В канун очередного матча мы снова стоим на коленях. В раздевалке тишина и лишь глухой шум с трибун зазывает нас на поле. Отец Тихон, держит большой деревянный крест и шепчет молитву. Он подходит к каждому, давая прикоснуться к кресту губами. Игроки послушно выполняют ритуал. Кривоножко, Субботин, Чича, все поцеловали крест. Я тоже это сделал. Следующим был Руфус. Африканец покорно стоял на коленях. Гордо держа ровную осанку, он походил на монумент. У угрюмого черного лица замаячил деревянный крест. Руфус не спешил его целовать.
«Целуй» – приказал Тихон. – «Только так бог услышит наши молитвы». Руфус не двигался. Своенравный язычник не разделял проходящего обряда. Не желая проявлять больше гибкости, он замер как истукан, отказываясь целовать крест.
«Целуй крест, безбожник!» – настаивал Тихон, смотря на него сверху вниз. – «Ибо без веры нам не достичь побед».
Руфус не реагировал. Тихон проявил силу и попытался завершить обряд, но оказанное сопротивление не позволило этого сделать. Руфус оставался непреклонным. Он вскочил на ноги и смотрел на духовника глазами хладнокровного убийцы. Их взгляды сцепились в схватке. Толстая, облупленная мозолями, ладонь вонзилась в щеку темнокожего футболиста, оставив на ней румяный след. С налитым от гнева лицом Руфус выскочил из раздевалки.
«Мракобес!» – кричал вслед разъяренный Тихон. – «В безверии наша слабость. Нас сглазили!».
Мы потянулись к выходу.
«Стойте!» – Сказал он. – «Снимите футболки».
Мы переглянулись. Услышанное вызвало изумление. Но спорить никто не решился, еще попрут из команды не дай бог. Пришлось подчиниться. Он заставил вывернуть футболки наизнанку и снова надеть их. Так мы должны были выйти на поле и перевернуть игру.
Впервые я обрадовался, что не попал в состав. Выставлять себя на посмешище перед тысячами зрителей, было выше моих сил. Но даже вывернутые наизнанку майки не сняли наложенных на нас проклятий, которые безустали сыпались с трибун после очередной неудачи. Да, на этот раз мы обошлись ничьей, которая не сильно отличалась от провала. Кривоножко с ненавистью смотрел в сторону руководства, ощущая себя клоуном, вышедшим на потеху толпе.
От победоносной команды осталось одно название и вывернутые наизнанку футболки. Внутри коллектива кишели змеиные битвы, где каждый был сам за себя. Даже истово верящий в способности отца Тихона президент, засомневался в его божественной силе.
Испытывая смешенные чувства, я прогуливался по лесу, недалеко от спортивной базы. Июнь во всей красе демонстрировал прелести расцветшей природы. На лужайке виднелась чуть заметная темная фигура. Это был Руфус. Мы не виделись с тех пор, как он удрал из раздевалки. Он сидел у озера, насвистывая неизвестную мелодию, насыщенную африканскими ритмами. Большие влажные глаза устремились к небу.
– Не расстраивайся. Везде свои причуды. – Сказал я.
– Я не верю белому шаману, он шарлатан – Ответил он, приглашая сесть рядом. – В Африке у каждой команды есть свой шаман. Некоторые из них настоящие волшебники, способные видеть и изменять будущее, но есть и проходимцы. Один шаман требовал от нас помочиться прямо в центре круга. Он говорил, что огненной струей мы отпугнем злых духов. Мы послушались. Вышли на поле, встали по центру, достали сосиски и запустили процесс».
– И что? Выиграли?
– Нет. Нам засчитали техническое поражение.
– Видать у вашего соперника оказался более сильный шаман.
– Нет, это наш шаман шарлатан. Но есть и другие. – Он разжал пальцы. На ладони лежал амулет.
– Что это? – спросил я.
– Это мой оберег. Он уже неоднократно помогал мне преодолевать трудности. Если закопать его у ворот соперника, то мы обязательно забьем. Если зарыть у своих, то ничего не пропустим.
– Дай его Субботину. Он не любит пропускать.
Руфус умолк. Пристальным взглядом он пытался забраться мне в душу, чтобы понять, кто я ему: друг или враг? Стоит ли делиться со мной сокровенным. Или же я, как и другие, потом буду смеяться над ним. Видимо, получив ответ, он улыбнулся.
– Зря ты так. Шаман обладает невиданной силой. Несколько лет назад в Конго во время игры молния ударила в стадион и все игроки приезжей команды упали замертво, а на хозяевах не было и царапинки. Ты думаешь это не происки шамана? Я верю в магию и ее чудеса. Но белый шаман врет, у него иные цели. Он не владеет магией и цирк с футболками это подтвердил.
Далекий от магии и прочих чудес, я молча слушал его рассказы. То, что для Руфуса было чудом и колдовством, я относил к обычной случайности. Победы, поражения, удачи и неудачи, это не награда или кара за какие-либо поступки, а лишь банальное стечение обстоятельств. Мой африканский друг был совершенно иного мнения, но спорить с ним я не хотел. Какой в этом смысл?
Глава 14. Честная игра
Тучи сгущались. Череда неудач окончательно расколола команду, выбив из нее остатки боевого духа. От былой уверенности не осталось и следа, а некогда авторитетный тренер стремительно терял позиции после каждого матча. Академический подход немецкого специалиста с самого начала не вызывал восторга у привыкших к упрощению игроков. Сложные схемы с постоянным высиживанием на тренировках требовали усидчивости и концентрации, которой у многих из нас отродясь не было. На волне побед мало кому понятные построения и расчеты, регулярно выводимые на схематической доске, вызывали как минимум молчаливое одобрение. Но когда удача от нас отвернулась, гениальность тренера начинала казаться иллюзией.
На правах неформального лидера и главной звезды, знамя революционера поднял Вячеслав Кривоножко. С самого начала он терпел строй немецкой дисциплины и долгих тактических разборов. Он хотел играть, показывая свое мастерство, чтобы поскорее реанимировать карьеру. Поначалу, с учетом сильных позиций приглашенного тренера, хохол вынужденно мирился и держал недовольство подальше от сторонних глаз. Но складывающаяся ситуация развязала его руки и с каждым днем, число его сторонников стремительно росло.
Черная полоса наступила и для руководства. Сотрудники милиции перевернули верх дном каждый офис завода, пытаясь найти улики. Семья Сафоновых превращалась в главного подозреваемого в деле о резонансном убийстве. Алексей Александрович стойко воспринимал удары судьбы, категорически опровергая все обвинения. Казачья удаль руководителя клуба не спасла его от домашнего ареста. Изоляция в четырех стенах просторного особняка довела его до депрессии, что непременно сказалось и на качестве нашей жизни.
На протяжении полутора месяцев мы не получали никаких денег. Я уж не говорю о бонусах, полагаемых за победы. Тем более, что побед в последнее время было не много. Но даже положенных окладов нам никто не платил. В воздухе веяло безнадегой. Недовольство росло с каждым днем, создавая плодотворную почву для бунта.
Каждое поражение становилось все более странным. Кривоножко, получивший ярлык на право выхода в основе вне зависимости от воли тренера, откровенно сливал игры. Стягивая на себя одеяло игры, он регулярно губил создаваемые моменты, рушил остатки командного микроклимата и словно якорь тащил нас на дно. Тренер, как капитан Титаника, меланхолично стоял у мостика, наблюдая за тем, как морская пучина медленно пожирает судно.
Я всегда и искренне любил футбол. Пока ты уважаешь игру и ее правила, она будет отвечать взаимностью. Предавать игру, специально сдавая матчи, было не в моих принципах. Даже у самого скромного игрока должны быть правила чести, которых необходимо придерживаться. С детства я ненавидел проигрывать, даже помню как однажды, проиграв в настольный хоккей, выгнал одноклассника, не справившись с нахлынувшей от досады истерикой. С возрастом я сумел подчинить эмоции, но мириться с поражениями не мог. Честное отношение к игре должно быть во всем. С ней, как с женой, нужно быть всегда рядом, вне зависимости от того, в радостях мы или в горе. Неважно, выиграю я или проиграю, главное, чтобы это было честно и по делу.
Сомнительные поражения дали лишний повод для новой стычки с Хохлом. Число его сторонников существенно возросло, но, к счастью, и я не оставался в одиночестве. Руфус Занга, Андрей Суворов, Аршак и Суббота были солидарны с моей позицией. Для некоторых из них Пегас был витриной, с помощью которой можно показать свои лучшие качества. Но кто их увидит, если стекло витрины безнадежно покрылось пахучей пылью? Кривоножко требовал отставки тренера.
– Дни фашиста сочтены. – Говорил он в раздевалке, после очередного бездарного матча.
– Это не тебе решать. – Неожиданно дерзко возразил Суворов. – Таких как ты не должно быть в футболе. Ты кого из себя возомнил? Ты специально нас тянешь на дно.
Стоило проиграть пару матчей, что бы некогда затихшие конфликты разгорелись новым пламенем. Хохол вскочил с места, и словно бешеная собака, схватил за рукав Суворова. Будучи в два раза крупнее парнишки,Кривоножко мог вбить его в пол. Андрей не стушевался и на этот раз собирался дать отпор. Череда поражений довела его до отчаяния. В то время, когда он отдавал все силы, чтобы порадовать родные трибуны, Кривоножко сподельнгиками обрекали его на позор. Он чувствовал себя морально избитым и физическое избиение уже не так пугало его.
– Ты позоришь наш клуб. Ты обрекаешь каждого из нас на репутацию продажного жулика. Ты сдаешь матчи. – Кричал Суворов. Слюни брызгами вылетали из рта, а вытянутый указательный палец разрезал воздух словно шпага.
– Ты думай, что говоришь, сопляк! – Сказал Кривоножко, упершись в него лбом. – Матчи я сливаю? Ты сначала это докажи!
– Да что тут доказывать? И так все понятно. Мне стыдно после игр матери в глаза смотреть. С друзьями вместе по улице гулять. Это ты приехал, срубил денег и ушел. А мне здесь жить.
– Еще одно слово и я тебе врежу.
Кривоножко навис над парнем, как покосившийся бабушкин шкаф. Демонстративным замахом он отвел кулак в сторону. Игроки с трепетом следили за начинающейся заварушкой. Я пристально смотрел на зависший в воздухе кулак, готовый влезть в драку. Я не собирался давать в обиду юнца, перед зазнавшимся футболистом. И обязательно бы вступился. Но, проявленная Андреем храбрость, заставляла меня ждать.
– Бей, Слава. Все равно промахнешься. Ведь так? – Сказал Суворов с унизительной иронией.
Слава не ударил. Он толкнул. Суворов отлетел на несколько метров и ударился затылком о шкафчик. Я схватил Хохла за шкирку, мы снова сцепились как псы. И порвали бы друг другу глотки, но включившиеся в процесс футболисты разорвали наши объятья. Ухо горело, будто его надрали в честь юбилея. Нас крепко держали и мы не могли вновь сцепиться. Запыхавшийся и злой, я смотрел на взлохмаченное лицо Кривоножко с нескрываемой лютой ненавистью.
– Предатель. – Плюнул я в его сторону, но не попал. – Ты позоришь наше честное имя.
– Какое имя, старичок? Тебя уже давно все забыли. Твое дело помалкивать и сыпать песком. Я же ради вас, ублюдков, стараюсь, что бы вы могли своим женам платья купить и на детей памперсы натянуть. А вы суки неблагодарные еще что-то вякаете. Да ты даже в основу попасть не можешь, и что-то пытаешься мне предъявить. Для начала выиграй что-нибудь, а потом поговорим.
– С тобой нам точно ничего не выиграть.
– Дни фашиста сочтены. Я лишь помогаю скорее решить эту проблему. И ты, старичок, здесь тоже будешь не долго.
Глава 15. Жидкие деньги
Череда поражений и сомнительная игра Кривоножко не вводили меня в депрессию, так как отсутствие денег. Задержки с выплатами, на фоне периодических звонков обеспокоенного Марселя, покрывали покрашенные мною волосы новым слоем седины. Я всерьез переживал за будущее, за безопасность сына и бывшей жены. Любезные угрозы Марселя имели страшную силу, недооценивать которую мог только глупец или мой друг Валера. Бывший друг. Я же относился к ситуации с полной серьезностью, а нависшие над семьей Сафоновых проблемы могли превратить в трагедию и мою жизнь. Совершенно неожиданно, я начал понимать Кривоножко. Противная мысль захватывала сознание, не оставляя меня в покое. Протест киевской выскочки становился не таким уж и глупым в свете того, что нас и дальше кормили завтраками с обещаниями выплатить зарплату. Козлов заверял, что все хорошо, но по его залитым водкой глазам было видно, что это совершенно не так.
Из газет и телевизора ежедневно приходили вести о том, что Алексея Александровича и его отца вот-вот посадят за решетку. И лишь толстые, еле втиснувшиеся в монитор, рожи дорогих адвокатов заверяли, что все это инсинуации, а настоящие виновники разгуливают на свободе, угрожая убить их подопечных. Меня мало волновала правда закручивающегося вокруг нас детектива, но отсутствие денег и туманность перспектив лишали крепкого сна.
Ситуация оставалась скверной. Депрессия и страх холодной вязью закрадывались прямо в душу. Если бы не Суббота, я бы уже наверное сошел с ума. Он стоически воспринимал удары судьбы и лишь пропущенные мячи мешали этой гармонии.
Теплым июньским вечером, после очередной утомительной тренировки, мы по привычке сидели в комнате. Я смотрел телевизор, а Суббота с непринужденным видом, облокотившись спиной на стену, задумчиво листал журнал. В дверь постучались, и внутрь вошел Козлов. Командный кризис оставил отпечаток на его круглой физиономии, которая из-за понурых стеклянных глаз и отвисших щек, больше походила на лицо бультерьера.