Старая крепость

– В общем и целом без замечаний, товарищ командир. За исключением одного неприятного происшествия. Дозорные доложили, что встретили перед внешним валом человека, якобы нашего, с Центрального острова. Однако, отвели его сразу к Вам, в штаб, а не ко мне в каземат, как положено. Таким образом, командир дозора «прыгнул через голову» своих непосредственных начальников, за что и понесёт заслуженное наказание.

– Я так понимаю, – речь идёт о Вороненко?

– Точно так, товарищ майор. Вроде бы, боец лихой, но с дисциплиной… – лейтенант покачал головой.

Скрипнула дверь и в помещение штаба зашёл ещё один командир, – полная противоположность Коломийца. Высокий, худой, черноволосый лейтенант с эмблемой связиста в петлицах. Вид он имел слегка помятый, но голосом был бодр:

– Прошу разрешения, здравия желаю! – практически без паузы произнёс лейтенант, заходя внутрь.

– Здравия желаю, товарищ Домиенко! Присаживайтесь, – кивнул на свободный стул Гаврилов.

Ага, значит вот он какой, – командир внутренней «подковы», где располагался зенитный пулемёт.

Не успел лейтенант воспользоваться приглашением, как в каземат вошёл энергичный, подтянутый кавказец с аккуратной щёточкой чёрных как смоль усов. Вскинув руку к фуражке, он чётко доложил:

– Товарищ майор! Командир второй сводной роты лейтенант Зульфугаров по Вашему приказанию прибыл!

– Присаживайтесь, лейтенант.

Оглядев подчинённых, Гаврилов сообщил им о решении вывести утром женщин и детей из форта. Возражений этот шаг ни у кого не вызвал, – Коломиец вон вообще, оказывается, давно хотел то же самое предложить. Ну, раз хотел, – то и назначается ответственным за организацию процесса. Инициатива любила инициатора ещё с сороковых годов, оказывается. Следующими темами, затронутыми на совещании, были самовольный уход к немцам политрука Скрипника и выход из строя четырёхствольного зенитного пулемёта. Гаврилов не стал связывать одно с другим, просто попросив командиров усилить контроль за подчинённым личным составом:

– Хотят сдаться, – пусть сдаются, в спины стрелять не будем.

– Да как же так, товарищ майор? Трусов нужно карать! Перед строем! По законам военного времени! – взвился, сидящий до этого спокойно, Зульфугаров.

– Им дай волю, – разбежится наше воинство, – поддержал его Коломиец.

– И что же это за войско такое, которое только под страхом смертной казни можно заставить сражаться, товарищи лейтенанты? – обвёл взглядом сидящих перед ним командиров майор, – Получается, все красноармейцы спят и видят, – как бы в плен сдаться?

– Зачем так говорить, товарищ майор! Конечно, не все в плен хотят, но разговоры идут: там, сям, шепчутся… – покрутил кистью Зульфугаров.

– Да, дисциплина понемногу ослабевает, – согласился Домиенко, – многие бойцы не верят, что на выручку придут наши и задумываются о целесообразности дальнейшего сопротивления.

– Вы нам скажите, товарищ майор, – долго ещё здесь сидеть? Какая обстановка вокруг? Что нам людям говорить? – интересуется Коломиец.

– Стрельба с Центрального острова прекратилась, – плохой признак, – покачал головой Зульфугаров.

– Кстати, а что Вам рассказал тот человек, что ночью в форт пробрался? Вороненко сообщил, что это, – Ваш сержант, из полковой школы, – задал вопрос Коломиец.

Головы присутствующих, как по команде, повернулись в мою сторону.

– Да, это мой сержант, – подтвердил Гаврилов, – ночью ему удалось пробраться в форт, через немецкие посты. Я вас всех и собрал здесь, в том числе для того, чтобы услышали про обстановку в крепости из первых, так сказать, уст. Подойди сюда, Иван!

Отложив недособранный ТТ майора, я подошёл к Гаврилову.

– Вот, знакомьтесь: сержант Иван Алексеев, мой ординарец. Запомните его в лицо. Все указания и распоряжения, которые я буду вам через него передавать, – прошу выполнять в точности. Рассказывай! – кивнул он мне.

Прочистив горло, начинаю говорить:

– С утра 22-го июня и по сегодняшнюю ночь, я сражался на Центральном острове…

Конечно, собравшимся командирам вовсе не обязательно было знать, что боевые действия сержант Алексеев вёл в составе немецкой штурмовой группы. Поэтому, в рассказ пришлось внести небольшие коррективы. Мол, держал оборону рядом с клубом, в здании Инженерного управления. Поэтому, – всё видел и всё знаю, кроме западного участка Цитадели. О ходе боевых действий там, – имею представление только со слов пробившихся из того района бойцов и командиров. В общих чертах, рассказал про оборону Центрального острова, безуспешных попытках прорыва из окружения, артиллерийских обстрелах, жажде. Закончил своё повествование подрывом немецкими сапёрами здания 33-го инженерного полка, в результате которого был уничтожен последний организованный узел обороны в Цитадели.

– Случилось это около двух часов дня, 26 июня, – «вспоминал» я, стоя перед затаившими дыхание и не сводившими с меня глаз командирами, – раздался мощный взрыв и стена казармы рухнула, превратившись в груду кирпичей. Как только осела пыль, – немцы устремились к развалинам. Оттуда уже никто не стрелял… Я видел, как солдаты извлекали из-под обломков наших бойцов: контуженных, раненых. Самому мне удалось схорониться в здании напротив, – в одном из полуразрушенных подвалов Инженерного управления, и увидеть этот последний бой защитников Центрального острова. Потом, – скрывался среди развалин до темноты, после чего решил пробираться на выход из крепости. Для этого, – снял с убитого немца форму. Думал, – может, за своего сойду. Переплыл Мухавец в створе разрыва кольцевых казарм, но выйти вдоль реки просто так не получилось, – там расположились немецкие войска. Несмотря на то, что на мне была их форма, – решимости открыто выйти в себе не нашёл, в последний момент испугался. Хотел пройти до Восточных ворот, вдоль вала, – но, на самом гребне и перед ним, также находился враг. Поняв, что покинуть крепость здесь не удастся, пополз обратно, вдоль Мухавца. Добрался почти до моста у Трёхарочных ворот и там пересёк дорогу, следуя к домам комсостава. Двигался осторожно, поэтому немцев услышал первым. Они смеялись и курили в одном из домов. Немецкий я знаю неплохо, поэтому из их разговора понял, что сегодня днём из Бреста должны подойти танки и навсегда покончить с русскими в форту.

– Танки? – удивлённо переспросил Касаткин, переглянувшись с командирами рот.

– Да, танки. Плюс, у немцев за домами стоит самоходное орудие. Не сомневаюсь, что оно тоже будет участвовать. Не думаю, что нам стоит их бояться, – калибр для пробития стен маловат.

– Гранатами закидаем! – хищно оскалился Зульфугаров.

– Вряд ли они предоставят такую возможность, – ответил я лейтенанту, – Расстреливать форт можно и с расстояния, не подходя для этого в упор.

– Это мы потом обсудим, товарищи! Давайте послушаем, что было дальше! – не выдержал Коломиец.

– Дальше… – собираясь с мыслями, почесал затылок, – дальше я долго не мог понять, – о каком форте они говорят? Пока не увидел ярко освещаемые ракетами подковообразные валы. Похоже, что эти сооружения немцы и называли Восточным фортом. Также, из их разговоров, я узнал, что русские окружены со всех сторон. Поняв, что выбраться этой ночью за пределы Крепости мне не удастся, я решил пробираться к вам, сюда. Предупредить о танковой атаке, ну и продолжать бить врага. Аккуратно обойдя беседующих немцев, вышел к крайнему, у аллеи, дому и пополз к валам. На подходах к форту меня окликнули дозорные, и я оказался здесь. Вот, в принципе, и всё.

– И как дозорные отреагировали на немецкую форму? – поинтересовался Домиенко.

– К тому моменту он был уже без неё, – ответил ему Коломиец, – видимо, снял по дороге. Так было дело, товарищ сержант?

– Да, я её скинул в воронке, – подтвердил я, – оставив лишь ремень и сапоги.

– Вы уверены, что немцы уничтожили всех защитников? – прямо глядя мне в глаза, задал вопрос капитан Касаткин.

– Об этом разговора не было, – я выдержал его взгляд, – в казематах и подвалах наверняка ещё скрываются бойцы и командиры. Много где на территории Крепости раздаются одиночные выстрелы. Но, судя по тому, что я за это время видел и слышал, – Восточный форт является последним очагом организованного сопротивления в Крепости. Именно организованного.

– Если Вы незаметно смогли пробраться к нам, то и мы сможем тем же путём, по-одному или мелкими группами, выйти отсюда, – начал Зульфугаров, – сосредоточиться в домах комсостава и, ударив вдоль Мухавца, прорваться из Крепости!

– Сомневаюсь в успехе этого мероприятия. Мне просто повезло. Скрытно вывести за ночь, под светом ракет, почти полтысячи человек с оружием и боеприпасами, – нереально, – покачал головой я.

– Так что же нам теперь, – вечно здесь сидеть? – в негодовании вскочил на ноги лейтенант.

– Сколько нужно, – столько и будем сидеть! – хлопнул ладонью по столу, вставая, Гаврилов, – Или, вы думаете, – напрасно погибаем? Посмотрите, – сколько войск немцы держат вокруг нас! Мы сковываем вражеские силы! Притягиваем их! Сегодня сюда придут танки, и это значит, что где-то там, где сейчас сражается в тяжелейших боях наша Красная Армия, – этих танков не будет! Батальона или даже полка, что нас окружил, – тоже там не будет! Донесите эту простую мысль до каждого своего бойца! Пока мы живы, – обязаны драться! Держаться до последнего!

Командиры тоже поднялись со своих мест и стояли навытяжку, слушая слова майора.

– Итак, решили: через час, – отправляем женщин и детей. Желающие проститься, – время ещё есть. Попытки прорыва с этого момента, – прекратить. С бойцами провести разъяснительную беседу о том, что наше нахождение здесь не напрасно. Домиенко, – назначьте вместо Скрипника на второй этаж, к пулемёту, толкового командира. Касаткин, – обеспечьте вместе с Коломийцем сборы женщин. По готовности, – доложить. Вопросы? Всем всё понятно? В таком случае, больше никого не задерживаю.

Командиры вышли, и мы остались с Гавриловым одни. Посмотрев на меня, майор спросил:

– Может, не стоило говорить о прекращении попыток прорыва? Всё-таки, лишать их последней надежды вырваться отсюда, оставив на выбор смерть или плен… Боюсь, что многие пойдут по лёгкому пути…

– Всё правильно сказал, Пётр Михайлович, – прорыв обречён на неудачу и лишние человеческие жертвы. А плен, – это ещё не значит прекращение борьбы. После того, как немцы скинут свою двухтонную бомбу, – из защитников форта в живых останется больше четырёхсот человек. К немцам в лапы попадут около трёхсот восьмидесяти, если мне не изменяет память. Остальные будут сражаться в развалинах Крепости или уйдут из неё на соединение с нашими войсками, на восток. Так что, как видишь, малодушных окажется совсем немного. Я имею в виду тех, кто сдастся до 29-го июня.

– В какую категорию попаду я?

– Собрав остатки защитников, ты будешь воевать здесь до двадцатых чисел июля. К тому моменту вас останется совсем мало и ты прикажешь выходить из Крепости поодиночке, кто как сможет. В результате, будешь обнаружен немцами в одном из казематов горжевого вала между Северо-Западными и Северными воротами. Там же примешь свой последний бой, отстреливаясь из ТТ и маузера. Кстати, где этот раритет?