– Ладно, как знаете. Но о пастырях вы мне расскажете потом поподробнее. Если мы с вами заключим соглашение, конечно.
– Какое соглашение? – Макс никак не мог уразуметь, чего именно хочет от него странная красавица.
– Что значит – какое? – Девушка искренне удивилась. – Вы помогаете мне добраться до Китеж-града, а я в уплату отдаю вам капсулу с экстрактом Ивара.
Хорошо, что Макс к этому времени успел же положить капсулу на смотровой стол. Не то он, чего доброго, уронил бы её прямо на кафельные плитки госпитального пола.
6
Некоторое время он глядел на девушку, не понимая, что он видит перед собой: невероятную невинность или невероятный цинизм? Хотя, конечно, в первую очередь видел он в ней потенциальную угрозу для себя – неожиданную и ошеломляющую. Ну, не бывает в жизни таких совпадений! Эта юная красавица – Настасья Филипповна – пришла именно к нему! И она хочет, чтобы он проводил её в Новый Китеж! Если уж это не было похоже на ловушку, то Макс тогда уж и не знал, что было.
Гастон явно почувствовал, что его хозяин весь на взводе: задышал часто и напряженно. А вот девушка – та выглядела спокойной. Только продолжала глядеть на него испытующе своими серо-зелеными глазищами. Да еще обхватила себя руками за плечи.
И тут Макса словно плетью хлестнуло воспоминанье.
– Как, вы сказали, ваша фамилия? – спросил он – хотя, в общем-то, и так её помнил.
– Рябова. Настасья Рябова. Когда я ходила в начальную гимназию, одноклассники придумали мне прозвище – Курочка Ряба.
И Макс понял, почему имя Филипп Рябов показалось ему отдаленно знакомым. В самом начале всей этой мерзости – в 2077 году, когда нападения колберов носили еще эпизодический характер, – на всю Европу прогремел случай, произошедший в Риге. Молодые супруги, поехавшие на пляж со своей девятилетней дочерью и её одноклассником, подверглись недобровольной экстракции. И затем, отправленные колберами плыть на резиновых лодках по заливу, утонули.
Дело получило колоссальный резонанс, поскольку все были поражены красотой Марии и Филиппа Рябовых, чьи фотографии буквально заполонили Глобалнет (никто и помыслить не мог, что Всемирная сеть прекратит свое существование всего пять лет спустя). «Перерождению» тогда крепко досталось: все, кому не лень, упрекали корпорацию в том, что она зарабатывает гигантские деньги, фактически поощряя преступников: создавая материальную базу для их злодеяний. Но корпорация – в лице своего президента Дениса Молодцова – быстренько изыскала способ заткнуть всем рты. В течение полугода стоимость порожних капсул Берестова снизилась почти в три раза – равно как снизились на время и доходы корпорации. Потом, конечно, Денис отыграл все понесенные потери. Но в тот момент говорить о громадных деньгах и сверхприбыли «Перерождения» казалось неуместным. И средства массовой информации умолкли. А потом и вовсе забыли про ту историю с семьей Рябовых: нашлись инфоповоды посвежее.
Но существовала одна деталь, не попавшая в СМИ: имя и фамилия ребенка, который в тот день был на взморье вместе с семейством Рябовых.
– А как была фамилия вашего жениха – Ивара? – быстро спросил Макс.
– Его звали – Ивар Озолс.
Макс коротко вздохнул: он и так почти не сомневался, каким будет ответ.
– Хорошо, – после паузы сказал он, – я помогу вам добраться до Нового Китежа. Но эта вещь пусть пока будет у вас. – Он протянул было Настасье капсулу, но потом спохватился: – Вот только нужно её упаковать понадежнее. Я знаю, что можно использовать.
Он отстегнул от поясного ремня кобуру, а затем извлек из неё Рипа ван Винкля и положил его на смотровой стол.
– Вот, – он протянул кобуру девушке, – она сверхпрочная и противоударная. Положите вашу… вашу вещь сюда.
И девушка только успела это сделать, когда Гастон внезапно вскочил и понесся куда-то по коридору. А через пару секунд Макс и Настасья услышали приближающиеся шаги.
7
– Набросьте капюшон, быстро! – велел Макс.
Он совсем не был уверен, что это поможет – если в больницу пришел тот человек, о котором он подумал. И волонтер мысленно изругал себя последними словами за то, что не увел отсюда Настасью раньше – хотя бы не усадил её дожидаться окончания его смены в машине. Его сбило с толку то, что Мартин Розен, который подвез девушку до госпиталя, отпустил её.
Настасья надвинула черный капюшон на глаза и сунула обратно под ветровку капсулу, упрятанную в кобуру. А ровно через миг в дверях возник высокий седовласый господин лет пятидесяти пяти в распахнутом халате бледно-зеленого цвета: главный врач госпиталя. Гастон крутился возле него, ритмично и широко отмахивая мощным пушистым хвостом и норовя поднырнуть своей круглой башкой под руку пришедшему. Пес был дружелюбен со всеми, кто не угрожал его хозяину. А человека в зеленом халате он давно знал и никакой опасности в нем не видел.
– Доброе утро, Максим Алексеевич! – Голос главврача казался мягким, как всегда, но смотрел вошедший не на волонтера: он так и впился взглядом в Настасью.
Девушка отвернулась от дверей и глядела в сторону стеклянного шкафчика с медицинским инструментарием, так что главврач мог видеть лишь её спину и прикрытый капюшоном затылок.
– Доброе утро, Корней Оттович! – Макс всегда называл главного врача госпиталя, Корнелиуса фон Берга, происходившего из семьи остзейских немцев, по его русифицированному имени-отчеству.
Это было в духе моды, которой Балтийский союз начал следовать еще до катастрофы, в конце шестидесятых годов XXI века. Тогда балтийские государства – да и Евразийскую конфедерацию тоже! – охватило нечто вроде имперского ренессанса. Снова вошли в употребление термины и словечки, от которых веяло веком иным: даже не двадцатым – девятнадцатым. Почти все обращения, даже официальные, русифицировались. И на каждом шагу стали применяться неоархаизмы: милостивый государь, барышня, городовой, классная дама, контора и многие другие.
– Как я посмотрю, у вас тут пациентка? – задал фон Берг риторический вопрос и принялся глядеть уже не на саму Настасью – куда-то за её плечо. – Вы можете передать её мне. Считайте, что ваше дежурство закончилось. Мы и так эксплуатируем вас сверх всякой меры. Езжайте домой, отдыхайте!
– Я уже оказал пациентке необходимую помощь, – сказал Макс. – И она попросила меня, чтобы я отвез её домой. Необходимости в её госпитализации нет.
– Ну, дорогой Максим Алексеевич, – главврач сделал вид, что улыбается, – это уж не вам решать, есть необходимость в госпитализации или нет. Я осмотрю её сам, и тогда уж приму решение.
И внезапно до Макса дошло, куда всё это время смотрел фон Берг: он видел отражение Настасьиного лица в стекле шкафчика. Да и сама девушка, должно быть, тоже это поняла. Потому как перестала прятаться и повернулась к главному врачу, про которого в госпитале все до единого знали: фон Берг – не просто один из добрых пастырей. Он является одним из учредителей это организации. И шепотом говорили, что самое название gute Hirten придумал именно он, их Корней Оттович.
– Вот тут вы ошибаетесь, – заявила Настасья, глядя фон Бергу прямо в глаза, – решение могу принимать только я сама. Согласно Конституции Балтийского союза, ни госпитализация, ни медицинские процедуры не могут применяться к гражданам Союза принудительно.
Фон Берг на миг опешил – с ним в госпитале никто так не разговаривал. И Макс понял: это может быть их шанс.
– Гастон, танго! – крикнул он, мысленно молясь, чтобы пес понял, с кем он должен танцевать, исполняя этот свой номер.
И пес не подкачал. Уж что-что, а одно он усвоил твердо: в смотровую путь ему заказан. А в коридоре с ним рядом находился только один потенциальный партнер – фон Берг.
Главврач отличался ростом немаленьким. Но, когда Гастон поднялся на задние лапы, а передние опустил ему на плечи, собачья морда всё равно оказалась чуть выше человеческого лица. Этот номер Гастон всегда исполнял вместе с Максом под звуки аргентинского танго. Сам пес переступал с лапы на лапу, его хозяин – с ноги на ногу, так что выглядело всё так, будто они и вправду танцуют. Однако фон Берг к подобным танцам привычки не имел. Так что, когда на него навалился ньюфаундленд весом в семьдесят пять килограммов, он просто потерял равновесие и с размаху плюхнулся на задницу. И прошипел сквозь зубы: «Schei?e!.»[4 - Дерьмо (нем.)]. А Гастон с растерянным видом встал над ним, явно недоумевая: как такое могло случиться?
Именно на это Макс и рассчитывал. Фон Берг больше не перекрывал им путь к отступлению, и волонтер, схватив Настасью за руку, повлек её за собой в коридор и затем – к дверям на улицу. Гастона он пока что не звал: тому нужно было еще некоторое время отвлекать и задерживать доброго пастыря.
Только распахнув дверь на автостоянку, Макс обернулся – чтобы позвать ньюфа.
Но фон Берг уже не сидел на полу: он стоял на одном колене, как рыцарь перед дамой, и правой рукой держался за платок, повязанный Гастону на шею. Пес даже не пытался вырваться – только вопросительно смотрел на своего хозяина, словно бы ожидая, что тот ему скажет: закончилась уже эта игра или еще нет? Ньюф явно не понимал, что предмет, который фон Берг свободной рукой прижимает к его боку – это лазерный скальпель.
Глава 7. Пастыри и барышни
28 мая 2086 года. Вторник. Рига
1
– Решайте, господин волонтер, – сказал фон Берг, – кого вам жалко больше: вашу собаку или смазливую девчонку? Выбор за вами.
Произнес он это с таким пафосом, что при иных обстоятельствах Макс рассмеялся бы. Но сейчас он едва сдержал рвущееся с губ ругательство. Настасья собралась что-то сказать, но Макс крепко сжал её локоть, и она догадалась – промолчала. Господину волонтеру требовалась тишина: чтобы Гастон не только услышал его команду, но и понял всё правильно. Пес находился от него метрах в двадцати, но Макс всё же сумел установить с ним зрительный контакт. И, глядя в янтарно-карие собачьи глаза, выкрикнул – на одном выдохе:
– Гастон, спасение висельника!
Этот номер из репертуара ньюфаундленда всегда особенно нравился детям. При небольшой скорости исполнения он смотрелся очень забавно. Однако пес был натренирован: чем быстрее речь хозяина, когда тот отдает команду, тем большую резвость он должен проявить, её исполняя.
И Гастон понял хозяина правильно.
Обычно, услышав название своего любимого номера, он медленно выкручивал шею из неплотно повязанной банданы и потом заваливался на спину, открывая незащищенный живот – который дети тут же начинали ему чесать. Но на сей раз пес проделал всё молниеносно. Он резко присел на передние лапы, высвобождая голову из своего платка-слюнявчика, и тут же, как черная торпеда, помчал к дверям на улицу. Фон Берг в последний момент успел-таки взмахнуть в воздухе скальпелем, и Настасья ахнула при виде этого. Но по стремительной побежке ньюфа невозможно было понять, ранен он или нет. А фон Берг между тем вскочил с полу и припустил за ним.
– Гастон, быстрее! – закричал Макс и схватил одну из сложенных электрокаталок, стоявших возле дверей, у стены.