Старая крепость

– Да, рация в подвале, работает. Лейтенант Хольц жив…

– Отлично! – хлопнув меня по плечу, обрадованный взводный подхватывает свой автомат и устремляется к лестнице в подвал.

Буквально через несколько минут, Рауш появляется вновь. На этот раз он не один, а в сопровождении десятка солдат. Оказывается, там, в темноте, есть наши раненые, которых нужно вытащить. Буквально за полчаса, наш гарнизон пополнился ещё на шесть человек. Двое ранены легко, остальные тяжёлые. Среди последних, – и наш многострадальный Иоганн Грубер. Ему досталось и при падении с носилок, и осколками от гранаты. Он чуть слышно дышал, в сознание не приходил. Миномётчик так и остался бы там, среди перепаханной взрывами обожженной земли и трупов, если бы Рауш в темноте случайно не наткнулся на Иоганна и не расслышал его слабое дыхание.

Чуть позже, ночью, за водой уходят Вилли со Студентом. Они неплохо спелись – как будто всю жизнь друг друга знают. Примерно через час, все перемазанные кровью и пылью, возвращаются. Парням удалось проползти почти до здания погранзаставы, по следам нашего безуспешно пытавшегося прорваться отряда. Принесли восемь полупустых фляг, документы убитых и пулемёт. Говорят, русские тоже обшаривают трупы: чудом разминулись с ними. Судя по всему, защитники пытаются этой ночью вырваться: периодически взлетают ракеты и вспыхивает ожесточённая стрельба на Северном. Первая штурмовая у Трёхарочных ещё жива, – оттуда иногда доносятся очереди MG. У нас на участке тишина. Кстати, домик ксендза русские взорвали, так что Хуммельс с Букхаймом, скорее всего, навсегда остались там. Известие об их гибели воспринимается спокойно, – наверное, начал привыкать.

Сменившись, спускаемся вниз. Мне безумно интересно как умудрился выжить Рауш, но подойти и спросить у него не получается, – взводный спит. Решаю последовать его примеру и тоже принимаю горизонтальное положение. Слава богу, этот день наконец-таки закончился!

Остаток ночи проходит спокойно, а в пять утра начинается обещанный артобстрел. Земля содрогается от разрывов, но всё меркнет перед ударами артиллерии особой мощности, как называет её Хольц. Это 60-см мортиры, – я такую видел в музее, в Кубинке. Эти штуки выстрелили всего семь раз, но что это были за выстрелы… Я думал, – церковь сложится как карточный домик и нас всех похоронит прямо здесь, в подвалах. И это при том, что по нам ни одного попадания не было. Снаряды мортир разрывались слева и справа. От их взрывов ходила ходуном земля, в толстенных сводах потолка трескались и сыпались нам на головы кирпичи. Казалось, после такого обстрела от крепости останутся только дымящиеся развалины. Артподготовка продолжалась около двух часов. Несколько человек не выдержали и выскочили из церкви, скрывшись в облаках пыли и разрывов. Мы их не удерживали, – зачем? Обезумевшие от происходящего люди уже не были солдатами и толку от них…

Однако, как ни странно, вскоре мы увидели беглеца в звании лейтенанта. Хольц вышел наверх в сопровождении Рауша и двух сапёров. Они стояли рядом с нами на ступеньках лестницы, ведущей в подвал. Как я понял из их разговора, – у лейтенанта немного сдали нервы от сидения в окружении, поэтому он с двумя солдатами решил организованно попытаться вырваться из цитадели, прикрываясь артобстрелом. Рауш его не отговаривал, понимая всю бесполезность этого занятия. Пожав взводному руку, Хольц махнул рукой сопровождающим его сапёрам и они втроём выскочили из церкви. Как стало известно позднее, лейтенанту Хольцу и одному из его солдат удалось добраться до Южного острова и встретиться там с немецкими войсками. Но тогда, глядя на его удаляющуюся фигуру, мы этого ещё не знали, считая, что затея с выходом не увенчается успехом.

Обстрел стих внезапно. Над Крепостью воцарилась тишина. Но напрасно мы ждали звуков боя, – верного признака прорывавшихся к нам на выручку товарищей. Вспыхнувшее, было, оживление в подвалах, вновь сменилось унынием. Наверху всё по-прежнему: бесшумными тенями перебегают у окон дозорные, напротив главного входа дежурит пулемётный расчёт. Солнце уже давно встало и вовсю жарит укутанную дымом и пылью крепость. К запаху гари, пороха и сгоревшей взрывчатки начинает подмешиваться сладковатый запах разлагающихся трупов. Рюдигер страдальчески морщится, зажимая грязным платком нос:

– Боже, Макс, – это невыносимо!

– Вот он, – настоящий запах войны, Отто! Наслаждайся! – с трудом подавляя рвотные позывы, отвечаю я.

– Не смешно! Чёрт, и противогазов нет!

– Дыши ртом пока.

– А потом?

– А потом, – привыкнем…

– Да не хочу я привыкать! – взрывается Рюдигер, – К этому нельзя привыкнуть! Меня тошнит и вообще!

– Ты хочешь домой, к маме. Угадал?

– Да ну тебя! – Отто быстро сдувается и замолкает, тщетно пытаясь остановить зловоние своим носовым платком.

– Это хорошо ещё, что мы все трупы из церкви вынесли, – говорю я напарнику, – а то совсем грустно было бы.

Ещё ночью Рауш дал команду заняться этим и все погибшие красноармейцы перекочевали в ближайшие воронки. Мы с Рюдигером участия в выносе тел не принимали, поскольку стояли на посту. Внутри остались только немцы: их решили не трогать и оставили лежать в большом зале, вдоль стены.

– Смотри, Отто! – вскрикиваю я, протягивая руку в сторону Тереспольских ворот, – Похоже, это работа нашей артиллерии!

– Ох ты! – вырывается удивлённый возглас у Рюдигера, – а я сначала и не заметил!

Верхняя часть Тереспольских ворот зияла огромной пробоиной, а находящийся рядом с ними сектор кольцевой казармы был практически полностью разрушен взрывом. Примыкавший к нему барбакан тоже пострадал, но насколько сильно, – мы не видели: его загораживало здание казармы пограничников. Вот тебе и артиллерия особой мощности…

Пришёл взводный, поинтересовался как обстановка.

– Обстановка стабильная: русских не видно. Очень сильно достаёт трупный запах, господин обер-фельдфебель!

– Терпите, парни: от этого никуда не деться. Максимум что могу сделать, – меняться на постах каждый час.

– Господин обер-фельдфебель, – решаюсь задать мучивший меня вопрос, – а как Вам удалось остаться в живых при вчерашнем прорыве? Вы же в первых рядах шли…

– Случайность, Макс. Случайность… – внимательно оглядывая двор цитадели, ответил Рауш.

Хороший ответ, конечно, но я-то ждал подробностей. И переспрашивать, вроде как, неудобно… Однако, немного помолчав, взводный продолжил:

– Русские подпустили нас поближе и открыли огонь почти в упор. Бегущий передо мной Меркель упал, а я споткнулся об его тело и мы оба покатились в воронку. Очутившись внизу, попытался встать, но что-то сильно ударило меня по голове и я потерял сознание. Очнулся уже в сумерках, заваленный трупами. Дождался темноты, осмотрелся и пополз обратно, в церковь.

– Но почему не к мосту? – воскликнул Отто, – Вы же были рядом! Ещё немного, – и Вы бы вырвались, к нашим!

Взводный посмотрел на него и грустно покачал головой:

– Нет, Рюдигер… В Тереспольских воротах уже сидели русские. Да и как я мог бросить вас? Оставить взвод, а самому спасаться? Невысокого же ты обо мне мнения…

– Но ведь лейтенант Хольц…

– Отставить разговоры, Рюдигер! – Рауш метнул гневный взгляд на Отто, – Не тебе это обсуждать!

Отто испуганно вскочил и вытянулся перед взводным.

– Смотри лучше в оба и не проворонь очередную атаку русских! – строго глядя на Рюдигера, закончил Рауш и, развернувшись, направился внутрь церкви.

– Да уж… – протянул я, – Тактичность, – это не твоё.

– А что я такого сказал? – недоумённо спросил Отто, укладываясь рядом, – Рауш же остался с нами, а Хольц – сбежал!

– Ну, вообще-то, лейтенант, – приданный нашей группе артиллерийский корректировщик. И подчинённых у него, кроме бинокля, нет.

– А рация?

– Рация, – это средство связи штурмовой группы, к тому же она от нашего батальона. Плюс, – лейтенанта отпустил командир, то есть Рауш. Так что, формально, Хольц ничего не нарушил.

– Трус он, этот Хольц.

– Не сказал бы, – покачал головой я, – Когда мы сидели запертыми на хорах, вёл он себя достойно.

– Да? И почему же, тогда, этот достойный лейтенант сбежал, бросив нас?

– Появилась возможность, – вот и сбежал. Вот скажи: а ты бы отказался покинуть эти гостеприимные стены?

– Спрашиваешь! Я уже вторые сутки об этом мечтаю!

– Ну вот, – что и требовалось доказать. Ты просто завидуешь, – засмеялся я.

– Да ну тебя! – обиженно махнул рукой Отто.

Вскоре менять нас пришли Викинг с Кройцером.

– Господи, ну и запах! – сморщился Йенс.