Джунгли Блефуску. Том 2. Джонни Кишки Наружу

– И зачем он бабульку зарубил? Это ж такое грязное дело!

– Не знаю! Во дворе, небось, бельё вешала? Я этих ж… стых тварей каждый день во дворе видел! Кошатницы жирножопые! Развели везде грязь и заразу! То кошек разводят, то собак, то мышей! Всех жалеют, кроме соседей и своих детей! Ненавижу! Небось и эта тоже тоже кошек развела, блюдечки расставила, а Раскольникову пройти места не было! Вот он и стал точить топорик, вжик-вжик, чтобы расчистить свой двор и навести там должный порядок!

– В принципе, я тоже думаю, для удовольствия, кошки у неё были, но мало по нынешним стандартам, штук двадцать, не больше, но он потом себе причину отыскал – якобы из-за денег? Это он так сам себя оправдывал! Это он потом сам себе объяснял причину, чтобы очистить свою слегка запятнанную совесть! А потом запутался и стал путать причину со следствием, тогда-то ему стало понятно, что надо сдаваться, пока его самотёком не затащило в психушку!

– И сколько же он у бабули денег хапнул? Тыщь семьсот? Пожил хоть? Поехал куда-нибудь? Мир увидел?

– Да нет! Рубля три хапнул!

– Три рубля?

– Три! Не больше! Три-четыре! Может быть с мелочью, пять! Но мелочь он искал часа три и нашёл за иконами в ароматной бумажке!

– Так он не только бабульку зарубил, а потом ещё в её квартире мелочь разыскивал, шарил по всем углам? Обычно старухи в матрасах и подушках клады любят зарывать! Или в смывном бачке!

– Но в смывном бачке-прячут образованные!

– Самые образованные!

– Да!

– Пытливый мальчик!

– Вроде того!

– А эти что, необразованные были?

– Не очень! Процентщица и её свекровь! Что ты от них хочешь? Они конечно хитрые были, но сказать, что они были великого ума, я бы не решился! Так себе! Дуры набитые!

– Чего он шарил, я говорю?

– Шарил! Не буду отрицать, шарил! А чего шарил, когда там с самого начала было ясно, что ничего нет, не знаю! Может, какой секрет знал! Но не в этом дело! Может, он шарил от отчаянья и тоски! Может, для него не главное были эти три рубля, а главное – отвлечься, поиграть в какую-нибудь игру! Во! Главное не в том, зачем он шарил, потому что у старухи в её тёмной сиротской фатере было пусто, как не знаю где, как в жопе у индейца, можно сказать, просто шаром покати было, до того тоскливо, что лафа, и нечего там было шарить! В пустой ж… г… не вышаришь! Всё и так было яснее ясного! Главное, как он шарил! Главное там, в этой книге, в принципе – поиски истины, поиски собственного я, поиски своего амбивалентного эго! Все там чего-то ищут! Устремлённость к звёздам! Шараш-монтаж, короче! Шарь-не шарь, такого не вышаришь!

– Чего-чего?

– Поиски своего амбивалентного я! Своего уникума! Эго, нах! Эгонах!

– Ну, если каждый будет своё разыскивать своё эго, и этого уникума, рубая в каждом углу старух, то что же это будет? Кавардак и ж…! Полные-с! Да, полная ж… получиться! Это всякий захочет кого-нибудь кокнуть! Я бы полгорода перевешал! Всех чиновников, а впереди всех – губернатора! Одел бы его в парадный фитель, ордена бы ему нацепил, а если у него не было, наградил бы его сначала! И повесил!

– Ты пи… бол! Ты не видишь квинтессенции, Бак! Ты слеп, как Савл! То есть как Павл! Я их что-то непроходимо путаю! Ибо слеп я, как латук поносный, ибо глаз вытек, аки…!

– Аки поцер паюсный?

– Насме..й! Ты – слеп! Слеп, ибо узки ворота, ведущие в твой бедный ум! Ибо анус твой невелик, а дух сокрушён скорбями! Ибо пенис твой мал, а амбиции тлетворны! Ибо… Там в Иудее тоже была до Царя Гороха одна мутная история похлеще этой, потом расскажу!

– Ты уже месяц обещаешь рассказать мне всё про мормонские трусы, говоришь-говоришь, мол, всё расскажу про мормонские трусы и расскажу, растерзал мой мозг уже, и всё никак не расскажешь! Я тебе не верю! Это ты специально делаешь! Это ведь серьёзный вопрос, можно ли для общего блага уничтожить белку, какого-нибудь таракана или блоху, или бабульку, которая наверняка глупее любого таракана и гаже любого клопа, или слезинка в глазах этой блохи затмевает для тебя солнце! Скажи, затмевает? А… А тем более… можно ли в принципе прикончить мерзкую старуху!? Хорошо ли это?

– Можно! Знаю я этих старух! Мне бы, честно говоря, на многих старух топора было бы жалко тратить! Жалко топор на такое точить! Некоторых дустом травить надо бы! Но видишь, кругом конституция и закон на страже толерантности и заповедей! Нормальному человеку шелохнуться не дадут! У меня во дворе от кошководиц и Глистианок уже и не прошмыгнуть! Напердели так, что за миллениум не выпердить! Дым трубой! Да и сколько их по всей стране! Идеалистов остались считатнные единицы, всех извели и перевоспитали, а эти только размножились! Сколько их? Кошатниц по всех стране, блоховодиц этих, сумасшедших с крестами! Мильярды! Их как будто на конвейере печатают! Всех – давить!

– Мильяры нас нас тьмы и тьмы и тьмы попробуйте сразитесь с нами да арбалеты мы, да кошкодавы мы с расковыми но жадными глазами…

– Хорошо. Откуда это?

– Из школьной программы! Фосенка подарил!

– И зачем мне такая квинтессенция! Зачем? Не знаю! Я в этой стране хуже блохи, и мне не хочется, чтобы из-за ихней мутной фараоновской квинтессенции меня кто-то зарубил! Чем, кстати, этот Раскольников зарубил свою бабульку?

– Это не очень важно!

– Нет, важно!

– Простым топором! Тяп и – хана! Башка побоку! Хип-Хоп-Тяп-Тёп!

– Ну и как, истину-то он в конце концов внутри старушки нашёл, кой-как надыбал квинтессенцию?

– Сложный вопрос! Не знаю, как на него ответить! Понимаешь, когда он зарубил старуху и стал как угорелый бегать по углам в поисках трофеев, в другой комнате позади огромной горы галош и салопов он наткнулся на служанку старухи, Лизавету, которая у ней была типа приживала и теперича, убрав в квартере, дремала под телегой. Согласно плану она глухой была и не расслышала ни диких криков старухи, ни командорских шагов Раскольникова, ни грохота ящиков из буфета, которые он выбрасывал в окно, ни его громкого мата-перемата, ни треска, который раздался, когда он умывальником унитаз снёс! Ну и эта глухая ещё по хозяйству шустрила! В доме вообще почему-то одни глухо-немо-слепые идиоты жили! Насилуй, не хочу! Короче, ему ничего не оставалось, как зарубить и эту приживалку, тяпнуть её топориком по кадычку, чтоб напомнить кое о чём, а так как приживалкя была ещё и беременной, то получается, что он за один день, даже не мечтая о таком, зарубил сразу троих! Так сбываются все мечты!

– Хорошо! – говорит тут Бак, – Бог троицу любит! Семь тоже хорошее число! Слушай, а он раньше не мог сам обрюхатить Лизавету? Сам по-тихому обрюхатил, а потом, когда она стала его за зебры дёргать, так мол и так, плати мол, да плати, ненаглядный, деньги, а не то пожалуюсь старухе, у которой сын в филармонии работает сексотом, и в суде поэтому свой человек, засудят не… делать, он под видом должника и пришёл с топором сначала к старухе, а потом к Лизавете и зарубил их!

– Это мне в голову не приходило! Знаешь, у этих писателей, говночерпателей всё может быть! Такого говна наваляют – чёрт ногу сломит! Во всяком случае, я рад, что ответил на все твои вопросы!

– Я тоже рад! Надо и вправду классиков почитать! Может быть, там есть что хорошее!

– Нет, хорошего ни у одного там нет, но есть много такого ужасного, что лучше их не читать, если спать крепко хочешь! А то они все, эти писатели, от своих химер, бессонницей жуткой стражади, а я не хочу, чтобы ты от них этим заразился! А то сам впадёшь в бессонницу и тоже писать начнёшь! Конец тогда миру!

– Я подумаю! Только это не все вопросы!

– На сегодня – все! А иначе я не жилец!

– Мне сегодня было видение, вернее – сон! Странный сон, о том, как из подворотни на улице Кольцовской, там где союз Писателей, Детская художественная школа и Музучилище, из канализации, увешанные водорослями и мхом, выползли сразу три патриарха: Соломон, Морисей и Авраам, выползли и тут же стали махать метлой, поднимая кромешную пыль по всей улице имени Павла Морозова.

– В этом есть какой-то квант художественности! Ты сам видел, или тебе кто-то рассказал?

– Сам, дурила!

Тут на поляне появился святой отец, запыхавшийся не то от погони, не то от веса мешка, который он с большим трудом скинул со спины на землю. Там были не то рожки, не то кости.

Глава 16

Боги Джунглей

Отец Колумбарий был принят в дружную компанию за свой громовой голос и поношение святынь, которое он затевал, каждый раз напившись. Поп-расстрига, сильно престрадавший от церковной братии и даже изгнанный из её стройных рядов, теперь был не прочь отомстить бывшим коллегам за свои мучения!

Отступные ему сввиду прошлого сана мы сильно скостили.

Когда все сребреники были тщательно пересчитаны, только что выбранный Иуда смахнул их в мешочек, в котором всегда хранилась казна, завязал особым индейским узлом, который знал только он один и удалился играя ягодицами и напевая знаменитую немецкую песню «Янки-Дудль, лети а Ад».

– Ну и ж… же у него! Как у бабы! И это бомж называется!