверкивали. Мы отвели глаза каждый в свою сторону, сделав вид, что старичку показалось. Куда смотрел Бернстайн, не знаю, а перед моим взглядом оказалась выдержка из приказа об изменении цен и правилах поведения в музее.
– Глянь-ка, – негромко сказала я.
Отто повернулся и ознакомился с объявлением.
– Да-да, цены повысили, я слышал. Сказал бы даже – задрали. И часы посещения сократили, об этом тот малограмотный репортер сообщил.
– А кем приказ подписан, видишь? Исполняющим обязанности директора.