PER ASPERА. Документальный роман на тему российской экономики

– Алек, мы можем теперь начать?

– Спрашивайте.

– Мы хотели бы знать, поддается ли в принципе советская система серьезному реформированию?

– Для этого надо знать, что представляет собой советская система управления экономикой. Смотрите.

Пирамида…

Это пирамида, пирамида власти, на вершине которой находится ЦК КПСС, Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза. Рядом с ним – Госплан, Государственный плановый комитет, формально при Совете Министров, но фактически при ЦК, его экономический штаб.

От ЦК через Госплан разбегаются линии к министерствам, Совету Министров, формально – правительству, но фактическое правительство – это ЦК. Это середина пирамиды.

От министерств линии связей идут к предприятиям – фундаменту пирамиды. По этим линиям планы в виде показателей – цифр плановых заданий, идут от ЦК и Госплана в министерства, а те распределяют их по предприятиям.

По окончании планового периода – квартала, года, пятилетки, предприятия сообщают в министерства цифры фактического выполнения планов – отчетные показатели, те суммируют их и пересылают в Госплан, который информирует ЦК.

Ничего для вас нового, правда?

– Да, это хорошо известно.

– Вы, вероятно, знаете, что если достаточно долго смотреть на таблицу или схему, приглядываться к ним, они, в конце концов, заговорят с вами. Так вот, эта простая, казалось бы, схема оказалась очень разговорчивой.

Во-первых, это первая в мировой истории попытка контролировать, или, как выражаются в Союзе, планировать, производство и потребление всех сколько-нибудь важных товаров и услуг. В результате – миллионы цифр.

Во-вторых, мы видим, что здесь сверху вниз идут плановые показатели, то есть приказы, а снизу вверх – отчетные показатели, то есть рапорты об их выполнении. Стало быть, налицо военная экономика, действующая в мирное время, то есть пытающаяся решать несвойственные ей задачи, в частности производство потребительских товаров и услуг.

Помимо централизованной организации экономики, с приказами и рапортами, есть и еще один типичный признак военной экономики – произвольно устанавливаемые государством цены, в результате чего, заметим кстати, реальные цены отсутствуют.

Сюда же относятся и требования преимущественного развития первого подразделения, тяжелой промышленности – опять-таки военная экономика.

И отсюда же третье – где в этой системе место потребителя? Его нет. Будет в плане для обувной промышленности достаточное количество туфель и материла для их изготовления, купит Леночка желаемые туфли, не будет – обойдется и так. И это касается не только каждого потребителя, но и каждого предприятия: получит, скажем, автозавод достаточно автомобильных аккумуляторов, выполнит план, не получит – не выполнит, а заказчикам (лучше сказать: получателям) грузовиков придется обходиться (если смогут) и так.

Здесь один заказчик, на которого работает вся экономика – ЦК. И этот заказчик находится слишком далеко от производства или, точнее, слишком высоко над ним, и поэтому он может контролировать не само производство продукции, а агрегированные, то есть суммарные показатели ее производства. Вот его и снабжают – показателями.

Реальность исчезает на уровне министерств, на втором этаже, выше идут только показатели, то есть цифры, которые не отражают реального положения в экономике или отражают его в недостаточной мере, но ЦК может иметь дело только с показателями. Для столь централизованной системы управления столь огромной экономикой нет другого выбора.

А теперь, Костя, скажите, что здесь реформировать? Эта система или есть, или ее нет, а отдельные переделки, не меняющие характера системы в целом, то есть оставляющие пирамиду на месте, ничего в ее работе не меняют.

– А-алек, я такого не только не видел, я не даже не думал, что такое возможно: вы нарисовали простенькую схему и сделали из нее выводы первостепенного значения. Но все же, ведь можно с ней что-то сделать?

– Все время пробуют. Главная попытка была предпринята в ходе реформы 1965 года. Тогда решили, что если сделать главным показателем выполнение плана по прибыли вместо общего объема производства – «вала», то необходимость в детальном планировании отпадет.

Чтобы выполнить и перевыполнить план по прибыли и получить премии, предприятия должны будут сами заботиться и о снижении себестоимости продукции, и о росте производительности труда, и о спросе потребителей и росте качества – чтобы получить прибыль, продукцию надо продать, а не просто изготовить и отправить на склад.

– Я помню эту реформу. Но ведь это, вроде бы, хорошая идея, в чем же дело, почему система осталась прежней?

– Предприятия немедленно переключились на выпуск высоко прибыльной продукции, не обращая внимания на другую. Ведь план остался, только теперь надо было выполнять план по прибыли. Кроме того, пользуясь предоставленной им большей свободой, они стали договариваться друг с другом, какую продукцию выпускать. Контроль над экономикой министерств, а, стало быть, Госплана, и, стало быть, ЦК, зашатался.

А тут еще и запутанная система цен, делавшая одни товары слишком прибыльными, а другие – слишком убыточными. Да и как она может быть другой, если в Союзе пытаются планировать и контролировать 10 миллионов цен («The Cristian Science Monitor», June 21, 1978)? А несколько позже говорилось уже о 12 миллионах цен (журнал «ЭКО», №11, 1985, стр. 97).

Особенно заволновались местные партийные органы, привыкшие – и обязанные, – постоянно вмешиваться в работу предприятий: райкомы, обкомы, крайкомы. Мне передавали, что там стали говорить: «Зачем мы теперь?»

На этом реформа кончилась, и так быстро, что некоторые люди считают, что ее вообще не проводили в жизнь. А ведь это была самой серьезной попыткой реформировать советскую экономику после НЭПа – ленинской Новой Экономической Политики («Бюллетень РС», 186/82, 14.11.82).

А перед этим Хрущев вводил совнархозы – советы народного хозяйства, еще один этаж между министерствами и предприятиями, чтобы приблизить управление к производству. Они, действительно, лучше, чем министерства, знали обстановку на производстве, но это все – никаких существенных изменений не произошло, и после Хрущева совнархозы отменили.

Чтобы реформировать эту экономику, ее надо сделать не военной, то есть управляемой приказами, а гражданской – реагирующей на спрос. А для этого надо ликвидировать пирамиду власти, о которой я говорил. Ее нельзя реформировать, только ликвидировать и заменить чем-то другим. И вы, конечно, понимаете, что это означает.

Но то, что я сказал, это еще далеко не все. Повседневная действительность гораздо хуже, система постепенно перестает работать. Но об этом в другой раз, у вас уже, наверное, времени нет.

– Только один вопрос, Алек: так чего же ее держат?

– По очень важной причине: эта система очень неэффективна экономически, но очень эффективна политически – она обеспечивает тотальный контроль ЦК над экономикой. Проблема – и серьезная проблема, – в том, что и этот контроль становится все менее действенным, и «наверху» это, похоже, начинают понимать. Но каждая действительно серьезная попытка что-то сделать немедленно ставит вопрос – что будет с властью ЦК?

Ну, Костя, до встречи. Привет родителям Лены, я им очень благодарен за все.

– До встречи, Алек. И большое тебе спасибо.

Лена разговаривает с мамой в Москве.

– Мам, очень хорошо. Он и заботливый, и внимательный, и любящий. Все, как я думала, только еще лучше. Квартира у нас очень хорошая, две комнаты, в высотной башне, как здесь говорят, в парковом районе, недалеко от его работы. Теперь, когда мы поженились, нам три полагается от его работы, но то, что нам показали, по-моему было не так хорошо, как здесь, и я попросила его остаться в нашей теперешней квартире.

– И он согласился?

– Мам, я от него «нет» еще ни разу не слышала. А на покупки ходить с ним одно удовольствие.

Одно из помещений в Москве по прослушиванию телефонных разговоров. Девушка, слушающая Лену, включает громкость. Постепенно две другие подходят к ней и слушают.

– Вот идем в торговый центр, их здесь несколько, один другого лучше. Он любит со мной на покупки ходить. Ну, ты знаешь, я же не особая барахольщица, так он мне говорит: а теперь это, а теперь это, а почему не это, ты в этом будешь хорошо выглядеть.

– Детка, но ты его все-таки придерживай. Конечно, у него высокая зарплата, но вы ведь и нам присылаете, даже его двух тысяч может не хватить.

– Мамочка, не беспокойся. Во-первых, мы оба люди не с такими уж большими требованиями, привыкли к скромной жизни. Предупредил меня, чтобы я ему золотые часы не покупала, сказал, что они ему не нравятся, время они лучше не показывают и в его окружении это не принято – его часто приглашают на доклады и лекции то тут, то там, мы так и в Париже побывали, и в университетах в Англии, Дании и в Италии. Он меня всюду с собой берет.

А во-вторых, у него зарплата уже больше трех тысяч. Там как увидели, какой он специалист, даже свои работы может читать по радио не хуже любого диктора – он еще смеялся: «Зря я, что ли, десять лет лекции в Плехановке читал», так ему живенько прибавили. Его очень ценят. И с сотрудниками проблем нет, он не задается. А ведь он здесь считается и доктор, и профессор, доцент – это «ассистент-профессор», по-английски.

И ездим мы много, у нас машины еще нет, так мы автобусные экскурсии берем, то во Францию, то в Италию, даже в Испании были. Германию тоже неплохо изъездили.

– А как вы их берете, нужны визы?

– Очень просто берем. Приходим в райзе-бюро, это бюро путешествий, их здесь много, просим проспект, а потом говорим: «Пожалуйста, два билета на поездку в Австрию», а нам отвечают: «Отправление во столько-то, оттуда-то, приходите за пол-часика и не забудьте взять удостоверения личности», для нас это паспорта. Вот и все. Мам, я проснуться боюсь.

В аппаратной раздается рыдание.

– Кать, да что с тобой, ну что ты? Не знаешь, что такое загранка?

– Они оба нашими были, я знаю кто ее муж, это Чернов, слышали, из Плехановки. У нас там знакомый работает, профессор, так ему чтобы в Болгарию на курорт поехать, надо было путевку, потом характеристику, потом одобрение парткома, потом визу.