Беседы с волками, медведями и скворцами о свободе, коррупции и диктатуре

– Они скажут, что это все происки внешних врагов и «пятой колонны», которые завидуют их процветанию и пытаются скомпрометировать того, кто все это им дал.

– Но ведь звери видят, в каких хоромах живешь ты и твои друзья. Из отар или стай пропадают животные и птицы, которые потом оказываются у вас на столе. Это просто невозможно скрыть.

– Тут ты прав, – кивнул собеседник Игоря, – шила в мешке не утаишь. Но они просто не задумываются об этом. И даже если кто-то пустит слух о том, что его сосед пропал потому, что его съели у меня в тереме, или один из моих волков построил себе новый дом из дерева и соломы, которые должны были пойти на ремонт и строительство новых хлевов, остальные ему не поверят. Ведь в этом случае им нужно будет что-то предпринять. Выразить недовольство, потребовать правосудия, поднять бунт, в конце концов. А для этого нужна воля. Для этого нужна готовность взять судьбу в свои руки, готовность отказаться от осязаемого комфорта сейчас, пусть и с некоторыми изъянами, ради мифического счастья и равенства для всех в будущем. Но мало кто действительно готов пойти на это. Ведь куда проще довольствоваться тем, что тебе дают, нежели выйти из зоны комфорта и попытаться самим улучшить жизнь вокруг себя. И для сохранения нынешнего положения вещей они готовы закрывать на многое глаза, сами себе придумывать множество оправданий о том, почему у моих приближенных дома лучше, чем у них, и куда на самом деле делся их сосед по стойлу. Ведь иначе им придется самим себе задавать вопросы, на которые они совсем не захотят найти верные ответы. Ну а если случай действительно из ряда вон выходящий, способный вызвать роптание даже среди самых инертных животных, то для этого у меня есть ВЕСТИ. Хорьки всегда могут в нужном ключе объяснить, что на самом деле произошло, а, в крайнем случае, – просто отвлечь внимание на что-то другое. Например, провести опрос, в какой цвет нужно покрасить новую овчарню или какой формы в этом году должны быть скирды сена – цилиндрические или прямоугольные. Животным кажется, что таким образом они сами определяют, как им жить, но это не требует от них больших волевых и умственных затрат, и в итоге все счастливы и довольны.

– Ты отобрал у них свободу и заменил ее иллюзией того, что они сами решают, как им жить.

– А нужна ли в действительности им эта свобода? Смогут ли они ею правильно распорядиться? Свобода – это ведь не только право, это еще и ответственность. А они всего лишь животные. Смогут ли они, получив свободу, о которой ты говоришь, сохранить мир и гармонию? У них ведь была свобода до того, как я появился в этих краях. Думаешь, они могли ею распоряжаться должным образом? Тут были «лихие времена». Царило полное беззаконие и право сильнейшего. А потом пришел я и создал государство там, где до меня был хаос. Я построил здесь общество, где все животные от быка до ежа могут жить в спокойствии за себя и свои семьи. Где им не надо всю жизнь прятаться и бояться, что завтра их задерет медведь, куница или другой хищник. Где они спокойно могут выйти в лес хоть ночью и знать, что с ними ничего не случится, где матери могут не переживать за своих детей. Да, это вызвало некоторые ограничения в жизни разных видов. Волк теперь не может поймать зайца и наесться мясом до отвала. Но зато рысь теперь может вдоволь напиться молока. Сытость и безопасность теперь определяют образ жизни.

– О какой безопасности может идти речь, если каждый из жителей здешних мест рискует однажды оказаться у тебя на столе, а того, кто посмеет рассказать об этом, сразу же схватят СВИНовцы?

– Ты, верно, сейчас говоришь про того старого глупого барана, который сидит у свиней?

– Ты знаешь про него?

– Я много про что знаю, – еле заметно улыбнулся Герман, – в том числе именно поэтому я смог стать тем, кто я сейчас. Так вот, этот баран. Разве его крики о том, что в тереме у вождя едят мясо, принесли пользу? Я принес пользу. Я избавил их от этого отморозка, который держал всю отару в страхе. Да, я его съел, но ведь от этого все только выиграли. И я, и бараны. А чего бы он добился, если бы ему поверили и посадили меня на рога? Завтра вся система начала бы рушиться. А послезавтра этих беспечных идиотов вырезали бы вышедшие из-под контроля волки, и тогда плохо было бы не одному беспредельщику, который попал мне на стол, не одному барану, который оказался в СВИН только потому, что не умеет держать язык за зубами, а всем животным.

– У свиней сидят не только такие, как этот Семен. Там есть и животные, которые попали туда только за то, что оказались в неправильном месте, стали жертвой провокации тех, кто хочет за их счет выслужиться.

– Свиньи далеко не глупые животные, и они свое дело знают. Если кто-то попал к ним, значит, для этого были основания.

– Я попал к свиньям только потому, что оказался в норе барсука, которого они подозревают в экстремизме. Я ничего не говорил и не делал. Мой кот попал к ним только потому, что вылез из этой же норы! – возразил Игорь.

– Твой кот, – в голосе вождя зазвучала сталь, – насколько я знаю, напал на полицейских, которые его задерживали, и нанес одному из них повреждения. А это в наших краях серьезное преступление. Никому не позволено нападать на полицейских.

– У этого полицейского осла лишь царапина на копыте, которую, к тому же, он заработал сам, споткнувшись. Сам подумай, как кот мог напасть на осла?!

– Я получил отчет о задержании от своих сотрудников. И их словам я склонен верить. В отличие от слов твоего кота, – холодно произнес вождь. – И, между прочим, я могу отпустить его, если ты мне покажешь ту самую нору, через которую ты сюда попал, – уже мягче добавил он, – и вы оба сможете вернуться домой.

Игорь потер переносицу, а затем медленно, чеканя каждое слово, произнес: «Я хочу, чтобы ты освободил не только Татарина, но и всех других животных из застенков свиней».

Он понимал, что Герман являлся здесь хозяином положения, и предъявлять ему какие-то требования было неразумно. В конце концов, вождь мог легко сделать так, что ни Игорь, ни Татарин вообще не вернутся домой. Но внутри у него все клокотало от возмущения.

– Боюсь, это невозможно, – мягкий голос Германа еще больше приводил Игоря в ярость. – Хотя бы потому, что законопослушные звери не поймут, если отпущу всех этих маргиналов.

– Маргиналов из них сделал ты и твоя система. Ты сделал из тех, кому небезразличны проблемы других животных, врагов и изгоев.

– Они сами виноваты. Ведь их никто за язык не тянул. К тому же для всеобщего процветания отдельными особями можно и пренебречь. В конце концов, чтобы вырос цветок, ему нужен перегной.

– В СССР такого перегноя было с лихвой, – пробормотал Игорь.

– Так и цветок был подстать! – воскликнул в ответ Герман. – Заводы, ракеты, весь мир нас боялся и уважал!

– Были. И ракеты были, и танки. Не было только уважения к собственным гражданам. Так и ты. Отняв у здешних животных право решать, как им жить, ты лишил их уважения и достоинства. Ты считаешь, что тебе лучше знать, что нужно для них, а сами они решить этого не могут. Ты смотришь на них лишь как на безмозглое стадо.

– Да! Они – лишь серая масса, стадо. И этому стаду нужен пастух. Возможно, в будущем, они смогут сами создать развитое общество, основанное на законе, но сейчас им самим не справиться. Им нужен я! Для их же блага.

– Но почему ты считаешь, что тебе лучше знать, что нужно им?

– Ну, я же здесь, и им это нравится, значит, я все делаю верно, – улыбнулся Герман.

– Но есть же и те, кому это не нравится. Те, кто попали в копыта свиней и стали преступниками только за то, что хотели говорить правду.

– Их правда губительна для общества. Что они могут дать ему еще кроме этой правды? Ничего! Они могут только посеять хаос, разрушить сложившуюся систему. Им нечего предложить обществу взамен.

– Откуда тебе знать?! Ведь ты даже не хочешь дать им шанс проявить себя!

– Не хочу. Я не хочу рисковать, не хочу, чтобы они разрушили то, что я так долго создавал. Если, благодаря их усилиям, меня свергнут, все это, – Герман махнул рукой в сторону окна, – рухнет в одночасье.

– То есть ты сам признаешь, что созданная тобой система держится только на тебе, на твоем ручном управлении, и сама по себе существовать не может?

– Нет.

– В таком случае, что произойдет, когда тебя не станет? Ведь это когда-нибудь случиться. Все мы смертны.

– Я работаю над тем, чтобы мне на смену пришел надежный преемник. Такой, который не даст разрушить все, что я создал, и не допустит возврата к старым порядкам.

– А, может быть, ты просто боишься, что если ты потеряешь власть, тебя привлекут к суду за все, что ты здесь натворил? Что ты потеряешь все те блага, которые имеешь, и завтра уже ты сам будешь сидеть в яме у СВИН и есть траву?

Герман на секунду замялся, и Игорь понял, что попал в точку.

– Да брось ты, – наигранно хохотнул он, – в крайнем случае я всегда могу вернуться обратно в наш мир. Да, ты прав, возможно, сперва я буду чувствовать себя немного непривычно без всех этих привилегий, хотя, думаю, я это переживу. Но этот вариант настолько маловероятен, что его даже не стоит обсуждать. У меня достаточно сил, чтобы подавить любой бунт в зародыше.

– Даже если для этого потребуется пролить кровь, много крови?

– Поверь мне, меня это не остановит, – отчеканил Герман, – я потратил много сил, чтобы получить ту власть, которая у меня есть, и я не собираюсь с ней просто так расставаться.

– Над любой властью должен быть контроль, иначе она превращается в диктатуру, начинает чувствовать себя безнаказанной и безответственной, полностью отождествляет себя с государством и считает, что только ей известно, что лучше для всех.

– А сейчас ты, вероятно, думаешь, что тебе лучше всех известно, что нужно здешним обитателям? Ты здесь без году неделя, но уже учишь меня, какие порядки здесь выстраивать? Вот, ты говоришь о диктатуре. А ты в курсе, что у нас здесь есть выборы? Что звери могут выбирать, я подчеркиваю, сами выбирать других кандидатов вместо меня. Их много, и в принципе, любой может выставить свою кандидатуру против моей. Я не препятствую. Потому что я уверен в себе.

– И что, они спокойно могут выиграть у тебя на свободных выборах?

– Нет! – воскликнул вождь, – потому что все они – стадо баранов! Без какой-то концепции и стратегии в голове. Им главное разрушить то, что создал я, а дальше – будь, что будет. И ты думаешь, что это то, что нужно основной массе зверей? Ты полагаешь, что я построил тут диктатуру? – с этими словами Герман встал из своего кресла и подошел к большому окну, начинавшемуся от самого пола, за которым оказался широкий балкон. Внизу как на ладони виднелась просторная площадь, свободная от построек. По площади в хаотичном порядке сновали животные всех видов, спеша по своим делам, и не обращая внимания на терем. Вождь подозвал своего гостя. – Тогда выйди на эту площадь и спроси всю эту толпу, что им нужнее – моя так называемая диктатура, которая дает им стабильность и защиту как от внутренних, так и от внешних врагов, или же твоя пресловутая свобода, которую, якобы, несут им эти бараны и скворцы?! Только прежде позволь показать тебе кое-что.

С этими словам Герман открыл одну из створок окна и вышел на балкон. В ту же секунду над площадью раздалось громкое кукареканье. Только сейчас Игорь заметил, что там, где окружавший терем частокол образовывал углы, располагались небольшие башенки, в каждой из которых сидел петух. Кукареканье того из них, кто первым заметил, как вождь вышел на балкон, сразу же было подхвачено и остальными. Животные на площади стали останавливаться и поднимать головы вверх. Увидев на балконе вождя, они начинали блеять, мычать, рычать и выть, и вскоре вся площадь наполнилась какофонией радостных приветствий вождю, в которой кукареканье петухов просто растворилось.

Все же Игорь смог увидеть на площади несколько животных, на которых появление Германа не произвело никакого впечатления, и которые продолжали все так же заниматься своими делами. Лишь некоторые из них бросали быстрый взгляд на балкон, но тут же отводили глаза. Однако таких животных было явное меньшинство, и было заметно, что они старались, чтобы выказанное ими безразличие к появлению вождя осталось незамеченным их сородичами.

– Ну, что ты скажешь теперь? – Герман вернулся в комнату и закрыл за собой дверь на балкон. Звуки с улицы сразу стали приглушенными, но через стекло Игорь видел, что толпа, заметив своего предводителя, впала в эйфорию, и так просто расходиться не собиралась. Ликование по-прежнему визгом, воем, ржанием и мычанием металось над площадью, отражаясь от окружающих ее построек и тем самым становясь еще сильнее.

Игорю оставалось только молчать.

– Да, я знаю, что не все меня любят, и я видел, что ты обратил внимание на некоторых из них сейчас, – уже не в первый раз Игорь поразился проницательности и внимательности вождя, – но поверь мне, их настолько мало, что ими можно пренебречь. В конце концов, я ж не стольник, чтобы всем нравиться. У них даже есть лидер. Скворец, которого зовут Нахалом. Но угрозы от него никакой. Так, шуму много только и все.

Игорь молчал. Ему было нечего возразить вождю. Увиденное им на площади красноречиво говорило о том, что местные жители чувствовали себя вполне комфортно, обменяв собственную свободу на сытый желудок и мнимую безопасность. Даже хищники, которые, казалось, больше проиграли от нововведений Германа, чем получили взамен, славили его и даже не помышляли о протесте.

В комнате повисла тишина.