Старая крепость

– Значит, всё напрасно…

– Ну, а ты что думал? Форт окружён со всех сторон. Кругом немецкие солдаты, пулемёты, миномёты, огонь артиллерии по запросу, – шансов выйти никаких. Тем более, – днём.

– До 29-го июня ещё два дня. Что будут делать немцы? Опять пытаться штурмовать?

– Как такового, – штурма больше не будет. Сегодня с утра подойдут танки и начнут стрелять по казематам. Так что, лишних бойцов нужно от амбразур убрать.

– Танки?

– Да, пара французских «Сомуа» и трофейные Т-38. Калибр там ни о чём, поэтому толку не будет. Правда, немцы восстановили самоходку свою, 75-мм, но она тоже ничего не решит.

– Твоими бы устами, – да мёд пить.

– Не веришь? – обиделся я.

– Если бы не верил, – то лежал бы ты сейчас в воронке и остывал.

– Вот и хорошо. Слушай, а этот одессит, – Вороненко, – он у тебя тут кто? Ординарец?

– Да нет, так… Просто активный боец, на кого можно положиться. Настроение у гарнизона, – сам понимаешь…

– Знаешь, я тут в кино одном видел… В своём времени, понятное дело, – у вас рация была и вы пытались связаться с нашими.

– Рация есть, – спасибо Константину Фёдоровичу, – он же командир батальона связи.

– И как? Удалось?

– Нет. Сначала, вроде как, вышли на каких-то лётчиков, потом, – тишина.

– Ну да, – отошли войска далеко уже…

– К Кобрину, что ли? – с недоверием глянул на меня майор.

– Ха! Какой Кобрин? Завтра немцы Минск возьмут!

– Как Минск? – опешил Гаврилов.

– Да вот так! Отступает армия. Так что, твой форт ещё хорошо сражается.

– Иван, а как далеко они продвинутся? Я немцев имею в виду.

– Под Москвой остановим.

– А Киев? Ленинград?

– Киев в сентябре оставят, а в Ленинград фашисты так и не войдут. Окружат, город будет в блокаде до 1944, но врагу так и не покорится.

– Уму непостижимо… – Гаврилов растерян.

– Сам в шоке. Война будет долгой, на уничтожение.

В дверь опять постучали: рядовой Евстафьев доложил, что восстановить зенитную пулемётную установку не удалось, поэтому они сняли один пригодный для стрельбы ствол и воевать будут с ним. Для меня это новостью не стало, а вот Гаврилов, похоже, всё-таки рассчитывал на другой исход дела.

– Ладно, Михалыч, – пойду я пробегусь по казематам, ознакомлюсь с положением дел, да и воды вон, раненым отнесу, – сказал я майору, кивая на свой ремень, что лежал на столе, – Если ты не возражаешь, конечно.

– Вода, – это хорошо. С тобой пойду. Заодно, – женщин подготовлю к выходу, – поднялся из-за стола Гаврилов.

– Как скажешь, – подпоясывась, ответил я.

Мы вышли из штабного каземата. Сидевшие в коридоре пограничник и одессит сразу вскочили на ноги.

– Силаев, – я на обход позиций; если проснётся Касаткин, – скажешь, чтобы ждал здесь. Вороненко, – вернитесь в дозор, всё в порядке, – это мой сержант, из полковой школы. Зовут, – Иваном, фамилия, – Алексеев. Знакомьтесь.

– Андрей, – коротко представился пограничник.

– Иван, – пожимая протянутую ладонь, откликнулся я.

– Костя, – подмигнул одессит.

– Всё, пошли, – поторопил меня Гаврилов, – покажу наше хозяйство.

Глава 2

Вороненко убежал в темноту, мы же с майором, чуть погодя, двинулись в противоположную сторону. Идя по коридору, Гаврилов кратко давал характеристику казематов. В этой части форта, с левой стороны от штаба, в основном располагались помещения личного состава. Единственное исключение, – склад боеприпасов, который находился через два отсека от штаба. Казематы не были приспособлены к размещению людей, так как до войны использовались как конюшни. Лошадей отпустили всего несколько дней назад, ибо кормить и поить их было нечем.

Красноармейцы, укутанные в шинели, располагались прямо на полу, тесно прижавшись друг к другу. Все они, кроме дежурной смены, спали. Пройдя до конца внешнего вала, мы вернулись немного назад, и майор свернул в потерну, ведущую ко второй, внутренней, подкове укрепления. Эта часть форта представляла из себя двухэтажный кирпичный каземат, также вмурованный в толщу земли. Именно его я видел из воронки. На первом этаже располагалась команда по набивке лент для зенитной установки, – человек тридцать. Часть бойцов отдыхала, дозорные бодрились у бойниц. Дальше мы не пошли: как объяснил Гаврилов, – на этаже находится множество различных помещений и все их обходить, – смысла нет. В этих казематах располагался 393-й Отдельный Зенитно-Артиллерийский Дивизион, поэтому сейчас гарнизон внутреннего вала состоит, в основном, из бойцов этой части.

Поднявшись по лестнице наверх, нашему взору предстал и сам пулемёт, выведенный из строя Скрипником. На высокой тумбе стояла зенитная установка М4, ещё до недавнего времени четырёхствольная. Вживую такую штуку я вижу в первый раз. Она находилась в глубине отсека, как раз напротив широкого окна, выходившего во внутренний двор. Позиция, – идеальная. Любого, попытавшегося приблизиться, пулемёты буквально сметали огнём. Жаль, что я не застал её в работе, но количество трупов перед фортом говорило само за себя: прорваться во двор не удалось никому. В соседнем помещении находился пулемётный расчёт: уже знакомый Евстафьев и неизвестный боец-пограничник. Они установили ствол на станок и были готовы встречать огнём врага. Сектор обстрела отсюда был не намного меньше того, что закрывала до этого установка за стеной. Получив от расчёта уверения в том, что собранный ими пулемёт вполне исправен, – мы вновь спустились на первый этаж и нырнули во вторую потерну.

Она привела нас точно к лазарету. Тяжёлый запах крови ударил в нос. Крики и стоны здесь не прекращаются ни на секунду. У входа, прикорнув на столе, спала коротко стриженая женщина – военфельдшер. Мы остановились напротив неё. Я расстегнул ремень и стал отцеплять фляги с водой. Видимо, почувствовав какое-то движение, женщина открыла глаза и вскочила на ноги, увидев Гаврилова:

– Товарищ командир…

– Сидите, – мягко положив руку ей на плечо, произнёс майор.

– Вот вода, для раненых… Возьмите, Раиса… Не знаю Вашего отчества, к сожалению, – выкладывая фляги на стол, пробормотал я.

– Ивановна, – чуть помедлив, удивлённо глядя на меня, произнесла Абакумова.

– Раиса Ивановна, – берите.

– Как они? – негромко спросил Гаврилов.

– Ох, товарищ майор… Ночью умерли ещё четверо… Мы делаем всё, что в наших силах, но…

– Я знаю и Вас ни в чём не виню, – поспешно заверил военфельдшера командир форта, – без Вашей помощи многие бы вообще не выжили.

– Они умирают у меня на руках… И я бессильна… – на глазах её выступили слёзы.