Медичийские звезды

– Бог спросил Адама: «Адам, сын мой, где ты?» Адам же, с женой своей Евой, прятался в кустах, – слегка повысил голос прокурор.

– Да, помню, конечно.

– Не скажете ли мне, синьора Анна, почему всеведущий Бог трижды, – указательный палец прокурора снова поднялся вверх, – трижды спрашивал Адама, где он? Господь наш Бог разве не знал, где Адам и что сделал?

– Конечно, знал. Он же всеведущ!

– Тогда почему трижды спрашивал?

Анна в размышлениях пожала плечами. В чем подвох, не совсем понятно.

– Так я вам скажу. Господь не только всеведущ, но и милостив. Он трижды давал шанс Адаму быть честным перед Творцом своим.

Анна не понимала, к чему именно ведет прокурор.

– Вот и я в третий раз вас прошу, отдайте письма, сами. В противном случае…

Прокурор вновь повернулся так, чтобы все его слышали.

– В противном случае мы вынуждены будем использовать два denunciations, – речь прокурора замедлилась, – для обвинения вас в…

Прокурор сделал паузу. Взоры присутствующих обратились к нему, ожидая пока еще не официального обвинения. Только Анна смотрела куда-то вдаль через плечо прокурора.

– … в колдовстве!

Над садом пронесся всеобщий вздох ужаса. Это было страшное, пожалуй, самое страшное обвинение для женщины. Для любой женщины. Но для такой, как Анна – молодой, красивой, упрямой и с острым умом – оно предполагало единственный исход – костер. Все присутствующие прекрасно знали о том, как быстро расправлялись с обвиненными в колдовстве людьми и во Франции, и в Германии, и в иных странах. В отличие от заподозренных в ереси, колдунов судили безотлагательно. Так, процесс по обвинению в ереси, если только еретик добровольно не отрекался от своих взглядов, начинался только через месяц после ареста. Дело по обвинению в колдовстве инициировалось практически сразу.

Прокурор специально сделал паузу перед тем, как озвучить характер обвинения. Если Анну обвинить в ереси, то у злоумышленников будет достаточно времени и возможностей, чтобы еще надежнее спрятать письма от инквизиции. Обвинение же в колдовстве означало, что до казни пройдет от силы несколько недель, и времени что-либо сделать с бумагами не будет совсем. Потому прокурор рассудил, что правильнее припугнуть Анну именно обвинением в колдовстве. Малый срок разбирательства и неотвратимая жестокая казнь должны сделать Анну сговорчивой и подтолкнуть ее к выдаче нужных документов.

– Итак, синьора. Бумаги или… – прокурор опять замолчал, чтобы все присутствующие прочувствовали чудовищный вкус альтернативы.

Анна поняла, что попала в кем-то хитроумно расставленную ловушку. Если она отдаст бумаги, рано или поздно инквизиция доберется до ее возлюбленного. Но до того будет подвергнут риску великий тосканец, синьор Галилей, которого так любит Дионизио, большой друг ученого. Если Дионизио схватят, его обвинят в государственной измене и предадут светскому суду. Это – пожизненное заключение, если не казнь. С другой стороны, если она сохранит спрятанные, как ей казалось, крайне надежно, бумаги, ее ждет инквизиционный суд и самые страшные истязания для обвиненных в колдовстве – пытки и сожжение на костре. И сейчас девушка прекрасно понимала, что на волоске от смерти не только ее жизнь, но и жизнь, которая только-только начала зарождаться в ней самой.

«Ваш выбор, синьора Анна!» – долетели откуда-то издали слова прокурора. «В колдовстве не обвинят, – продолжала лихорадочно думать Анна. – По приговору надлежит конфискация имущества. Вряд ли они разорят аптеку, которой сами пользовались столько лет. Да и к тому же, получается, что аптекарские услуги им оказывала ведьма? Смешно. Значит, это просто угрозы. Алхимия? Ересь? А это займет много времени. Тогда что-нибудь да придумаем», – молнией промчалось в голове.

– Никаких бумаг нет, – с безразличием в голосе произнесла Анна.

Прокурор удивился, что его шантаж не подействовал:

– Но мы же вынуждены будем обвинить вас в колдовстве? Вы же понимаете, это путь на костер.

– Вы хотите сказать, ваше высокопреосвященство, лекарства для Ватикана, которые вы потребляли, готовила ведьма? – с некоторой надменностью спросила Анна.

– У нас есть denunciations на вас! – уже несдержанно заговорил прокурор.

– Я на кого-то навела порчу? Кто-то умер от моих лекарств? Где-то произошли несчастья? – не унималась Анна.

– Чума в Тоскане, – ехидно спросил прокурор, – не ваших ли рук дело, синьора? Хватит препираться. Бумаги.

– Их у меня нет! – отрезала Анна.

Прокурор повернулся ко всем присутствующим. Выдержав паузу, он объявил:

– Синьора Анна не захотела добровольно разрешить сложившуюся ситуацию. Посему начинайте обыск. Ищите все, что может относиться к практике колдовства… – прокурор несколько замялся. – И к ереси.

Анна тихо произнесла:

– Вы мне не предъявили обвинение?

Наклонившись, прокурор тихо произнес:

– Мы предъявим его по результатам обыска. Может быть, это будет государственная измена.

На обозленном лице застыла нехорошая улыбка. Тем временем несколько мужчин в черных сутанах из службы инквизиции двинулись от ворот по дорожкам, заглядывая под кусты и деревья.

– Они погубят весь сад! – возмущенно воскликнула хозяйка.

– Они будут осторожны, синьора, – громко произнес прокурор. – Ведь теперь мы не знаем, с кем имеем дело, – продолжил он насмешливо.

Мужчины неспешно двигались вдоль клумб. Ничего страшного не предвиделось, по размышлениям Анны. Ведь в саду даже инвентарь никогда не оставляли.

– А! – напряженную тишину разорвал почти нечеловеческий вопль. Все обернулись на источник жуткого звука.

Один из фискалов, пятясь назад, одной рукой будто отмахивался от невидимого чудища, другой указывал длинным артритным кривым пальцем куда-то под куст. Лицо выражало крайний ужас, изо рта вырывались нечленораздельные звуки: «Э! О-о-о! А!!!» Отмахиваясь и пятясь, он опрометчиво наступил на небольшой камешек на дорожке, и его грузное тело завалилось назад, прямо на большой куст белой розы. Куст, будто не желая принять на себя тело мужчины, впился в него всеми шипами и иглами, прокалывая грубую ткань и кожу. К душевным травмам добавилась жуткая физическая боль, и фискал вновь издал вопль: «А-а-а!» И в тот же момент обмяк.

Все произошло так быстро, что никто не успел тронуться с места. Только после второго вопля все ринулись на помощь.

– Что он там увидел? – командным голосом задал вопрос прокурор.

Один из мужчин подошел к кустам, где находилось нечто, напугавшее несчастного, отодвинул несколько веток и отшатнулся с тихим вскриком. Под кустом лежала сломанная пополам фигура одного из деревянных bastardi, что охраняли сад. Странная свернутая голова с длинным, задранным вверх напряженным носом и выпученными глазами в упор смотрела на присутствующих. Все невольно сделали шаг назад и начали истово креститься.

– Что за brutto bambola? – раздраженно воскликнул прокурор.

– Это мои burattini, ваше высокопреосвященство. Они охраняют сад.

– Да вы, синьора, идолопоклонница?! Разве не Господь Бог охраняет ваше заведение, сад, монастырь и вас? Вы доверяете более legno idoli?

Один из служак подбежал к прокурору и что-то произнес на ухо.

– Отправьте беднягу во дворец и немедленно ему лекаря, – тихо ответил прокурор и обратился с угрожающими интонациями к Анне. – Молитесь, синьора, чтобы преподобный Джузеппе остался жить.

– Его может осмотреть наш лекарь, синьор Антонио, – с тревогой предложила Анна, понимая, что произошло что-то ужасное.

– Нет уж, благодарю вас, – отрезал прокурор.

Группа мужчин подняла страдальца с земли и на руках понесла к двери на улицу.

– Жаль, но вы усугубляете свое положение, синьора, и вынуждаете нас использовать серьезные меры, – имитируя сочувствие, но все же с плохо скрываемым упреком произнес прокурор.