PER ASPERА. Документальный роман на тему российской экономики

– А ты откуда взялся? – Костя поднимается во весь свой серьезный рост.

– Костя, не кипятись, потолковать надо, садись.

– Ты что, из Комитета (КГБ, Комитет Государственной Безопасности)?

Костя поворачивается к сидящему вполоборота, начиная принимать подобие боевой стойки.

– Из него, но у нас к тебе деловой разговор и больше ничего: «Ах, не стреляйте, не убивайте, цыпленки тоже хочут жить». Костенька, сделай одолжение, садись. А ты что-то крупноват для каратиста, может в Спецназе был?

– В ВДВ (воздушно-десантные войска). Чего нужно?

– Кость, во-первых, не беспокойся. Среди нас тоже есть любознательные люди, не только среди вас. А проблема в том, что вы, Костенька, примазались к нашей операции. Видишь, ничего особо страшного.

– Мы примазались к комитетской операции? Это к какой же?

– К Чернову, Костенька.

– Чернов – ваш? Придумай еще что-нибудь. Да вы просто забрать его у нас хотите!

– Кость, не хотим, хотим справедливой дележки. А то обидимся. А Чернов не наш, я этого не говорил, операция наша, сам Чернов ничего не знает. Но отъезд Чернова – наша операция.

– Ну, конечно, вы его забросили на Запад! И этому нужно верить!

– Кость, ну силов больше нет, сядь и слушай. Кое-где кое-кто решили, что им надо бы побольше знать, что происходит в советской экономике. А Чернов снабжает вас анализами, которые не публикуются, а идут прямо к вам, и мы ничего с этого не имеем.

И видим, что пропадает наш скорбный труд и дум высокое стремленье, поскольку наваром пользуются другие, и все потому, что Чернов ухитрился за неделю до отъезда втрескаться в девицу, оформлявшую ему авиабилет, прям как в шекспировском «Отелло»: она его за муки полюбила, а он ее за состраданье. И мы просим делиться тем, что вы от Чернова получаете.

– А вы поговорите с ним, почему с нами?

– Кость, он Комитет на дух не переносит и разговаривать с нами не будет, хорошо еще, если в морду не плюнет. И забудь, то, что я тебе скажу, я тебе большое доверие оказываю. У него отец был тоже экономист, но, кроме того, еще и спортсмен, и ворошиловский стрелок, это вроде спортивного разряда, и минимум на полголовы выше Чернова. Во время войны он охотился за немецкими диверсионными группами и принимал участие в допросах пленных в особом отделе, он немецкий знал. Ну, и однажды написал домой – и это дошло, – что больше не может видеть, как на допросах избивают пленных немецких солдат, хотя сам был еврей, и что происходит в Германии, он знал, но, конечно, не о лагерях уничтожения, дело было в 42-м, их тогда еще и не было. Ну, там не только немцев избивали, но тут уж отец не присутствовал, переводчик не требовался, а то все могло произойти раньше. А затем семья получила извещение, что отец пропал без вести, так что Чернов считался сыном погибшего на фронте. Но через некоторое время жена отца докопалась в Комитете до кое-чего. Какая-то информация у нее, видно, была, может, от его друзей. Отец не пропал, он погиб, но при обстоятельствах, о которых решили молчать, чтобы не повлиять на мораль фронта и тыла. Жену в Комитете кто-то пожалел и шепнул, что «ваш муж получил вечное наказание». Она крикнула: «Как?!» и тот добавил, что он расстрелян за помощь врагу – видал! Однако в списках репрессированных он не числился.

Есть основания предполагать, что произошло следующее: отец, в конце концов, вступился за пленного, кое-кому из особистов расквасил морды, те полезли за оружием, но он был стрелок получше тыловых крыс, а оружие, как у боевого офицера, у него было с собой. Он и сумел уложить одного-другого, пока те его не застрелили, по всей вероятности, в спину.

История, как видишь, была такая, что трубить о ней не стоило, и ее замяли. Но Чернов о ней более или менее знает, и Госбезопасность, надо думать, ненавидит, так что ходу нам к нему нет.

– И как же он стал вашей операцией?

– Он, через знакомых в сионистском движении, заказывает, а затем и получает по обычной почте вызов от «родственников» из Израиля, и так мы узнаем о намерениях ученого из Плехановки. Стало известно, что он отличный и критически мыслящий специалист – одну его работу даже не пропустил Главлит за слишком критический характер.

Вот тогда было решено дать ему уехать, начать в загранке писать, и почитывать, что он пишет – у нас тоже есть любознательная публика. И посмотри, ведь он выпорхнул как птичка из клетки.

– Которой коленом под зад поддали. Что ему Плехановка устроила! А там и почтальон, и лифтер, ну прямо роскошь! И это ваша операция?

– Да кто же знал, что он уже подает на выезд! Ну, да, он был среди сионистов, это мы еще до вызова выяснили, у него документы проверили, когда он вышел из метро, возле которого его уже поджидали, а потом извинялись, что за разыскиваемого преступника приняли.

Мы знали, что он с их сборища идет и с пачкой фотокопированных материалов на сионистские темы, спокойно могли бы его сгрести, приведя в милицию и обыскав – семидесятая статья, изготовление, хранение и распространение антисоветских материалов, до семи лет. А ведь не сделали же, только выяснили, что это за новая фигура у них.

Ну да, понятно, что он собирается подавать на выезд, да ведь улита едет, да когда еще будет! Да и он поначалу не торопился, видно, не решался такое место оставить, да и как потом поняли, не хотел делать гадости своему завкафедрой, которого очень уважал.

И тут раз! Шеф умирает, и Чернов подает на выезд! Первый преподаватель ВУЗа (высшего учебного заведения) в Москве! А за такие вещи можно не уволить? Ну, верно, Плехановка перепугалась, что им попадет за то, что змею пригрели, но было уже поздно их предупреждать быть потише.

Ну, тут уже стали принимать меры, чтобы он мог побыстрее и без особого шума выехать. А как ему из ОВИРа звонили и просили визу забрать? А потом Асутова, которая выездами занималась, выдает ему визу под честное слово!

– Да ведь Асутова из ОВИРа, а это МВД (Министерство внутренних дел), а не Комитет.

– Кость, ты это вправду думаешь, что выезды в Израиль оставили на МВД?

– Ну, ладно, ладно, фраернулся.

– С почты тоже пришлось уволить, был другой выход? Но тут уж уволили аккуратно, разве нет? И в лифтерах его в покое оставили. Время тянула Плехановка, где два месяца не решались, какую ему характеристику в ОВИР дать. А то, как его Леночка к нему слиняла, так это вообще сказка! В стюардессы на загранлинии так просто попасть? И ведь ей же паспорт вернули!

– А был у них выход?

– Был – советский загранпаспорт – собственность государства, могли упереться, немцы тоже большого скандала не захотели бы. А потом в посольстве Семеновой все справки выдали, как их проинструктировали, только бы наши голубки поженились. Ну, уж после паспорт аннулировали, где же это видано, чтобы беглецам паспорта оставляли.

Было решено, что пусть Чернов едет, и спокойно работает, и пишет то, что думает, без оглядки на кафедру, ректорат, Главлит – надеюсь, знаешь, что это такое?

– Цензура.

– Ну, молодец. Одна была проблема – как он это будет делать в Израиле? Во-первых писать надо будет на иврите. Во-вторых, там была боязнь обвинений из Союза, что эмигранты используются «в антисоветских целях». Мы хотели бы, чтобы он попал в исследовательский отдел Радио «Свобода», но он о нем даже не знал. Вся надежда была на американцев, которые хотели того же, поскольку радио их организация. И эти надежды в конце концов оправдались.

Вот только проблема в том, что кроме нас и американцев, оказалась еще одна сторона, которая не только, как мы все, пользуется его публикациями, но и получает специально для нее приготовленные анализы. И мы хотим, чтобы вы с нами этими анализами делились.

– То есть, чтобы Чернов работал на КГБ?

– Он не будет работать на Комитет, он работает и будет работать для американцев и вас. Мы только просим, чтобы вы делились информацией с людьми, которые думают, как и вы. И если мы эти материалы не получаем, и толку нам от вас нет, то можем и прихлопнуть вашу компанию как антисоветскую организацию – задача, с которой справится любой стажер.

Ну, как: согласен, что Чернов – наша операция, и согласен делиться с нами?

– И ничего не говорить Чернову, конечно?

– Конечно. Чернов, может быть, и согласился снабжать анализами людей в Комитете, думающих как вы, но он может рассказать об этом своей Леночке. И тогда может накрыться и ваша группа в НИИ, и наша – в Комитете. Ты знаешь, что такое прослушивание? Это прослушивание разговоров не только по телефону, но и в комнате, где он стоит. Никто не должен знать – ни Чернов, ни Лена, ни ее папа, и уж наверное никто в вашей группе. Мы все одинаково рискуем.

– Ладно… Буду с вами делиться.

– Ну, наконец. Ты этим очень облегчишь свою работу – тебя не будут шмонать на таможне, и заграничные командировки ты будешь получать легче. А Чернов будет писать себе, как и писал, получать американскую зарплату и покупать на нее итальянские трусики для своей ненаглядной Леночки. И все будут довольны. Ну, пока, Кость. Да, мне показалось или ты в начале в самом деле меня прихлопнуть собирался?

– Да, выглядело, что это лучший выход. А потом в Изар и концы прямо в воду.

– Ну и бандиты вы в ВДВ, как я погляжу. Ладно, бывай, Костя.

– Ну и дела-а-а… Ведь это же надо, как им приспичило знать, что Алек говорит. А почему? Ведь все, вроде бы, и так в порядке: Алек пишет, его публикуют, они читают. Нет, им этого мало, узнали, что он что-то еще говорит и хотят знать, что. Почему? Почему им мало его публикаций? Хотят знать его общую концепцию советской экономики?

Вижу только одно объяснение: похоже, что они что-то почувствовали – и забеспокоились. Земля под ногами горит? И для этого он даже специально сюда приехал, добиваться дополнительных материалов Алека? А там поговорить нельзя было? – видно, нет.

Там это на допрос бы походило, а здесь – на разговор. На нейтральной почве, так сказать. И сам как мед был, демонстрировал доверие. Разок, правда, припугнул, но не слишком. Уж наверное понимал, что если нас закроет, то закроет и канал к Алеку. А он этого явно очень не хотел. Так не хотел, что специально сюда приехал?

Нет, скорее всего, у него и другие цели были. Если земля гореть начинает, то надо принимать меры, и в первую очередь денежки прятать. Так что возможно, что у него и другие поручения были и его маршрут дальше шел, скажем, в Швейцарию. Тогда его поездка за рубеж оправдана.