Мозаика судьбы

Я…помню тяжесть на моей голове, а потом я здесь оказалась. И я там была…гостьей.

Поднимаю глаза на Пола, по щеке льется тяжелая слеза.

– Я потерялась там, в какой-то момент я упустила контроль, перестала существовать. Я, рыдая протянула руки к Полу, мне было нужно тепло. Я не знаю, как так произошло, что я стала Лоренцой.

Пол повернул голову к Беатрис: «Позволь нам уйти сегодня без тестов, кажется ей нужен покой от всего этого, я побуду с ней».

Она лишь кивнула, все еще с лицом полным недоумения.

Пол помог мне встать, и мы направились домой. Когда зашли в квартиру, я попросила не включать свет, в темноте я неуклюже пробралась в спальню и упала на постель. Пол укутал меня всем, что нащупал в мраке. Я лежала в коконе, но не могла согреться.

– Ляг рядом Пол, я теперь как будто оторвана от своего тела. Тебя я хотя бы чувствую. Из темноты не было ответа, его фигура на секунду застыла.

– Пожалуйста.

Тогда он сдвинулся, лег рядом и развернулся ко мне лицом. Его глаза как будто слегка мерцали в темноте. Он стер с моего лица слезинку, видимо я не переставала плакать.

– Этот страх я не могу описать. Но теперь я знаю, как это быть никем. Не знаю, если бы не ты, может я бы не смогла вернуться. И вместо меня жила Лоренца. Может так быть?

– Я не знаю, Оливия, – прошептал Пол.

Наши лбы почти соприкасались, он был теплым, от него шли прямо волны тепла, и понемногу я начинала ощущать себя.

– Пол, расскажи мне кого ты убил? Почему тебя ищет полиция?

Он молчал. Потом отвернулся от меня, его широкая спина, стала стеной, которой он хотел отгородиться. Там из-за стены раздался голос:

«Я убил своего брата. Он был игроком. Мой старший брат. Нас было трое. Он, я и сестренка. Пока отец был жив, мы были счастливы. Он работал на предприятии, однажды произошла авария, и он не вернулся с работы. Мы с братом были уже большие, оба пошли работать, сестра бросила школу, чтобы поддерживать жизнь в нашей матери. Я не знаю, наверное, мой брат был слабаком. Ему быстро надоела ответственность, он решил, что ему милее легкие деньги. Сначала незначительные ставки, потом все более серьезная игра. Однажды он исчез надолго. Мы были бедны, я отправился в посменную работу, меня не было дома неделю. Когда вернулся, застал нашу маленькую квартирку буквально с голыми стенами. Он начал выносить вещи. Мать плакала, сестра плакала, и мы не знали, где его искать. Он заявился внезапно, не ожидал меня дома застать. Начала отшучиваться, потом обещать крупные суммы, а потом потребовал у матери ее шкатулку с драгоценностями, которые ей дарил отец. Я попытался его остановить, началась драка, сестра кричала, мать просила нас остановиться, а я бил его, снова и снова, я был так зол на него, что он не помогает мне, я так устал от его безрассудства. В какой-то момент я сильно ударил его об пол. Он как-то неловко поник у меня в руках. Я вспомнил, как он однажды упал с качелей, хоть он был и старший, но был меньше меня, я подбежал к нему, а он так беспомощно лежал. Я тогда так же его на руках держал, пока он не оклемался. Но тут его глаза застыли в неживом укоре. Сестра взвыла, мать схватила меня за руку, поднимайся сын, вставай, уходи. У меня на руках его кровь, а она меня выталкивает из дома. Сказала, что позвонит полиции через полчаса, дала мне время скрыться. С тех пор я научился прятаться, бежать. Ты же знаешь, полиция теперь тщательно ищет преступников, особенно убийц. Эти люди, мой последний шанс. Больше не могу бежать. Они сказали, что уладят все, что пока в городе за мной не будут охотиться. Но если я решу отказаться, или прекратить без их разрешения, они усилят мой поиск. И, конечно же, найдут. Потому что у меня больше нет сил прятаться. Я хочу увидеть мать, сестру. Я не хотел его убивать, это произошло случайно. И я вечно буду себя корить за это, проклинать, что убил часть себя. Оливия, я тоже потерялся».

Я скинула с себя все одеяла, и вся прижалась к нему. Обхватила руками, я думаю он плакал, но я не заставляла его разворачиваться. Я поцеловала его в шею, затем приложила ухо к его спине. Сердце билось так быстро, у него был свой особый ритм. Под него я и уснула.

Эрнст Юнг. Морские воды близ берегов Польши. 1945 год

Все было как в кинофильме, я все видела со стороны. Сначала лицо мальчишки с испуганными серыми глазами, в которых как будто был шторм. Это были мои глаза на лице незнакомого мне мальчика. Лицо его было худое и белое, как будто обескровленное. Вокруг глаз зияли темные провалы. Все начало медленно отъезжать – я увидела, что он держит за руку невысокую женщину в каком-то безразмерном пальто и с большой сумкой наперевес. Мальчик все повторял, шевеля лишь губами, почти беззвучно: «Мама, мама, мама»

Женщина стискивала его руку и так же, как мантру все повторяла: «Все будет хорошо, хорошо»

Они были в толпе, она была жива и текуча. Люди толкались, давили, мяли, сносили своим потоком все вокруг.

И все они, бурной рекой стремились к огромному лайнеру, на котором витиеватыми буквами было выписано – Wilhelm Gustloff. На него веревками поднимались маленькие автомобильчики, солдаты с оружием расталкивали себе дорогу, грубо отпихивая простых людей.

Мать яро прокладывала путь себе и сыну, ни одно препятствие ее не останавливало. Она, так же, как и все толкала, давила и мяла. Все для того, чтобы она и ее ребенок были там, на лайнере, в безопасности, а я была уверенна, что все эти люди стремились туда именно за этим.

Воспринимая все как сон, я с интересом наблюдала за продвижением этой маленькой семьи к трапу. Когда это случилось, они быстро начали двигаться на нос корабля, еще больше расталкивая людей уже на борту. Оказавшись там, они плюхнулись на какой-то тюк, и женщина громко выдохнула.

– Теперь в безопасности. Скоро все наладится.

Она потрепала сына по голове, потом прижала его к себе и закрыла глаза. Женщина выглядела уставшей, измотанной, совсем худой, щеки впали, губы потрескались, веки лихорадочно подергивались.

Прошло еще много времени, до того момента, когда трап стали поднимать. Внизу еще оставались люди, много людей. Мужчины в военной форме отталкивали мужчин и женщин, кто-то успевал закинуть на борт детей, те кричали и плакали, военные хватали их, и стремились скорее поднять трап. Когда он был поднят, внизу оставалась та взволнованная река людей, я видела их, они сначала как-то все хором, казалось, начали завывать, стройно, в унисон. Лайнер зашумел, задышал и начал медленно двигаться. Тогда внизу, на причале вдруг воцарилась гробовая тишина. Десятки глаз вперились в удаляющиеся от них судно. Вдруг один за другим люди начали крестить воздух. Так безмолвные и верующие в лучшее для людей на борту, они скрылись из виду.

Я снова увидела мальчика, он слегка отстранился от матери и спросил: «Можно я исследую тут все?»

Она устало улыбнулась и кивнула. Он вскочил и уже отошел от нее на несколько шагов, как она снова его подозвала: «Только не долго Эрнст. Я буду ждать тебя здесь. И я очень тебя люблю» Она поцеловала его в лоб, он скорчил мордочку и побежал, лавируя между людьми по палубе.

А людей было небывалое количество, они большими кучками сидели по всей площадке, было совсем мало место для прохода, но там, где оно было все время ходили, то женщины с красными крестами, вышитыми на одежде, то мужчины с оружием. Мальчик натолкнулся на одного из них, и тот весело потрепал его по волосам и пошел дальше. Вокруг царила атмосфера умиротворенной дельности.

Тут из неоткуда на мальчика выскочила девочка, в протертых на коленях штанишках и большом, не с ее плеча свитере. Она захохотала и как бы предлагая вступить в игру, побежала от него в сторону кают. Эрнст явно был любопытен, так что, конечно же, мы отправились за девочкой. Догонялки длились долго и весело, хоть и с трудом, так как повсюду лежали и сидели люди, но это создавало дополнительные увеселительные препятствия. Пару раз они менялись местами, но рано или поздно дети наконец устали, оба они были очень худы, даже можно сказать истощены, и такие долгие игры утомили их. Они скорее бегали на энергии от радости, что они здесь, в безопасности. Они, наконец, уселись где-то под лестницей.

Везде загорелись огни, был вечер, но мальчик видимо и думать забыл об обещании, данном матери.

Он робко спросил свою новую знакомую: «Ты здесь одна?»

– Да, мама сказала мне пробираться вперед самой, сказала, что я на месте смогу попасть в приют. Оттуда она меня обещала забрать.

Она подняла голову, и я увидела ее глаза, полные озорного блеска, так хорошо знакомого мне.

– Знаешь, думаю тебе стоит быть с нами. Моя мама будет не против, она у меня очень добрая, и она медсестра, так что мы сможем прокормить и тебя, пока твоя мама тебя не найдет. А чтобы все получилось, мы дадим объявление, что ты у нас – деловито сказал Эрнст.

Девочка, кажется, рада была такому плану и благодарно сжала руку мальчика.

Я видела уже не двух детей, а две невинные души, которых куда-то несла судьба, но они уцепились друг за друга, и будут держаться вместе, крепко сцепившись на волнах этого моря.

Неожиданно из динамиков по всему лайнеру затрещал голос, он возвещал о важной дате – 12 лет с прихода Гитлера к власти. Все вокруг затаилось, я не знала немецкий, но почему-то все понимала, как будто слушала ушами Эрнста. Голос подбадривал людей, призывал быть стойкими, люди смотрели друг на друга с каким-то печальным знанием на лице.

Вдруг раздался пронзительный свист, который казалось, услышала, прежде всего, я, потому что дети вдруг начали двигаться, как в замедленной съемке, медленно поворачивая свои головы в сторону палубы. Тут яркий жаркий свет озарил все, и весь лайнер покачнулся, заскрипел как недовольный старик, и все резко начало двигаться слишком быстро.

Пронзительный крик, даже скорее визг заполнил каждый уголок судна. Навстречу детям, откуда– то из облака дыма вышел тот самый солдат, на которого наткнулся Эрнст ранее. Но только вот половины его лица не было, лишь один глаз безумно обшаривал взглядом все вокруг. Казалось он заметил детей, остановился, шатнулся в сторону, и упал, навзничь, протягивая к ним руку.

Тут же еще один взрыв, а затем еще. Эрнст не успевал пугаться, он закричал «Мама» и ринулся к тому месту, где оставил ее. Но он не смог сделать и пары шагов, как люди в панике начали сносить его. Кто-то ухватился за его футболку, это была его новая подруга. Она крепко вцепилась в него, и они начали прокладывать дорогу к палубе. Корабль начал проседать, откуда – то снизу слышались урывками вскрикивания.

Дети выбежали на нижнюю прогулочную палубу, полностью закрытую стеклом. Это была ловушка, понимала я. Вода вдруг хлынула из-за спин, и стремительно начала прибывать. Люди толкались, стонали и пытались разбить стекло. Я иногда теряла из виду Эрнста, но потом снова находила его безумные глаза среди безумия других лиц. Вода уже подступила к шеям взрослых, детей подняло вверх. Отчаяние неописуемо, когда люди продолжают биться в стекла. Тут один офицер резко бьет прикладом в окно, и всех выносит волной за борт.

Все бурлит, людей разносит вокруг, как морскую пыль. Но Эрнст все еще держит маленькую ручку девочки. Они натыкаются на какой-то чемоданчик и хватаются за него.

Сначала дети не чувствуют холода, хотя я понимаю, что вода должна быть обжигающе ледяной. Эрнст лишь следит взглядом за лайнером, где он потерял мать, которую первый раз в жизни не послушался. Он же всегда делал, как она говорит, потому что знал, что она умная, намного умнее его. Я все это знала, как будто его мысли транслировались мне в голову. Так они качались на волнах еще много долгих минут, пока я не обнаружила, что они замерли. Я поняла, что они замерзли. Маленькие ручки сплелись на середине чемодана, с одной стороны головку положила девочка, с другой мальчик. Его пустой взгляд был устремлен в сторону лайнера, который вдруг весь озарился светом, и в последний раз осветил океан людей вокруг себя и ушел в пучину.

Оливия Браун. Нью-Йорк. 2032 год

Проснулась в холодном поту, не зная где явь, а где сон. В комнате было темно, поэтому несколько секунд я думала, что все еще сплю. Но потом услышала звуки с кухни, и поняла, что не сплю. Вскочила и побежала туда. Пол домовито готовил кофе. На мои шаги он обернулся и удивленно сделал шаг назад от меня. Представляю, какой он меня увидел, наверняка глаза выпученные, вся взлохмаченная и мокрая, еще и сказать ничего не могу, только рот как рыба открываю. Он быстро среагировал, всучив мне обжигающий напиток. Я быстро выпила, потянув его сесть со мной на диван.

– Я могу теперь видеть сама! – возбужденно воскликнула я, допив кофе.

Он удивленно приподнял брови.

– Я тебе кое-что не рассказывала. После вылазок в прошлое, я приходила домой, и уж не знаю, были ли это сны или галлюцинации, но я видела жизни своих прошлых я в больших подробностях. Беатрис говорила, что это возможно легкое побочное действие, но теперь я так не считаю. Думаю, я установила какую-то особенную связь с моей подсознательной памятью. И Пол мне снова приснились мы! Но это было не из тех жизней, которые нам показывали. Я сама смогла попасть дальше! – сбивчиво поделилась я.

– Почему ты так уверенна, что это был не сон?