Сегодня в восемь я был уже на работе. Отпечатал материал. Кинул на стол Медведеву.
Вышел в коридор размяться и наткнулся на некролог.
Виктор Иванович Китаев.
Милый человечко… Ходячий островок чистоты…
В прошлый четверг он не пошёл на поминки матери нашей сотрудницы. А наутро, в пятницу, позвонил и сказал, что у него грипп, на работу чуть опоздает. Вечером жена приходит со службы и видит: пол залит горячей водой. Виктор Иванович лежит в ванне, кипяток льётся на него.
Со слов врачей о смерти говорят так:
– С мороза человек влетел в кипяток. Клапан сердца не сработал. Потерял сознание, захлебнулся. Диагноз: утонутие.
И вот сегодня кремация.
Автобус от ТАССа отходит в 15.30.
До отхода осталось пять минут.
Я мечусь со своим рыбным материалом. Медведев сбегал выпил чаю, дочитал мой материал и велит:
– Кинь материал на машинку и пойдём отдадим свой гражданский долг.
По пути я заношу материал в машбюро, дальше идём с ним вместе. Садимся в автобусе рядом.
Из тассовской двери выходят трое.
– Смотри! – толкает меня Медведев в локоть. – А одетый по-зимнему Князев похож на Лаврентия Павловича Берия. Ему может не поздоровиться.
Трое проходят мимо открытой передней двери автобуса. Красовитая секретарша Лидушка подивилась:
– Хо! Все трое в очках. А не видят нас!
Впереди рядом с Лидой восседает, расклячившись, громоздкий рохля Беляев.
Беляев медведем облапил её. Хвалится Медведеву:
– Вот у меня подчинённые! Одни молодые дамы! Ну как руку не приложить?
Судя по её выражению лица, она б готова оформить его в нокаут.[159 - Оформить в нокаут – сильно ударить.] Да как дашь хамоватому начальничку по балде? И она, притворно улыбаясь, молчит.
Минус двадцать. Холод – это рассыпавший своё тепло зной. Медведев держится петушком, не опускает уши шапки. Она ему большая. В ней он выглядит смешно. Кажется, вот-вот она прикроет его тонкое лицо. Выглядит он мальчишкой-забиякой. Шапка надвинулась на брови, из-под которых насторожённый взгляд так и стрижёт всякого, на кого ни посмотрит.
Вошли Бузулук и Молчанов.
Медведев уставился на Молчанова:
– Что, наш жених без шапки?
Кто-то хохотнул:
– Он её в руке держит. Бережёт. Боится, на голове она застудится!
Последним вскочил в автобус преподобный Терентьев. Стандартно вскинул руку:
– Здравствуйте, борцы за народное дело!
Мы отъехали.
Весь автобус молчал. Лишь временами раздавалось лошадиное ржание Беляева. Чувствовалось, что едет он по принудиловке.
Сразу после кончины Китаева зам Генерального Сергиенко подписал приказ: похоронить на средства ТАСС. Работавшие с Виктором Ивановичем должны были как обычно взять на себя похоронные хлопоты.
Начальник Китаева балагур Беляев наотруб лупанул:
– Мне некогда! Я не могу!
Глядя на Беляева, открестился от похорон и его зам подхалимный лукавка Терентьев.
Тогда Сергиенко звонит Колесову и требует, чтоб тот создал комиссию по похоронам. И потребовал, чтоб именно Беляев возглавил эту комиссию.
Вот теперь он по приказу сверху и «возглавляет» дурачась, как бы показывая: я не хотел – вы заставили. Вот и получайте в ответ.
Первый медицинский институт.
Покойницкая. Высокая и узкая.
В приоткрытую боковую дверь я вижу, как студенты-мясорубы четвертуют тела. Практикуются.
Мне становится не по себе. Я опускаю голову.
К открытой двустворчатой двери подправляется задом автобус с чёрной полосой.
Вот и Виктор Иванович.
Дебелая баба в халате равнодушно укладывает цветы у лица, на груди, вдоль рук. Виктор Иванович весь в цветах. Видны лишь лицо и седая голова.
Тассовцы томятся у гроба, ждут не дождутся, когда же ехать. Наконец они хватают гроб и быстро запихивают в автобус.
Первым идёт автобус с гробом. Мы, тассовцы, едем за ним. С первого сиденья я тупо вижу, как впереди холодно вертятся колёса автобуса с чёрной полосой. Живые едва выскакивают из-под колёс с мёртвым. В автобусе у нас тихо. Слышен лишь грохочущий бас Беляева. Он отдаёт свой долг гражданина.
Донской крематорий. Во дворе молодые ели с подушками снега на них. Кажется, они скорбят. Кругом разлита печаль. Из трубы идёт дым. Вот где воочию убеждаешься, что все мы чадим, коптим небо. Вечно будут светить живым неугасимые огоньки коммунизма.[160 - Огни коммунизма – крематорий.]
Гроб проносят в центр великолепного огромного зала. Ставят на пьедестал, окруженный мраморным барьерчиком.
Оглядываюсь. В глубине зала виден орган на сцене. Слева мраморный бюст архитектора Осипова, автора этого крематория, открытого в 1927 году. Осипов был тут кремирован.
Поднимаются на сцену две слепые женщины. Играют на скрипке и органе.