Исповедь изумленного палача

Иногда жизнь лихо организует невероятные совпадения. У Артема Ивановича с аргентинским вояжером имелись давние личные счеты. Во-первых, в незапамятные времена молодости они были сослуживцами и даже дружили семьями. Во-вторых, уже утвержденная командировка Артема Ивановича и Маргариты Генриховны в Соединенные Штаты с шумом накрылась из-за предательства бывшего коллеги. А главное – после побега он сдал четырех блестящих сослуживцев Артема Ивановича, долгие годы работавших под глубоким прикрытием.

Двоих из них – супружескую пару – мучили и убили в турецкой тюрьме. Другую супружескую пару обменяли после пяти лет нахождения в пакистанском застенке. Муж через два месяца умер от инфаркта, жена пережила его на полгода и угасла от горя. Вот такой накопился счет у южноафриканского резидента к аргентинскому туристу.

Обо всем этом станет известно потом. А пока все было просто, хотя захватывающе интересно.

Артем Иванович свел меня с неулыбчивым бледным красавцем – Кириллом Вольским, с которым пришлось обсудить всю операцию по минутам. Была даже репетиция в гараже посольства, где отрабатывались варианты крепления черного блока к днищам автомобилей разных марок.

Вольский был высоким блондином с почти идеальными чертами бледного лица и равнодушными глазами. Молчаливый, глядящий всегда как-то мимо собеседника.

Позже мне удалось распознать некоторые из его повадок при общении с почему-либо интересными ему людьми. Например, после молниеносного взгляда, охватывающего визави целиком, глаза Вольского уходили в сторону. Но этого фотографического снимка хватало для оценки и запоминания.

Окончательно утвержденный план действий в аэропорту оказался подозрительно простым. Подняться на третий уровень парковки аэропорта и кружить, пока не найдется белая Camry № 725. Остановиться на позиции прямого ее обзора и доложиться куратору Вольскому.

Следующий этап посложнее, но тоже не бог весть что. Выданный мне GPS представлял собой компактный плоский блок с магнитными полосами для крепления к днищу. Теперь надо было выйти из машины и независимым шагом, везя за собой чемодан, пройти мимо Camry. Удостовериться в отсутствии случайных наблюдателей. А главное – учесть камеры, схему которых передал мне бледный красавец. И понять, с какой стороны можно подлезть под машину, минуя всевидящее око.

Итак, началось: вышел из машины, прошел мимо багажника с цифрами 725, увидел камеру на столбе слева. Подошел справа, на удивление легко прикрепил блок под водительским креслом праворульной машины – они в Южной Африке, вслед за Британией, все такие. Остался собой доволен и вернулся в свою машину. Доложился Вольскому, получил в ответ неясное бурчание и стал ждать появления клиента.

Потянулось ожидание. Меня переполняло самодовольство: все-таки я молодец, реальный 007, даже немного лучше.

Тем временем в начале длинного прохода между машинами появился вроде бы тот самый тип. Средних лет, грузноватый, серебристая седина, очки в золотой оправе, застывшая улыбка иностранца. Нашел нужную машину, открыл багажник Camry и загрузил чемодан. В этот самый миг произошел мой переход в потусторонность с видением размозженной головы аргентинца. Но в данном случае видение сгинуло вместе с моим быстрым возвращением в реальность, с урчанием двигателя Camry, которая медленно попятилась, выезжая с парковочного места.

И тут раздался взрыв! Сам по себе он был не слишком мощным, но мне показался оглушительным.

Сказать обо мне «застыл на месте» – недостаточно и даже унизительно. Я не застыл, а заморозился. Остались только глаза – немигающие, как у замороженной камбалы. Они увидели продолжение.

Водительская дверь Camry громоподобно открылась, и окровавленный аргентинец вывалился на бетон спиной вперед. В ту же секунду появился человек в балаклаве. Вдоль его ноги свисал ствол с трубой глушителя. Человек спокойно подошел к скорченному аргентинцу. Выдержал классическую паузу – секунд пять. Поднял трубу, направил в голову клиента. Труба бесшумно дважды плюнула огнем, оставив вместо лежащей головы кровавую лужу.

Человек с глушителем исчез. Как я ни косил замороженным взглядом – его не было нигде. Зато все пространство парковки заняли рокочущие полицейские машины. Место взрыва и расстрела оградили лентами.

Реальность начала возвращаться ко мне после окрика полицейского офицера, который решительно махал руками, прогоняя всех с места преступления. Приключению пришел конец. Можно было дать по газам и исчезнуть.

Мое состояние в тот момент можно определить как полный анабиоз. Но замороженность не могла длиться вечно. По мере приближения к дому какая-то часть сознания обрела способность воспринимать окружающее.

Первое, что я с удивлением понял, – нарастающее ощущение личной ответственности за все, что произошло. Будто и не было оправданий, связанных с обманом насчет GPS и нежданной фигурой в балаклаве. Был только я сам: единственный и неповторимый исполнитель спектакля.

Но было и странное ощущение отстраненности, этакого птичьего полета. Словно я снялся в фильме, но не узнавал себя на экране. Если считать произошедшее воротами, то я вошел в них успешным, самоуверенным, сверху вниз смотрящим на окружающих, цокающим копытами породистым жеребцом, а вышел растерянным, бессмысленно моргающим, примитивным организмом с простейшими рефлексами.

Но была еще глубоко задавленная память, которая перенесла меня в прошлое, в определенное время и конкретное место. Там я стоял на коленях над растерзанным трупом рыжего. И точно так же видел себя со стороны, не веря в то, что все это я и все это со мной.

Путешествие во времени помогло быстрее, чем можно было ожидать, вернуться к действительности.

Подъехав к дому, я уже, казалось, мог адекватно общаться с Катей. Что было необходимым условием продолжения строительства ее личного Хрустального дворца, в котором Катя уже некоторое время проживала.

На стоянке у дома были припаркованы два автомобиля – неизвестный 500-й Mercedes и BMW генерала Грохота. На нижнем уровне располагался гараж, а на двух верхних – жилые комнаты, куда вела внешняя лестница, по которой я и начал неспешно подниматься.

На полпути наверх я по необъяснимой причине вскинул голову и встретился с внимательным взглядом стоящего на балконе Артема Ивановича. Я молча подошел и встал рядом. Из приоткрытых стеклянных дверей, из-за наших спин, доносились голоса Маргариты Генриховны и Кати. И два незнакомых мужских – должно быть, гостей из Mercedes. Я к ним не спешил. Звенящая тишина бессловесного общения с Артемом Ивановичем была сейчас важнее всего остального. Казалось, это «все остальное» и не существует.

А дальше произошло что-то вроде чуда. Разбитый вдребезги, я был накрыт той самой гипнотизирующей волной, исходившей от генерала Грохота. Она и помогла мне вернуться к временно потерянному внутреннему равновесию. Внешняя чувствительность еще не вернулась, но в тот момент это мало меня беспокоило.

Так начиналась моя двойная жизнь, жизнь-сокрытие. И в этой сокрытой жизни, где-то далеко впереди, уже мерещились вопросы, на которые у меня пока не было ответов.

Например, есть ли у меня чувство вины за произошедшее? Или я превратился в носителя племенного, а не собственного сознания? Может быть, все, что случилось, определено некоей высшей и непреложной волей? И от меня ничего не зависит, тут вообще никто ни при чем, и можно не напрягаться.

Артем Иванович не сильно удивился бы, узнав, что в этих рассуждениях досталось и ему. Как нежеланному свидетелю, знающему всю подноготную, все мое растерзанное нутро. Как Мефистофелю, искушающему под прикрытием дружбы, долга и ненависти к злодейству.

И все это – в полной тишине…

Завершилась сцена на балконе тем, что огромная рука Артема Ивановича едва ощутимо сжала мою руку. Сеанс гипноза, исторического для обоих участников, но незаметного стороннему глазу, завершился. Раздвинув стеклянную дверь, мы с Грохотом вошли в просторную гостиную нашего дома.

После поцелуев (нежного с Катей и приятельского с Маргаритой Генриховной), после рукопожатий с двумя другим визитерами (коллегами из главной конторы компании-работодательницы) настало время продолжения строительства Катиного Хрустального дворца. На этот раз его стены укрепились весьма правдивой историей о причине моего позднего возвращения, связанной с необходимостью срочного завершения доклада для международной конференции. А затем не удалось отвертеться от празднования дня рождения одного из сослуживцев. Да, все участники застолья дружно передавали Кате приветы.

Судя по лицу Артема Ивановича, цель была достигнута. Между прочим, два гостя представляли шикарный глянцевый журнал компании. Главный редактор и штатный фотограф договорились с нами о семейной фотосессии на следующей неделе: мероприятие, что ни говори, лестное. Поулыбавшись положенное время, оба гостя отбыли восвояси.

Остались только свои. Казалось бы, можно расслабиться. Но в воздухе висела напряженность, которую дамы связывали с усталостью своих мужей после раздражающе скучной офисной работы. И обе нисколько не сомневались, что способны это напряжение снять. Ведь им это удавалось многократно.

С Грохотом и мной дело было сложнее. Генерал еще не до конца уверился в стабильности моего состояния. А между тем мной все еще владел страх обнаружить перед Артемом Ивановичем истинные переживания и стремление слишком во многом разобраться.

Тем не менее вечер обещал быть прекрасным. И обстановка располагала. Гостиная, или, на языке западного мира, семейный зал – большой, очень светлый. С обширным обеденным столом и удобными креслами, из которых сидящий мог выбраться только с изрядными усилиями – а потому обычно тянул до последнего. Не менее удобный диван и изящный сервировочный столик. Внушительно выглядела и геологическая карта Южной Африки, занимающая всю длинную стену гостиной.

Мы с Артемом Ивановичем утопали в креслах, а Катя ловко перемещалась в пространстве, подавая напитки. Попытки Маргариты Генриховны помочь мягко пресекались. Артем Иванович с женой получили свой обычный виски, а я, к удивлению Кати, попросил стакан водки. «Абсолют» нашелся в морозильнике, а обсуждать мое неожиданное требование премудрая Катя при гостях не стала.

Маргарита Генриховна была прелестным созданием небольшого роста, с тонкими чертами неизменно приветливого лица и пышной копной светлых волос. При всем при этом она казалась неотъемлемой частью и продолжением Артема Ивановича, обыкновенно сурового и неулыбчивого. Маргарита Генриховна прекрасно чувствовала настроение собеседников и любила делиться с мужем наблюдениями. По мне, они были идеальной парой. Катя тоже была в восторге от обоих, потому что считала Артема Ивановича самым умным на свете, а Маргариту Генриховну – красивой и аристократичной. В свою очередь, Катя регулярно получала от Маргариты Генриховны высшую оценку ее собственной красоты.

Продолжая семейную традицию сравнительного анализа звезд мирового экрана с представительницами нашей семьи – как в случае сравнения Фатеевой с моей молодой мамой, – в момент знакомства с Катей меня сразило сходство с ней Стефании Сандрелли из «Соблазненной и покинутой» и нескольких других киношедевров.

Помимо этого сходства меня поразил в самое сердце и даже обездвижил сонм неотразимых молний, исходящих от всего, что было Катиной собственностью, – красоты лица, пышных черных волос, бездонных, завораживающе сияющих черных глаз, в которых немедленно тонешь без надежды спастись и в которых сосуществовали тайна, трогательность и абсолютное осознание собственной красоты.

Как показала наша совместная жизнь, Катя была способна менять образ своей красоты. Так, например, появился пробор в великолепных пышных волосах, который в комбинации со светящимися счастьем глазами после рождения нашей дочки завершал образ мадонны. Катины образы могли меняться в зависимости от ее настроения и отношения к окружающим. А это означает, что их, этих образов, могло быть без счета.

Скоро дамы отправились наверх обсуждать новые занавески в спальне. Наконец-то мы с Грохотом остались одни и могли говорить, а не молчать, как давеча на балконе.

Но повисла пауза, прерванная Артемом Ивановичем.

– Ты с успехом пережил неожиданную смену плана, и я тебя с этим поздравляю. Приказ пришел в последнюю минуту, и времени для согласования – сам понимаешь…

Опять пауза.

– Ты очень помог, и я уполномочен передать тебе высокую благодарность.

При этих словах Артем Иванович посмотрел в потолок, его ладони тоже развернулись к потолку, обозначая такие высшие силы, что и сказать нельзя. Я посмотрел туда же и перевел взгляд на генерала. Что тут положено говорить – «Служу России» или что-нибудь в этом роде?

Очередная пауза затянулась, и Артем Иванович сердито буркнул:

– Будем считать, благодарность дошла до адресата и осмыслена полностью. Все, забыли! На повестке более важные дела.

В связи с последними словами я представил себе мужика в балаклаве, но на сей раз с базукой или огнеметом, сметающим парковку аэропорта полностью. Я потряс головой, прогоняя видение.

Несмотря на то, что Грохот произнес все нужные слова, проясняющие произошедшее, оставалась недосказанность. Я чувствовал ее. Недаром же генерал отвел полувзгляд и как бы не к месту упомянул мою юношескую расправу над рыжим. Давал мне понять, что Красный снабдил его сведениями из старой папочки. И приключение в аэропорту предстало передо мной в новом свете.