Наши в ТАССе

Его перебивает Артёмов, обозреватель уже на пенсии:

– Саша! Ты завредакцией. Ты эти тезисы сам читал?

– К чему такой вопрос?

– А к тому… Я провёл тайный опрос и убедился, что лишь один (!) процент тассовцев читал эти самые тезисы. Ну какой колхозник прочтёт эти нудяшные три полосы!? Вода в ступе это. Это было к 50-летию Советской власти. Повторение. Тут не аля-ля нужны. Нужно выступить коротко самому большому писателю… Каждое слово отточено… Чтоб человек прочёл и захотел походить на Ленина. Может, я ересь говорю, но я бы не видел тогда сегодняшней профанации: масса снимков в газетах – рабочие читают тезисы. Да никто их не читает!

– Ну ты-то за всех не расписывайся. Лично я тезисы прочёл, даже составил план к ним! Газеты необоснованно связывают незначительные дела с именем Ленина. К нам, к ТАССу, у ЦК нет претензий. Мы много мелочного вычёркивали. И ещё много будем вычёркивать. Не мельчить! Трудовая вахта столетия – основная наша линия! Давать широко! Для этого и укреплена наша редакция. Вернули вот нам Севу. Крен надо брать такой: как предприятия выполняют юбилейные обязательства. Надо давать крупным планом. У меня есть перечень ленинских тем. Первая. «Создание материально-технической базы коммунизма». Тема широкая. И следующие темы: «Электрификация», «Сталь нашего времени», Города будущего». То ли строить их до миллионника, то ли остановиться на пятистах тысячах. Есть разные настроения.

Медведев почесал в затылке:

– И о нашей работе по новой системе. У нас не очень тщательно редактируются материалы. Приходится мне и Новикову переделывать и перепечатывать. Кто будет плохо редактировать – будет сидеть на редактировании, пока не научится хорошо редактировать. Мне не нравится, что многие уходят и не говорят куда. Бузулук пропадает на час. Санжаровский стал уходить. Я никого не задерживал. Санжаровский не хотел идти на коллегию в министерство. Я заставил пойти… Я бы хотел услышать объяснения, почему Петрухин и Бузулук не выполняют свои планы, почему не пишут корреспондентам письма с рассказом о том, о чём тем писать. Ну, кто первый объяснять? Давай, Олег.

Олег прикипел взглядом к потолку:

– Обвинять человека, связанного по рукам, можно в чём угодно. Сидим здесь от звонка до звонка. Писать некогда.

Медведев:

– Я для того ввёл ежедневный приход на работу, чтоб Бузулук и Петрухин почувствовали, что такое работа в ТАССе.

– Я уже почувствовал! – отрапортовал Петрухин.

– Мы, – сказал Медведев, – чаще лучше говорим, чем пишем. У меня пожелание: давайте серьёзно относиться к делу.

Коряговатый колесовский зам Иванов эквилибристничает:

– Можно подумать, что есть здесь насильники с кнутом и противоборствующие подчинённые. Не видимость ли тут? Для дисциплины нелишне. Но если редакция видит, что всем сидеть лишне, установить дежурство, а другие-прочие марш на свои объекты! Только без дураков! Чтоб было сделано наверняка. Тогда будет больше ответственности у каждого… Я никого не хочу пугать, но хочу, как говорят наши восточные друзья, чтоб они видели в этом намёк. Дорожите своей маркой. Помните, что ТАСС – каждый из нас! Думать прежде всего о качестве. За плохо написанную заметку будем наказывать!

– Кого? – выкрикнул Олег. – Того, кто написал или того, кто завизировал?

– Кто написал.

– А я в одном словаре вычитал, что на востоке наказывают не того, кто провинился, а его хозяина.

– Но мы-то живём на западе! Теперь такое… Пока серьёзный материал не получил окончательное добро здесь – у меня или у имеющего право окончательной визы – не посылать на визу. Вот Аккуратова сегодня завизировала в Госстрое у Новикова. А у меня есть вопросы. Каково теперь идти Аккуратовой к Новикову? У вас появился ещё один зам. Сева Калистратов. Как сказал Бузулук, на одного литсотрудника по одному начальнику. Это хорошо. Быстрее будут подгонять подчинённых.

Медведев тут подсуетился:

– А не хотите делать – мы сами будет делать. Вы не сделаете тему – нас, начальников, три – пойдём по вашим следам и сделаем.

В огорчении всплеснул руками Петрухин:

– Это несерьёзно. Слова обиженного человека. Пусть зав не доволен нами. Так и сидеть здесь четырём редакторам непозволительная роскошь! Невидимыми цепями мы прикованы к столам, как рабы к тачкам на галере.

Я сказал:

– Александр Иванович! Ну зачем вы так много кидаете лапши на мои бедные уши? Они у меня не безразмерные. Странно слышать от вас попрёк, будто я пошёл в рыбное министерство лишь по вашей приказке. Без ваших понуканий я отправился в 9.30. Вы вдогонку сказали, что пора идти. И зачем говорить, если я уже шёл? К чему этот упрёк? Вы видите только чёрное. Заметку со словом сегодня о машине для разделки рыбы вы задержали на четыре дня! Вы почему-то не видите, что материал я сделал за одну ночь. Узнал уже в пять вечера, сбегал в министерство, ночью написал, в восемь отпечатал, в девять положил вам на стол. Работа по-новому нанесла пока вред. Раньше сидели в редакции лишь два редактора, сейчас протирают штаны уже четверо. Сегодня вдевятером сдали семь заметок. Слишком много! И второе. Когда переходили на новую систему, у меня отобрали четверть зарплаты. Вы мне сказали: «Будешь писать, будешь получать!» По натуре я вол, работы не боюсь. Так мне вы её не даёте! Я чистыми получаю шестьдесят вшивиков. Как ни удивительно, я ещё хочу… Ребята у нас молодые, грамотные, крепкие. Работу знаем. Доверять! Мы молоды и у нас больше прав на ошибку. Вы для того и есть, чтоб поправлять нас искренне, честно глядя в глаза, а не окриком. Нам надо работать, а не охранять столы. Гм, сиди и охраняй! Не отойди! Докатимся до того, идёшь в туалет – проси у вас письменное разрешение?

– Да, мы сидим, – на вздохе поддержала меня Татьяна. – С переходом на новую систему я стала вдвое больше выкуривать в коридоре сигар. В ожидании заметок. Зачем тогда тут сидеть?

Медведев постучал по столу:

– Мы всегда успеем начать работать по скользящему графику. Да есть опасность. Тогда вместо двух выходных кое у кого будет четыре.

Переливали из пустого в порожнее два с половиной часа. Всё это время Медведев что-то судорожно искал в своих бумагах. Искал и рвал. Нарвал на столе два Эвереста. Наконец он отыскал нужные листки и радостно подбежал с ними с Иванову:

– Вот планы Бузулука и Петрухина. Красивые. Всё они правильно говорят. Да почему не делают? – И потряс листками Бузулуку и Петрухину: – Одна говоруха! Кончайте всё это ваше устное народное творчество! Дело-то где?

Уже после заседаловки Медведев похвалился:

– Ещё две летучки и стол я очищу от ненужных бумаг. Хорошо я сегодня поработал. Сто-олько выбросил…

Стали расходиться.

Сева не мог удержаться от воспитательного служебного зуда, по инерции попенял Бузулуку:

– А вчера ты, Олежка, играл с Артёмовым в шахматы в рабочее время!

Артёмов щитком вскинул ладошку:

– Нет. После шести!

И все рассмеялись.

7 января

Трёп коромыслом

Сияющая Татьяна потрясла над головой «Трудом»:

– Всем объявляю строжайший выговорешник! Почему не прочитали мне эту заметку? – И торжественно читает: «Наверное, лучше многих других традицию эту могли бы объяснить женщины племени тораджи с индонезийского острова Сулавеси. Здесь считается модным отсутствие передних зубов. И хотя власти запретили этот варварский обычай, местные модницы продолжают упорствовать. Они тайком уходят в джунгли и с помощью камня выбивают себе передние зубы». Во! А я ни в какие джунгли не бегала, камнями не лупила себя, а ела новогоднюю курицу и сломала зуб! Хочу в джунгли в командировку! И командировочные чтоб пять двадцать. Как в «Литературной газете».

Медведева нет. На планёрке.

Трёп у нас в комнате стоит коромыслом.

Бузулук с улыбкой показывает Калистратову кулак:

– Сьева! Я не ожидал позавчера от тебя такого коварства. По части шахмат.

Сева грозит руководящим пальчиком:

– За твою неорганизованность я буду пилить тебя каждый день!

– А в выходные чем займёшься? – окусывается Олег. – Будешь точить пилу? Или прогул себе запишешь?

Я подымаю обе руки: