– Я это и сделал. Создал картину соревнования к столетию.
– Это не картина. Вы всё лишь перечислили. Ну раз вы считаете… Посмотрим ещё…
– Я не считаю. Точек зрения много. Мой материал о вычислительном центре ходит от стола к столу уже месяц. А тут… Хлопот-то на минуты.
– Ну что делать? Мы же не в шашки играем. У нас все труды – страница. Вон Иткин. Он у нас считается классиком. А я из пяти его страниц оставил полторы. Раз я с чем не согласен – я режу. Вы не поняли, чего мы хотим. Мы хотим, чтоб всё было ясно, чтоб не править. Нужно, чтоб заметка читалась…
Медведев тупо и безотрывно смотрит в окно и вдруг спрашивает:
– А что такое гравий?
И всё сущее, движущееся в комнате начинает лихорадочно думать, что же такое этот проклятый гравий. Думают люди за столами; думают тараканы под плинтусами, прижукли, бросили свою глупую беготню и думают. Думают легкомысленные пылинки на столах и над столами.
Выскочил из комнаты легендарный всеэтажник Владимир Ильич. Не знает ответа и потому убежал от ответа?
– Ну! – отважисто начинает отвечать Татьяна.
– Медведев тут же её осаживает:
– Ну что ну? Ну – это не объяснение!
– Вы не дали сказать… Ну… Мелкий камень, щебёнка там…
– А что такое щебёнка?
Все ещё сильней обхватывают головы. Думают теперь уже про щебёнку.
Медведев хмыкнул:
– Занятно… Пишется через е. Щебёнка. А произносится через и. Щибёнка. Выскочили щи! А там, глядишь, пожалует и суп… Может, я схожу чаю попью? Да?
И парни за столами, и тараканы за плинтусами, и пылинки на столах и над столами в один голос радостно простонали:
– Да! Да!! Да!!!
И после полдника продолжение следует. Медведев сумрачно сидит за столом. Игорь опять подходит к медведевскому столу. Ждёт ясного, конкретного ответа.
Тут влетает всеэтажный Владимир Ильич с толстенной книжищей и ликующе вопит:
– Александр Иванович! В библиотеке я перелопатил тонну справочников. Вот! Принес политехнический словарь. Слушайте! Читаю всем!
– «Гравий – материал, добываемый из рыхлых залеганий, образовавшихся в результате естественного разрушения извержённых, осадочных или метаморфических горных пород. По происхождению гравий разделяется на речной, морской, озёрный и овражный. По форме зёрен различают гравий щебневидный (малоокатанный), яйцевидный (окатанный), игловатый, пластинчатый. По крупности зерён гравий различают на мелкий от 5 до 20 мм, средний – свыше 20 дл 40 мм, крупный – свыше 40 до 150 мм».
– Вот это дело! Чётко, ясно! – похвалил услужливого Владимира Ильича Медведев.
Зато Игорь так и не дождался от него вразумительного ответа.
Ближе к вечеру позвонила Олегу Татьяна. Она на сессии Верховного Совета. Звонила из кабинета прессы.
– Ну, – говорит Олег, – ты с делегатов ещё не сорвала ни одного значка для меня? Что там делаешь? Давишься бутербродами с икрой? Ну-ну!
17 декабря
Поцелуй
Вечер.
В кусковском гастрономе пьяный амбал поднял у кассы палец над головой:
– Ну! Кто в помощники? Двое! Голосую!
И курносой продавщице:
– Не люблю курносые носы. Люблю прямые, откровенные.
Продавщица обиженно насупилась:
– Иди! Иди! Гуд бай!
– Я не бык. Я из Владивостока. А ведь ты кривая. Будто только что тебя с лошади сняли. А ну пройдись. По одной досточке!
У моей хозяйки, у 71-летней дамы Марьи Александровны, или, как она себя любит называть, у обнажённой Махи, снова гости. Звон стаканов, хмельные голоса.
Я слушаю по «Маяку», как Весник читает мой перевод рассказа Чечвянского «Оскудение», и чищу картошку для супа с бараниной.
Еле вползает Маха с накрашенными жабьими губами. Дышит тяжело, прихрапывая.
– Извини, – целует меня со старческим пристрастием в щёку. – Прости, Толя. Я снова выпила.
– Ну что вы! – креплюсь я. – Все пьют.
– Вот тиранишься с картошкой… А то б плясал, а жена чистила… Привёл бы какую-нибудь…
– Не идут. По путёвке комсомола направили б какую…
– Ничего. Мы тебя тут женим.
– Вы меня не запугивайте! Меня нужно приручить, убедить в необходимости…
– Ну чего словами вожжаться?! Одно слово: женим! Этого греха враз найдём!
– Ну да.
– Кать! – стучит она в фанерную стенку соседке. – Не слушается.
Из-за стены скрадчивый совет:
– А ты его ремешком, ремешком. Это не помешает.