PER ASPERА. Документальный роман на тему российской экономики

Один из них подходит ко мне.

– Вы тоже так думаете?

– Да, конечно.

– Ну, что ж, вероятно, вы правы.

Что-то здесь не то, как-то он отличается немного от других журналистов и вопрос звучит как-то по-другому, что ли. А впрочем, мне не до этого, я устал, и у меня есть другие дела. «Вернулись наши из ЦК или нет?» В Шонау, где мне организуют телефонные звонки, выясняется: все в порядке, вернулись. Ну, теперь можно ждать и приезда в Израиль.

Несколько месяцев интенсивного изучения языка в центрах абсорбции (ульпанах) в Димоне и Иерусалиме, получение однокомнатной квартиры в Иерусалиме, заверения о намерении взять меня в Иерусалимский университет на советологию, которые никак не исполняются – я постепенно начинаю догадываться, что человек с моими «антисоветскими» настроениями (в Израиле в те времена опасались испортить отношения с Советским Союзом) в университете не очень желателен, и, несмотря на получаемую помощь, денег у меня становится все меньше. 1972 год в Израиле был трудным для всех.

К счастью, мой друг еще по Москве, Вадим Меникер (имя настоящее, я ему многим обязан) находит мне работу в Государственном бюро статистики. Работа чисто техническая, но 800 лир зарплаты позволяют мне жить – скромно, но без особых проблем.

Мне денег на жизнь хватает, но привести сюда Лену нечего и думать. Работа в статистике хотя и спасает меня, но потихоньку начинает застревать у меня в горле. Я связываюсь с немецким знакомым Григория Семеновича и информирую его, что хотя шесть месяцев прошло, но я еще недостаточно устроен – во мне все еще теплится надежда, что меня возьмут в университет.

Мой друг, работающий для украинской редакции Радио «Свобода» в Германии как-то попросил меня написать для них радиопередачу о положении советской экономики, минут на десять – дать ему возможность передохнуть, а заодно и мне подработать. Я это делаю.

Поворот

Шесть месяцев, которые я просил у Лены и ее семьи, давно прошли. Никакой обиды, они даже стараются поддержать меня, но у меня чувство глубокой вины перед ними. И какими несерьезными мне теперь кажутся все мои планы по приезду Лены… Настроение у меня, скажем так, не очень.

Звонок в дверь. Незнакомый человек, свободно говорящий по-русски, видно, сам бывший иммигрант.

– Я из Америки и у меня связи с Радио «Свобода». Меня просили разыскать вас.

Он протягивает мне несколько листов печатной бумаги: моя передача, опубликованная по-русски и по-английски в соответствующих изданиях «Исследовательского бюллетеня Радио Свобода»!

Английский текст снабжен вступлением, что это популярный очерк, судя по тексту, специалиста, знающего советскую экономику изнутри и из первых рук.

– Исследовательский отдел Радио «Свобода» предлагает вам постоянную работу. Работу по специальности – анализ советской экономики. Но для этого надо поехать в Германию, в Мюнхен. И учтите – это работа по вашей специальности, анализ народного хозяйства СССР, – еще раз подчеркивает он. Зарплата больше двух тысяч марок.

Работа по специальности! И фантастическая по эмигрантским масштабам зарплата (да и не только эмигрантским), во много раз выше моих восьмисот лир – зарплата, которая позволяет приехать Лене!

– Я согласен.

– Созрели? – с полуулыбкой, чуть насмешливой, чуть доброжелательной, спрашивает гость.

Он поясняет:

– Вы нужны в Мюнхене, но было видно, что вы даже в Америку не поедете, не то, что в Германию. Уговаривать вас раньше было бесполезно, надо было подождать.

Я вспоминаю вокзал в Вене и говорившего там со мной человека. Гость догадывается, о чем я вспомнил.

– Вот, вот.

– Да я все ждал, что меня возьмут в университет на советологию.

– Ваше разочарование можно понять, но согласитесь, что вы едва ли смогли бы преподавать в израильском университете, как вы надеялись. Вы говорите на иврите, но он далек от совершенства, а читать и писать вы можете лишь с трудом, верно?

– Да-а, вы правы…

– В Америке у вас дела пошли бы лучше, выучить английский, с которым вы в какой-то мере уже знакомы, было бы гораздо легче, но вы представляли наибольший интерес как исследователь, а не еще один преподаватель. И у вас ни в каком университете не было бы таких условий для исследовательской работы, как в Мюнхене: советские газеты, журналы, мониторинг – записи передач московского радио, пресс-релизы западной прессы на советские темы, и все специально для вас. Все их исследователи работают в таких условиях. Ну, к делу.

В следующем месяце сюда приедет начальник отдела кадров РС, персонального отдела, как мы говорим. Вас известят о его приезде, вы свяжетесь с ним, заполните анкету, после чего вам пришлют приглашение на работу. После этого вы сможете обратиться за визой в немецкое посольство. Израильский заграничный паспорт получайте немедленно.

Обычно кандидат сначала приглашается на интервью, проверку, насколько он подходит, после чего человек возвращается и ждет приглашения на работу, если он подошел, но вас они берут немедленно. Впрочем, я советую вам прокатиться в Европу на счет РС (это Радио «Свобода»), заодно и на место будущей работы посмотрите. Авиабилет вам пришлют. А пока пишите для Исследовательского отдела, это вас поддержит и в финансовом отношении.

Я вижу, вы живете один – стало быть, двухкомнатная квартира от Радио. Если женитесь, будут три комнаты. У вас есть вопросы?

– Нет, все ясно.

– Очень рад. Могу возвращаться в Америку, а по дороге обрадую вашего будущего начальника. Всего хорошего, мы еще увидимся.

Гость уходит, а я в изнеможении опускаюсь на один из моих двух стульев, подаренных мне, как и кровать, человеком, который по доброте душевной помогает иммигрантам, – ноги не держат.

Судьба резко повернулась. Теперь я смогу забрать Лену, куда бы она ни приехала, только бы ей за границу выбраться! Звонить, немедленно звонить!

Бумаги, бумаги, документы, документы, получаю израильский заграничный паспорт и немецкую визу и вот – я на месте своей работы. Работа заключается в том, что я должен читать, читать, читать, а потом писать, писать, писать на основании прочитанного.

Нередко мне кладут на стол газету с постановлением ЦК, речью Брежнева или сообщением ЦСУ (Центральное статистическое управление) об итогах года или пятилетки, со словами: «Две страницы к обеду. Английский перевод должен быть опубликован завтра утром (у нас есть свои переводчики на английский)». Обычно затем я переделываю текст для передачи по радио и сам же читаю его. А там пишу обстоятельный анализ на трех-четырех страницах. Мечта!

Лена сумела добиться возможности две недели поработать стюардессой (после соответствующей подготовки) на линии Москва-Франкфурт. Ну как не вспомнить слова Остапа Бендера: «Сбылись мечты идиота!» Действительно, только теперь я вижу, как все эти планы были малореальны – и вдруг!

Наконец, мне сообщают, время, когда Лена будет меня ждать в терминале франкфуртского аэропорта, и где. Приезжаю, вместе с приятелем из «русской редакции», который считается журналистом и имеет соответствующее удостоверение. Прошу его также взять с собой фотоаппарат.

Лена! Рядом с нею мужчина и женщина, также в форме Аэрофлота. Ну, конечно! Советским гражданам за границей полагается ходит по-трое, даже в туалеты должны идти втроем, так, чтобы одни отвечали за других.

Я и Лена бежим навстречу друг другу, мой приятель достает фотоаппарат, а я оглядываюсь на бегу: ну, наконец-то! – появляется полицейский патруль, мужчина с автоматом и девушка с пистолетом, охрана от террористов.

Мы обнимаемся. Сопровождение Лены остолбеневает, но быстро приходит в себя и, кажется, начинает понимать, что происходит:

– Семенова! Немедленно назад!

Патруль оборачивается на крик, а приятель начинает делать снимки. К нам подбегают и хватают Лену за руки с намерением утащить ее – в помещение бюро Аэрофлота, что ли?

– Лена Семенова сейчас уйдет со мной.

– Пусть только попробует!

Полицейские подходят поближе. Я обращаюсь к ним на терпимом немецком:

– Эта дама – моя невеста, – хочет остаться со мной, вот мой паспорт, а ее собираются насильно вернуть в Советский Союз. Боюсь, что мы нуждаемся в помощи. Миша, а ты покажи свое удостоверение полиции и этим советским господам.

И к коллегам Лены:

– Хотите скандал? Можно устроить по первому классу: с полицией и журналистом. Ну, так как?

Вокруг начинает собираться публика и те, кто слышали мое объяснение полиции, передают его другим. Возникает сочувственный гул голосов, появляются новые фотоаппараты. Полицейские предупреждают, что их нельзя фотографировать.