Старая крепость

Остаток дня, ночь и весь следующий день форт подвергался ожесточённому обстрелу. Атак немцы больше не предпринимали. Я продолжал повышать свою квалификацию, изучая уставы РККА, изредка бегая по поручениям Гаврилова. К немецкому обстрелу все привыкли, благо урона он никакого не приносил. Под утро в дело вступила немецкая зенитка, – похоже, та самая «восемь-восемь», что была придана 135-му полку. Её огонь не оказал на защитников того эффекта, какого ожидали немцы. Стены она тоже не пробивала, так что впустую тратила снаряды. Среди обороняющихся появилось ещё несколько раненых, но на общем настрое гарнизона это никак не сказалось.

В ночь на 29-е июня, вместо щедро пускаемых фашистами осветительных ракет, появились прожектора. Уж не знаю где их взяли немцы, но форт стали освещать именно они. Артиллерийский обстрел не прекращался ни на минуту. Наступило утро последнего дня обороны…

Гаврилов не находил себе места, нервно меряя шагами каземат. Даже спокойный Касаткин не выдержал:

– Ну что ты мечешься, командир? Форт держится, причин для беспокойства нет…

– Чувствую я, Константин Фёдорович, что немцы что-то задумали… Слышишь? – и артобстрел прекратился.

Действительно, стало слишком тихо. Касаткин недоумённо пожал плечами:

– Может, сдаться опять предложат?

– Не думаю, капитан, не думаю…

Тревожную обстановку прервал зуммер телефона.

– Гаврилов! – схватив вперёд меня трубку, представился майор.

Выслушав говорившего, он медленно опустил её на аппарат:

– Коломиец звонил. Его наблюдатели слышат гул самолётов. Похоже, бомбить нас идут…

Мы прислушались. Ничего.

– Может, мимо летят? – предположил начальник штаба, – С чего ты взял…

Чудовищной силы взрыв качнул каземат, не дав договорить капитану. За ним – ещё один, и ещё. Мы упали на пол, закрывая головы руками. Я насчитал шесть попаданий. Сомнений не было, – немцы начали бомбить Восточный форт. Вал устоял, но ощущения внутри казематов были не из приятных. Вновь раздались звонки телефонов: сначала одного, затем второго. Командиры рот докладывали, что потерь не имеют и запрашивали дальнейших указаний. Готовиться отражать очередную атаку, – так звучал приказ Гаврилова.

На этот раз, обходить позиции отправились все вместе. Бойцы, пережившие первую в их жизни бомбёжку, в основной массе своей находились в прострации. Подбадривая их, мы двигались в сторону роты Коломийца. Напротив лазарета, в коридоре, сидела Абакумова, зажав уши руками. Между пальцев у неё текла кровь. Касаткин бросился к военфельдшеру, спрашивая, не ранена ли она? Помотав головой, та что-то тихо ему ответила. Контузия. Оставив начальника штаба, мы с Гавриловым бросились дальше. У Коломийца всё было под контролем: он расставлял бойцов у амбразур. Убедившись, что правый фланг обороны вполне дееспособен, быстрым шагом отправились через потерну к Домиенко. Бежать нельзя, ибо вид бегущего командира вызывает в рядах бойцов панику. Добравшись до казематов внутреннего вала, увидели лейтенанта, руководящего обороной вверенного ему участка. Здесь тоже всё в порядке.

Осталась рота Зульфугарова. Ей досталось больше всего: завалило один из казематов, в нескольких треснул и частично осыпался потолок. Пыль, крики, мат… Несколько бойцов, обдирая в кровь руки, лихорадочно разбирали нагромождения кирпичей, пытаясь вытащить из-под них своих товарищей. Как оказалось, четыре из шести авиабомб разорвались именно над этим участком обороны. Множество раненых, убитых. Все, включая Зульфугарова, получили контузии. Сам лейтенант лежал сейчас без сознания, командование в свои руки взял старшина Павленко. Среди хаоса и неразберихи, раздавался его зычный голос, отдававший распоряжения о выносе раненых и требовавший красноармейцев вернуться к амбразурам. Увидев Гаврилова, старшина доложил, что рота понесла потери, количество пока не уточнено. Тем не менее, боеспособность не потеряна и личный состав готов к отражению атаки гитлеровцев. Майор выслушал рапорт Павленко и приказал принимать тому руководство ротой.

– Держитесь, – сейчас немцы опять в атаку пойдут! Что с пулемётами?

– «Максима» вместе с расчётом завалило, – похоже, всё, кранты. Остались только два ручных!

– Чёрт подери! – с досадой выругался Гаврилов, – Ладно, отбивайтесь пока тем, что осталось. Будет совсем туго, – докладывай. Со связью что?

– Телефон там остался, под обломками, – махнул рукой Павленко в сторону обвалившегося каземата.

– Значит, посыльного пришлёшь. Давай, старшина, действуй! – хлопнув того по плечу, закончил Гаврилов. Мы посторонились, пропуская бойцов, тащивших на плащ-палатке охающего раненого с неестественно вывернутой ногой.

– Немцы! – раздался чей-то дикий крик.

Не сговариваясь, бросились с майором к ближайшей амбразуре. Пыль, поднятая взрывами во дворе, почти осела. Со стороны домов комсостава, перебежками, двигалась немецкая пехота. Чуть позади, шёл танк, – трофейный Т-38. Подпустив атакующих метров на сто, – из казематов внутреннего вала открыла стрельбу рота Домиенко. Как по команде, в тот же момент, подключились и фланги внешнего вала. Слева заработали оба «ДП», захлопали винтовки. Немцы, поняв, что огонь защитников и не думает ослабевать после авианалёта, тут же отошли.

– Разведка боем? – вслух подумал я.

– Похоже на то, – внимательно наблюдая за отходящими фашистами, задумчиво произнёс Гаврилов.

– Прекратить огонь! Все в укрытие! – подал голос Павленко, призывая красноармейцев отойти от бойниц, – Остаются только дозорные!

– Сейчас опять обстреливать начнут, – пояснил он нам.

Действительно, как только последние фигурки отступающих немцев скрылись из вида, по форту вновь начала бить артиллерия и миномёты. Следуя по вздрагивающему от разрывов коридору, мы вернулись в штабной каземат. Касаткина ещё не было. Гаврилов схватился за телефоны, – звонил в роты, уточнял потери. Я, пользуясь случаем, копался в своей памяти, вспоминая время, в которое на Восточный форт прилетит двухтонная бомба. Вроде как, к вечеру. Именно темнота помешает немцам качественно зачистить казематы. Сейчас 9 утра. Значит, в запасе ещё есть несколько часов. Достав из планшета схему, стал думать, как лучше вырваться из Крепости после взятия форта. За этим увлекательным занятием меня и застал Гаврилов.

– Что это у тебя?

– Немецкий план крепости с расположением блокирующих частей.

– Откуда ты его взял?

– Начертил, – не подумав, ляпнул я.

– Не понял…

– Немец тот, в которого я вселился, – его работа. Правда, на сегодняшний день, обстановка могла и поменяться.

– Дай-ка поглядеть… – майор склонился над схемой.

– Вот, думаю, где лучше выходить.

– А что тут думать? Вот здесь, между Северными и Северо-Западными воротами проскользнуть ночью, – и на север, в Беловежскую Пущу.

– Так себе план.

– Обоснуй.

– Смотри: во-первых, ты сразу попадаешь в Брест, который сейчас наводнён войсками. Во-вторых, нужно пересечь вот здесь вот дорогу, по которой идут потоком воинские части, а потом, – ещё и железку. Немцев на этом маршруте, – как блох на бездомной собаке.

– Откуда они там возьмутся? Мост-то один, – железнодорожный!

– Уже не один. Немцы навели севернее крепости понтонную переправу и гонят через неё войска.

– Ну, если так, тогда остаётся это направление, – вот здесь, через южный городок. Чёрт, там у нас Варшавское шоссе…

– Именно. Пересечь его, – та ещё задачка.

– Да уж…

– Сдаётся мне, что идти нужно через Западный остров. Там и ждать нас не будут, и от города подальше. Переправиться на тот берег, сделать крюк и выйти к Бугу севернее. А уж оттуда, можно и в Пущу, но я бы пошёл на восток, догонять нашу отступающую армию.

– Пожалуй, да, – из имеющихся вариантов, этот самый лучший, – потёр подбородок Гаврилов, – Чем тебе Беловежская Пуща не нравится? Лес там, – что надо!

– А не нравится мне тем, что в этом районе, с самого начала войны, сидит в окружении очень уж много народу. Чуть ли не корпус, – точно не помню. И они пытаются всеми силами пробиться на восток. Немцы, естественно, оставлять в тылу такую группировку не горят желанием, поэтому там сейчас бой не на жизнь, а на смерть. Так что, пробиться сквозь боевые порядки фашистов и прорваться к нашим, чтобы снова оказаться в окружении, – так себе идея.

– Куда ни кинь, – всюду клин…