PER ASPERА. Документальный роман на тему российской экономики

– Ну, да: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить».

– Насчет аршина согласен, а что касается ума, то умом можно понять очень многое.

«Не увлекайся. Если кое-где станет известно, что у тебя уже есть кое-какие и довольно интересные результаты, тебя и попридержать могут. „Им“ такое понимание ни к чему, особенно, если оно станет известным на Западе, а о папе я знаю слишком мало, даже если он и критически настроен.»

– Да, здесь есть проблемы, например, в экономической прессе давно и много пишут о большом количестве денег на руках у населения, создающего повышенный спрос. Один рост вкладов в сберкассах чего стоит.

«А папа, похоже, имеет отношение к экономике».

– Да, считается, что у населения слишком много денег, но я вижу проблему по-другому: не денег много, а товаров мало.

– А это не одно и то же?

Папа полностью завладел разговором со мной. Неужели интересуется моей квалификацией или хочет узнать, что я за человек. А, может быть, и одно, и другое?

– Я думаю, что нет, Григорий Семенович. Это в математике если А больше Б, то Б меньше А – одно и то же. Я полагаю, что в экономике это два разных случая и лечиться они должны по-разному.

– Вы могли бы пояснить вашу мысль? Это выглядит и интересно, и необычно.

Лена выглядит как-то напряженно. Боится, что я скажу что-нибудь лишнее или беспокоится, какое впечатление я произведу на папу? Или и то, и другое?

– Конечно Григорий Семенович. Если «А» – денежные средства населения, а «Б» – потребительские товары и услуги, то случай «А больше Б» действительно означает, что чрезмерные деньги надо изымать – налогами, ценами и замораживанием зарплаты. Но если «Б меньше А», то это тот случай, о котором я говорил: не денег у людей слишком много, а товаров слишком мало, и тогда надо увеличивать производство потребительских товаров и услуг, а не повышать на них цены, что только обостряет ситуацию.

– А как определить какой налицо случай: А больше Б или Б меньше А?

– С помощью статистики уровня жизни. Загляните в статистические ежегодники ЦСУ (Центральное Статистическое Управление) «Народное хозяйство СССР» в том или ином году, в статистику уровня жизни, и увидите, что происходит. Посмотрите, сколько потребляется мяса, овощей, фруктов и сколько картошки и хлеба. Только молоко неплохо выглядит.

С товарами длительного пользования тоже не блестяще: телевизоры – в каждой второй семье, холодильники – в каждой третьей, пылесос – в девятой. Про автомобили уж и не говорим. А есть еще и мебель.

Другими словами: спрос не насыщен, «Б» меньше «А». А насчет «много денег» вы часто встречали людей, у которых много денег? Большинство до получки не дотягивает.

– И к ним относитесь вы? – с улыбкой.

– Теперь да, даже с чаевыми.

Мы все смеемся.

– Хм… Вот что оказывается можно сделать даже с официальной статистикой.

– Очень много. Особенно, когда другой нет.

– Ну, подумать только, каких теперь лифтеров можно встретить!

– Почтальонов тоже, Григорий Семенович. По нынешним временам они могут иметь очень даже высшее образование.

Мы смеемся.

Разговор уходит от экономики и переходит на другие темы, в основном о моем житье-бытье. Мной явно интересуются. Приятно, конечно, но почему – ведь я через пять дней уеду? И такое впечатление, что этот интерес идет дальше простой курьезности – доцент-лифтер.

Я прощаюсь, мы договариваемся, что я приду послезавтра и Лена идет меня провожать. Мы уславливаемся, что встретимся в парке завтра.

Завтра. Четыре дня до дня отъезда.

– Жаль, что мы встретились только теперь, перед вашим отъездом.

– Лена, если бы не мой отъезд, мы бы не встретились никогда. Это было бы еще более жалко.

– Видите разницу?..

– Да. Мы знаем друг о друге. А об остальном надо подумать, и если вы захотите, что-то можно будет найти.

– Конечно хочу, милый…

Мы обнимаемся и целуемся.

– Леночка, мы обязательно встретимся еще раз и больше не расстанемся. Я уже вижу кое-какие возможности, но сначала надо поговорить с твоими родителями. Сегодня наш второй день. Я думаю, твоим родителям надо дать еще один, и послезавтра я поговорю с ними.

Завтра, у Лены. До отъезда три дня.

Дома у Лены еще один гость, с которым меня знакомят. Это обнадеживает, меня не прячут – или хотят показать гостю какие бывают случаи в жизни?

– Григорий Семенович рассказал мне о вашей концепции с А и Б, надеюсь вы не против? Мы с друзьями время от времени обсуждаем такие вещи, но то, что вы сказали, мы нигде не встречали. Все время «у населения много денег». Между прочим рост вкладов в сберкассы действительно впечатляющий.

– Верно. Часть его представляет то, что называется «нормально отложенный спрос», когда собирают деньги на покупку дорогостоящих предметов: телевизоров, холодильников, мебели, а то и машин. Но значительная часть этих вкладов, которые растут гораздо быстрее, чем зарплата, это деньги, которые не удается потратить желаемым образом.

– Что вы имеете в виду?

– Не на продукцию, изготовленную не для потребителя, а для выполнения плана. И кстати, за год вся промышленная продукция выросла на 21,4 миллиардов рублей, а так называемая продукция культурно-бытового и хозяйственного обихода – потребительские товары, – на 1,6 миллиарда, в тринадцать раз меньше. Не в два, не в четыре, а в тринадцать («Народное хозяйство СССР 1922—1972», стр. 129, 206).

– А у вас и на это есть объяснение?

– Петр Васильевич, а вы знаете анекдот за что закрыли «Радио Ереван»? За то, что они не сумели объяснить, в чем разница между ревизией марксизма и его творческим развитием. Я полагаю, что если бы они сумели объяснить, они бы одним закрытием не отделались (смех).

Но вам я кое-что скажу. В соответствии с марксистской теорией должен существовать примат первого подразделения: преимущественное развитие тяжелой промышленности по сравнению с легкой. И тут возникает вопрос: каким это преимущество должно быть и зачем оно? И это все, потому что здесь мы входим в сферу влияния политики на экономику. Так что вы уж меня извините.

– Я все лучше и лучше вас понимаю. Жаль, очень жаль, что мы теряем такого экономиста, но я вижу, что у вас, действительно, нету выхода. И я думаю, что вы были очень хорошим преподавателем. И я также думаю, что не вы один уезжаете по сходным причинам – в том числе и по таким причинам.

– Петр Васильевич, в моей характеристике с места работы, которая требовалась для ОВИРа, много чего было написано – и мелкобуржузный национализм, и замкнутый, и необщительный, но что касается работы, было только перечислено, чем я занимался: лекции, семинары и прочее. И ни одного слова критики.

– Представляю, каким вы были преподавателем, если даже в этом случае они не посмели сказать о вас ничего плохого. А почему замкнутый и необщительный, вы же совсем не такой?

– Да я, когда решил уезжать, резко сократил контакты с коллегами, чтобы никого не подводить «связями с сионистом». А администрации это пригодилось: скрывал свое истинное лицо, вот и не удалось его вовремя разглядеть. Вообще, они сильно перетрусили, что их обвинят в «политической слепоте», и это было видно.

Когда я попросил женщину-офицера МВД (Министерство внутренних дел), которая занималась нами, прочесть мою характеристику – обычно их не читали: донес на себя, выгнан, и в порядке, – она сильно наклонила голову и прикусила губы, чтобы скрыть смех. А я получил большое удовольствие.

Петр Василевич прощается и крепко пожимает мне руку: «Удачи!» Я тоже встаю, но папа говорит:

– Алек, задержитесь немного, мне бы надо потолковать с вами.