Исповедь изумленного палача

В моих размышлениях о собственной ответственности за произошедшее, происходящее и грядущее не хватало важного звена. Я понимал, что моя косвенная, а возможно, и прямая причастность к смерти всех этих людей способна отравить существование. Но постыдное ощущение своего могущества и превосходства тоже никуда не девалось. Скелеты из прошлого соединялись с трупами сегодняшними. Много лет назад забитый кастетом рыжий. Расстрелянный в упор предатель в аэропорту. Изощренно, садистки умерщвленная сладкая парочка.

И я был причастен ко всем трем эпизодам. Чувство сопричастности даже вознаградило меня новыми ощущениями: внутренней силы, уверенности в справедливости произошедшего, душевного равновесия. Так в чем же дело? Откуда сомнения?

Был еще один выход: воспламениться духом, выразить свою ненависть ко всему этому. Именно ненависть как более высокую степень по сравнению с неприятием. Она единственная может привести к оправданию перед высшими силами, ну а дальше, может быть, и к прощению. «Пусть ярость благородная…» Аристотель определил катарсис как очищение человеческих страстей через трагедию. Вот только ярость по щелчку пальцев не вызывается.

В любом случае показывать свою растерянность Варе было нельзя. Потому, придав лицу равнодушное выражение, я решил выиграть время самым естественным для текущей ситуации способом – поцелуем, обрывающим всякие разговоры. А сразу после продемонстрировать собственную осведомленность, обозвав ее «полезных людей», с которыми она собиралась меня знакомить, английскими шпионами.

Это вызвало у Вари явное замешательство. Тогда я поинтересовался, платят ли «полезные люди» за нежную дружбу.

Варя ответила:

– Да. У приличных людей это называется благодарностью за информацию.

Все эти детали стали позднее предметом детальных обсуждений с Артемом Ивановичем. В какой-то момент начало казаться, что Варя – центр вселенной.

Но только я это мысленно сформулировал, как прозвучал тихий приказ Грохота:

– Срочно займитесь Семагами!

Заняться предстояло мне с Вольским, надо полагать.

А дальше все раскручивалось как маховик.

Супруги Семаго

Произошли еще две семейные встречи с Семаго – мужем и женой. На первой, приятной и спокойной, мы с Арсением, как всегда, обсуждали преимущества ушедшего в небытие СССР. Почитай, все бесплатно – и образование, и медицина. А пенсионное счастье! Но все перечеркнуло смертоносное вторжение в Афганистан. Без него успешные люди наподобие Арсения счастливо и без проблем дослужили бы родине до почетных отставок. А что теперь?

Вопрос из уст обычно спокойного Семаго звучал злобно и угрожающе. Ларчик открывался просто. Это история отечества, получается, виновата. А без нее Семаго нипочем не втравился бы во всю эту гнилую и опасную для жизни историю. Даже странно, что он так нервничает, не вчера же это с ним приключилось…

Катя и Полина Семаго уединились на кухне для обсуждения кулинарных секретов. Я нашел момент попросить жену выяснить у Полины причины взбудораженности Арсения.

А мужчинам нужно было сменить тему. Мне пришла идея натолкнуть Арсения на обсуждение его бывших коллег-дипломатов. Семя попало на добрую почву и принесло плод. Все посольские – мерзкие доносчики или жалкие бездарности, были развенчаны. Но в причинах состояния самого Семаго следовало разобраться безотлагательно.

Семья отставного советского дипломата казалась дружной, супруги с виду отлично дополняли друг друга. Взгляды на жизнь главы семьи были прямолинейно незамысловатыми. Такие люди обыкновенно идут к цели, не сворачивая. Прекрасное качество даже для дипломата, если оно сопровождается солидным весом и мощной инерцией.

А тихая и незаметная Полина придавала Арсению остойчивость и равновесие – как кораблю в море. Никакая заграница и дипломатический статус не поменяли ее кулинарных пристрастий: оливье по-советски, солянка и винегрет с квашеной капустой. Или манеры носить одежду: сумка и туфли одного цвета, дома – тренировочный костюм с наброшенным на плечи платком. Волосы заплетены в косу, на лице смущенная улыбка. И все это на дальнем плане, в тени мужа.

Семейная идиллия была бесцеремонно и подло нарушена. Причиной, конечно, стала женщина. И было очевидно, какая. Графиня Варя Смолоногова, затмившая своим роскошным явлением все, что окружало Арсения. Я как наяву видел ее хватку, намертво сразившую Семаго. Бедняге оставалось, словно лунатику-аутисту, исполнять желания Вари или даже намеки на эти желания.

О деталях приходилось только догадываться. Вероятно, Варины сослуживцы из MI6 снабдили ее полным досье на Семаго, где фигурировали и дядя – действующий адмирал, и несколько друзей юности – ныне высокие чины в военно-морском ведомстве.

Семаго был обречен. Но мне пока оставалось непонятно, зачем, по большому счету, Варя в это ввязалась. Деньги? Безусловно. Но возможность шантажировать адмиралов или использовать их в каких-то других играх могла оказаться важнее денег. Так или иначе, Семаго обеспечил все возможное и невозможное для реализации сделки в Москве. Участников определили и проверили, одобрение на все этапы было получено, финансовая поддержка гарантирована.

А потом всех участников событий накрыла буря в виде прилетевшей для заключения сделки Вари. Процедура прошла без малейших задержек. Заключение сделки с иностранкой прятало, как думали простодушные моряки, все концы и фалы в воду – их родную стихию. Блистательная Варя была лицом сделки, а Семаго, ее организатор, для московских начальников оставался никем.

Детали инструкции, полученной Варей от Артема Ивановича, были известны только ей. Но я знал, что общение с Арсением Варя долго умудрялась удерживать на романтической дистанции. Типа вот-вот все должно произойти, только высокий стиль отношений мешает. Созревший плод слаще, долгая прелюдия распаляет желания.

Конструкция вдруг стала разваливаться – стремительно и неподконтрольно. Вольский зачастил к нам в гости, всякий раз совпадая по времени с четой Семаго и задушевно с ними беседуя на разные темы.

В один из таких дней произошла неприятная сцена между Арсением и Полиной, зловещий смысл которой выяснился некоторое время спустя.

Семаго остались одни на балконе, и все услышали явственный звук пощечины. Арсений появился в комнате, держась за щеку. Полина тоже появилась и глядела на мужа с ненавистью. Катя быстро увела Полину наверх, а мужчины втроем налегли на выпивку.

Напряжение, однако, продолжало нарастать, поскольку причины конфликта между супругами были непонятны. Впрочем, я догадывался, что Арсений к этому времени был уже готов принципиально поменять свою жизнь. Как можно было сравнить прекрасную комету по имени Варя с нелепой тряпичной куклой по имени Полина! Очевидно, Арсений наконец добился от Веры близости – и это затмило его сознание так безнадежно, что предотвратить выяснение отношений с женой уже не представлялось возможным.

Интересно было наблюдать и за Вольским. Похоже, ничего случайного в этой ситуации не было: отношения между Варей и Арсением разрешились долгожданной постелью именно тогда, когда планировалось. Теперь Арсений как бы поступал в распоряжение Вольского. И что с подопечным будет дальше, было известно ему одному.

Окончание истории было настолько нереально кошмарным, что я позднее запрещал себе о нем не то что думать, а даже мельком вспоминать.

Черными вестниками оказались Артем Иванович и Маргарита Генриховна. Сообщение носило самый общий и максимально деликатный характер: «Семаго трагически погибли».

«Да ладно!» – подумал я. Катя тихо заплакала и предположила автокатастрофу.

Деталей Грохоты пока не знали, но обещали выяснить. Я, впрочем, в деталях не нуждался, прекрасно все поняв и найдя способ продемонстрировать это Артему Ивановичу: сжал его руку до побелевших костяшек пальцев. При этом мы оба подбадривающе улыбались своим до слез расстроенным женам.

Когда первая волна неприятия трагической новости прошла, мы с Артемом Ивановичем оставили жен, с пристойно скорбными лицами уселись в генеральскую BMW и с ревом стартанули в сторону квартиры погибших.

Во дворе дома мельтешили полицейские в форме, узнаваемые посольские и какие-то другие неясные люди в штатском. В квартиру пускали далеко не всех. Но Артема Ивановича как высокопоставленного дипломата, уровню которого соответствовала должность резидента, и меня как его сопровождающего допустили без лишних вопросов.

Второй секретарь посольства исполнял роль экскурсовода и старательно вводил в курс дела прибывшего генерала. Перечисление фактов выглядело следующим образом: была найдена записка Арсения, адресованная Полине, в которой он сообщал жене, что уходит к другой женщине, которую страстно полюбил и ничего не может с этим поделать. В конце фигурировало что-то вроде «прости, если можешь».

А дальше – полное отсутствие ясности в последовательности событий. Кроме финальной сцены, разумеется. Арсения нашли в кухне с многочисленными колото-резаными ранами в области груди, рядом на полу лежали огромные портняжные ножницы, которыми Полина пользовалась. Она обошлась без записки и выбрала логичный для себя в этой ситуации конец, пустив пулю под подбородок.

Не совсем понятную, но трогательную деталь являли, вероятно, оставленные Полиной иконка Казанской Божьей Матери и догоревшая свеча на подоконнике.

Мы с Грохотом переглянулись. Во всем этом кошмаре был какой-то нереальный осадок, верить собственным глазам не хотелось. Но Артем Иванович нераспознаваемо тихо отдал распоряжения посольскому, коротко переговорил со старшим полицейским, и мы отправились обратно к ждущим у нас дома женам.

Ехали молча, в так называемой напряженной тишине.

Вдруг меня прорвало, и я совершенно неожиданно для себя прошипел:

– Е…ный урод!

Артем Иванович не проронил в ответ ни слова, продемонстрировав, как мне показалось, полное понимание накатившего на меня состояния.

Потом было письмо от Вари, удивившее меня теплотой и искренностью.

«Дорогой друг, ты должен простить меня, суетливую, за неожиданное для меня самой исчезновение. Какие-то события завершились, а какие-то недавно произошли, и все это требует моего срочного присутствия в Лондоне. Маму пристроила в очень дорогой дом для пожилых, где за ней присмотрят. Если вдруг и ты найдешь время ее там навестить, буду сердечно благодарна и безгранично признательна. Не смей меня забывать. Я этого не заслужила, хотя бы потому, что думаю о тебе с нежностью гораздо чаще, чем хотела бы себе позволить. Ненавижу всех этих кукловодов, которые роем вьются вокруг нас с тобой, хотя многие из них умеют быть приятными людьми.

Буду молиться за тебя и велю тебе молиться за меня. Ты никогда больше не встретишь такой женщины, как я. Сильно подозреваю, что и я такого, как ты. Я всегда буду незваным гостем в твоих снах и воспоминаниях. Прощай и думай о нас с тобой, как я – только хорошее.

Твоя В.С.»

Письмо Вари заставило меня взглянуть на все, что с ней было связано, другими глазами. Ушли цинизм и подозрения в расчетливости и продажности. Появились мысли о ее беззащитности и преданности. И сожаление, что не позволял таких мыслей себе раньше.

Завершающим событием в этой романтически кровавой истории был, как всегда, разговор с Артемом Ивановичем. Короткий и очень конкретный, не оставивший вопросов и сомнений.

Я был проинформирован о том, что там, наверху, нами всеми очень довольны. И будут просто в поросячьем восторге, если моя поездка в Северную Сан-Верде произойдет немедленно и окажется не менее эффективной, чем только что успешно завершенная история с Семаго.