Мозаика судьбы

******************************************************************************

Я только что отпустила горничную, и склонилась над своим маленьким списком, куда стоит отправиться в праздничные недели. Николая не было, отправился в свой мужской клуб. Должен вернуться под вечер, значит, и я могу отправить приглашение своей хорошей знакомой Полине.

Но тут зазвенел входной колокольчик, по упругим уверенным шагам я узнала мужа. Я встала, как будто ожидая какого-то удара. Он вошел в двери, бледный как полотно, в руках газета, губы ниточкой, ни вдоха, ни выдоха.

– Сядь.

Я покорно села. Он тоже сел прямо в пальто напротив. Шарф намотан кое-как, жилет расстегнут.

Его следующие слова застыли в воздухе комнаты.

– Распутин убит.

Я поднесла руки к губам, как будто проверяя, дышу ли я. Мы оба уставились в стол, как будто надеясь увидеть там ответы.

Распутина не любили, сплетни сбрасывались ушатами на нашу императрицу, но те, кто всегда были преданы царской семье, знали, что как бы неприятен был нам этот загадочный старец, он поддерживал драгоценное здоровье наследника. Я представила, как Александра Федоровна сейчас мечется и теряет с каждой секундой силу духа, как не верится ей, что кто-то может отнять надежду у больного ребенка.

Николай громко встал, ушел в прихожую.

Вернулся через несколько минут, думаю, он плакал, моя чувствительная пташка, он сердцем болел за нашу венценосную семью.

Прочистив горло, он сказал: «На праздники поедем в деревню, негоже нам тут на балах скакать»

Я покорно кивнула, мы не стали это обсуждать, но это поселило в наших сердцах сомнения в вере.

******************************************************************************

– Куда ты так спешишь?

Я стояла растерянная у чемоданов, Новый год мы еще только проводили, но Николай вдруг пожелал вернуться в Петроград.

– Мне написали несколько писем, я должен вернуться, хочешь остаться здесь?

– Нет, я не останусь тут без тебя, но что за срочность, что писателям вдруг неожиданно понадобилось решать.

Коленька подскочил ко мне, сжал мои руки, и заговорил с придыханием:

– Ты была права, буря вот-вот начнется. Нужно стянуть силы. Все делятся на лагеря, где-то прячутся те, кто желают раздавить наши жизни. Сейчас мы должны писать, наши реакции поднимут все больше людей на борьбу с тьмой и невежеством. Интеллигенция должна сомкнуть ряды.

– Ты веришь в невозможное. Интеллигенция всегда была слишком вольна, и в то же время слишком узколоба, если ты прав насчет тьмы, то мы не сможем бороться.

Николай удивленно взглянул на меня, отпустив мои руки.

– Не узнаю тебя, не ты ли всегда верила в силу Царя и народа. Не ты ли говорила, что умом и разумом можно победить любую заразу.

Я ничего не ответила, лишь покорно начала собирать вещи.

По возвращении в Петроград мы узнали о грандиозной забастовке. Проезжая по улицам в тарантасе Коленька прошептал: «Началось»

Я перекрестилась. ******************************************************************************

Приближалась весна. Я редко выходила из дому, мое лицо и без того бледное, казалось, исчезало. Я вечно в какой-то тревоге нахожусь. Николай либо сидит в кабинете, либо куда-то стремительно уходит.

Вот так я сижу у окна, слышу отдаленные крики с улиц, время обеда, но Настасья не приходит. Наконец скромный стук в дверь, заходит наша кухарка, она, как и я потеряла саму себя, раньше была видной раздавшейся бабой, вечно румянец на лице, а сейчас синяки только под глазами.

– Ангелина Филимоновна, можно?

– Ну, конечно, проходи.

Я не спрашиваю у нее по какому поводу, знаю сердцем уже.

– Ангелина Филимоновна, сегодня на обед суп гороховый…без хлеба.

Смотрит на меня стыдливо.

Я киваю.

– А чай остался?

– Еще есть чуток.

– Ну, хорошо, Николая Федоровича я сама позову.

Она удаляется как тень, исчезнувшая после захода солнца.

Я встаю с ненавистного мне уже стула, иду в кабинет. Но Николай не за работой, он откинулся на диване, смотрит в потолок, по полу бумаги разбросаны.

– Коля?

Он встрепенулся, как будто застыдился своего безделья.

– Прилег подумать.

– Я по делу. Нам нужно распустить прислугу.

– Нам что нечем им платить?

– Есть, но нам нечего есть. И им тоже. В лавках пропадают продукты. Они должны заботиться о себе, а мы о себе. Тем более кто знает, что у них на уме. Может, среди них революционеры зреют. А я и так в постоянном страхе. Я их распущу, если позволишь?

Он понурил голову, и прошептал «Да»

В тот же день всех собрала, никто сам не изъявил желания остаться. Только Настасья зашла напоследок, я улыбнулась ей, а она вдруг упала к моим ногам и зарыдала.

– Да сохранит вас Господь Ангелиночка Филимоновна.

Я присела тоже на колени, сжала ее бледные руки.

– И тебя Настасьюшка, береги себя.