Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»

– Не бал я, – неизменно повторял тот.

Икона лежала прямо перед ними на столе, среди кучи грязной посуды, вся облепленная комочками комбикорма. Сержант стоял у дверей в сенях. Рядом с ним в проходе тихо переминались с ноги на ногу озадаченные случившимся понятые. Николай с Дмитрием Кирилловичем ютились возле окна, не находя себе места и толком не понимая, что тут происходит. На их настойчивые просьбы отпустить их на электричку, участковый неизменно отвечал, что скоро и до них дело дойдет, пока же сидите, не суйтесь, а то живо окажетесь в отделении. Перспектива провести ночь в милиции не сильно радовала обоих незадачливых торговцев. Поэтому они сочли благоразумным не нарушать порядка проведения процессуальных, следственных действий, дабы не привлекать к себе лишнего внимания и без того озабоченного капитана, несмотря на то, что время прибытия долгожданного поезда неумолимо приближалось.

Наконец, местный шериф занес последнюю каракулю в протокол и предложил подписать его Ивану и понятым.

– Не смей, – неожиданно очнулась его жена, – Не смей подписывать эту гадость.

– Почему гадость? – возмутился участковый.

– Потому что это всё ложь и неправда, – заявила женщина.

– Вот тебе и раз. Ты же сама видела, где я её нашел, – указал Михалыч на икону.

– Мало ли, где, ты, её нашел. Ваня не мог её взять. Не мог, – стукнула она кулаком по столу.

– Мог, не мог, это уже не моё дело. Моё дело было найти. Я нашёл. Остальное пусть теперь другие решают. Кому это положено. Давайте бабоньки, ставьте свои подписи, – пригласил капитан понятых подойти к столу, – Вот тут, – указал одной, – И вот тут, – показал второй, – Подписывайтесь и можете идти. Свободны.

– Как же это, ты, Ваня, на саму Богородицу покусился? Ах, ты, изверг. Прости меня, Господи, – перекрестилась баба Тоня, – Детишек-то как жалко, – расписалась и чуть не плача вышла из дома.

– Дурак, – заключила Прасковья Петровна, – Дурак, он и есть – дурак, – поставила она свою размашистую подпись и удалилась с чувством честно выполненного долга.

– Извини, Ваня, придется мне тебя задержать. Уводи его в машину, – распорядился капитан.

– Арестовываешь? – переменилась в лице Клара, – А дети? А детей на кого?

– Не арестовываю, а задерживаю. Всего на трое суток, – пояснил милиционер, – Так положено. Понимаешь?

– А потом? – вскочила женщина на ноги.

– Суп с котом. Это уже не я решать буду, – как-то из под лобья, словно стыдясь самого себя, пояснил участковый, – Может, и отпустят, на подписку. Прокурор это решать будет. Чего зря, раньше времени, волноваться? Давай, Толик, веди его, обормота.

Анатолий махнул задержанному рукой, мол, пошли. Тот покорно поднялся и направился к выходу.

– Нет. Не пущу, – схватила его за рукав жена, – Ничего ещё не доказано. Не имеют права арестовывать. Садись.

– Клавдия, прекрати оказывать властям сопротивление, – укоризненно посмотрел на неё капитан, – Ну, что ты скандалишь. Сказано тебе, всего на трое суток. Обязан я это сделать. Понимаешь? Отойди в сторону. Не мешай. О детях лучше подумай. Всё. Прекрати.

Сопровождая свои действия подобными увещевательными выражениями, Михалыч с грехом пополам вытолкал сержанта с задержанным из кухни на улицу. Клавдия устремилась за ними следом, но уже не столь активно выражая протест против произвола бездушных чиновников.

* * *

– Дурдом какой-то, – оценил происходящее Николай, оставшись со своим другом наедине.

– Ничего не понимаю, – признался тот.

– Уже иконы начинают переть из церквей.

– Мужик, вроде, нормальный был. Нафига ему эта икона?

– Мне сразу он не понравился. С этой его дурацкой историей про какого-то Змея.

– Зачем тогда с ним пошёл?

– Так просто. Скучно было сидеть.

– Может он её и не пёр.

– Тогда откуда она у него?

– Фиг знает. Может, подкинули.

– Зачем?

– Фиг знает.

– Чёрт, вот, влипли. Ещё на электричку опоздаем. Вообще писец будет. Где ночевать будем? На улице? – нервно заходил Николай по кухне.

– И что этому менту от нас нужно? Почему он нас не отпускает? – поинтересовался Дмитрий Кириллович.

– Хрен, его знает. Прибодался, что я этому паразиту в морду заехал.

– Так это, ты, ему глаз подсветил? За что?

– За всё. Лажа всё оказалась. Нет там ничего. Нет никакого Змея. Одно дерьмо кучами, – эмоционально пояснил рослый товарищ, – Все кроссовки измазал. Представляешь? Адидас! Всё. Напрочь. Урод. Придурак. Ещё и вором оказался.

– Что значит измазал?

– То и значит. В хлам. Полностью. Пришлось выкинуть. Там этого дерьма оказалось по самую крышу. Он меня в самое дерьмо сунул. Я его чуть не убил там, на месте, – неожиданно признался Николай.

Вернулся участковый. Молча прошёл, уселся на своё место, достал из папки чистый лист бумаги.

– Ну, давай, рассказывай, – кивнул головой рослому парню, тут же усевшемуся при его появлении на табурет.

– Что рассказывать?

– Всё рассказывай, – уточнил милиционер, – Как тут оказался? Зачем? Почему в лёс пошёл? Ну, и так далее.

– Послушайте, уважаемый, – вклинился Дмитрий Кириллович, – Про всё рассказывать, времени не хватит. У нас электричка скоро уйдёт. Если мы на неё опоздаем, где нам тогда ночевать прикажете? На улице? А если с нами что-то случится? Кто отвечать будет?

– Значит, так, умник, давай, погуляй на улице. Будет надо, я, тебя, позову, – пресек его местный шериф, – Что сидишь, глазами хлопаешь? Пошёл вон, я сказал.

– Вы мне грубить не имеете право, – заметил Дмитрий Кириллович.

– Я сказал, вон пошёл. Будет он мне тут права качать, – гаркнул на него участковый, – Живо, давай, пошёл!

Пришлось маленькому человечку гордо удалиться.

– Ну, давай, рассказывай, – вновь обратился милиционер к Николаю.