Мой ледяной принц

– Как сказать. Когда есть желание и вдохновение.

– Ты сыграешь мне?

Глаза Миши выражали такое умильное восхищение, что, если бы она сказала: «Сними штаны и ходи так по улице», я бы так и сделал. Но моих инструментов здесь, в Оксфорде, не было, и я должен был огорчить Мишу отказом.

– Извини, но нет: моя душа осталась в Швеции.

– Твоя душа? – Она удивленно рассмеялась. – Почему душа?

– Потому что только мои инструменты могут передать то, что я чувствую, – серьезно ответил на это я.

– Значит, все твои чувства спрятаны в них? Теперь-то я поняла, почему ты такой бесчувственный, и почему от тебя не дождешься никаких эмоций! – Миша победно улыбнулась.

Слова Миши задели меня за живое: это я бесчувственный? Да если бы она только знала о том, что происходило в моей душе, и как тяжело мне было даже просто сидеть рядом с ней! Но я понимал, что Миша сказала это не со зла: ее эмоциональность не позволяла ей считать меня таким, какой была она сама.

– Как и от тебя хоть одной трезвой мысли, – тоже шутливо сказал я.

Ее улыбка погасла. В глазах девушки проблеснула обида.

– Извини, но мы друзья, а друзья всегда прямо указывают на недостатки друг друга, – мягко сказал я, желая загладить свои грубые слова.

– Не стоит извиняться: я прекрасно понимаю, кем выгляжу в твоих глазах. Ты прав: в моей голове гуляет ветер. Знаешь, не обращай внимания на мою реакцию на твои оскорбления – это обидно, но это правда, а ты ведь сам сказал: на правду не обижаются, – серьезно сказала Миша и вновь улыбнулась.

– Это было не оскорбление, а ответный выпад, – объяснил я.

– Ну да, мы же не разговариваем, а фехтованием занимаемся. – Она посерьезнела.

– Почему ты обижаешься, когда я говорю тебе то же, что ты мне? Думаешь, мне приятно по сто раз в день слышать о том, что я – бесчувственная льдина?

– Не льдина, а айсберг. – Миша наморщила носик. – Ну, хорошо, извини меня.

– Прозвучало как одолжение, – усмехнулся я. – Но не будем об этом. Ты сама играешь на чем-нибудь?

– О да! – Она воодушевилась.

– Дай угадаю: на гитаре? – предположил я, но Миша отрицательно покачала головой. – На скрипке? На контрабасе?

– Я? На контрабасе? Да он больше меня! – тихо рассмеялась Миша. – Я его даже не обхвачу!

– Тогда, возможно, на арфе?

– Арфа – это так банально! Я виртуозно играю на другом!

– На чем?

– На нервах, и, в данный момент, на твоих.

Я усмехнулся: Миша сказала это с таким воодушевленным видом, словно гордилась этим умением.

– У тебя талант, конечно, – только и мог ответить на это я.

– Да, но ни на чем другом я играть не имею, и мне стыдно за это. Я считаю, что инструменты, которые мы выбираем, отражают наш внутренний мир, а значит, я совсем пустая. Мсцислав пытался научить меня играть на гитаре, но я слишком ленива, чтобы смирно усидеть несколько часов подряд, да еще и за одним делом. Он прав – я настоящая лентяйка, и мне нечем оправдаться. – Миша грустно улыбнулась.

– Нет, ты совсем не пустая. Наоборот, – в тебе слишком много всего. Думаю, для выражения чувств тебе подошли бы укулеле или свирель, – желая подбодрить ее, сказал я.

– Ты льстишь мне, но спасибо. А у тебя есть любимый композитор? – спросила она.

– Да, Эдвард Григ, – ответил я.

– Мне безумно стыдно, но я не знаю такого, – призналась Миша, опустив взгляд на пол. – И я не знаю, как звучит свирель, и не знаю, что такое уку… Уку…

– Укулеле, – с улыбкой подсказал я.

– Я такая глупая! Ненавижу себя за это!

– Ничего страшного: придешь домой, зайдешь в Интернет, найдешь там биографию Грига, послушаешь свирель и узнаешь, что такое укулеле, – мягко сказал ей я. – У тебя в запасе целая вечность, поэтому не расстраивайся, что ты чего-то не знаешь. Главное, вовремя устранять свои ошибки и пробелы.

– Иногда я просто удивляюсь тому, как ты, такой умный, можешь общаться со мной! Я ведь такая дурочка… – серьезно глядя на меня, сказала Миша.

– Какие глупости! – вырвалось у меня: мне не нравилось, что она так недооценивала себя. – Не понимаю, почему ты так усердно пытаешься унизить себя в моих глазах?

– Я не хочу этого, но…

– Тогда перестань говорить о себе подобное. Ты хорошая искренняя девушка, конечно, ты истеричка, но это терпимо.

– Не могу понять, ты шутишь или говоришь серьезно? – нахмурилась Миша.

– Решай сама, – слегка улыбнулся на это я.

– Вот и ты решай: айсберг ты или нет, – заявила Миша, но ее лицо резко переменилось и наполнилось тревогой. – Знаешь, вчера… Точнее, сегодня утром, я подумала о том, что ты прав: мне нужно съехать от Мэри. – Тут она заметила, что наши пальцы до сих пор были скрещены, поспешно убрала свою руку и смущенно улыбнулась. – Ой, извини, я просто разволновалась во время концерта, а потом заболталась.

Я проигнорировал ее последнюю фразу.

– Слава Богу, до тебя дошла вся абсурдность твоего совместного проживания со смертной. И что подтолкнуло тебя к столь правильному решению? – удивился я ее словам, но, если честно, меня мало волновало, как она пришла к такой мысли. Главное, что это случилось.

«Наконец-то, она стала думать тем, чем нужно: мозгами!» – с сарказмом подумал я.

– Она вчера пришла немного выпившая, – тихо начала Миша.

– Говори прямо: пьяная! – резко перебил ее я.

– Да… Как ты сказал… – Миша сильно смутилась, наверно, моя резкость напугала ее. – И мне было неприятно: от нее так дурно пахло вином… Как от тебя сигаретами.

Я с насмешливой ухмылкой посмотрел ей в глаза.

«Значит, от меня дурно пахнет? Как же ты не любишь сигаретный дым, маленькая заноза!» – насмешливо подумал я.

– Ты знаешь, что я думаю на этот счет, – вслух сказал я. – Но давай поговорим о твоем переезде.